Залог вечной молодости
Секс — моя жизнь
Игорь Мальцев: Я хочу, чтобы в блоге на «Снобе» был такой жанр, как беседа. Другое дело, что мы тут все взрослые люди и нам нечего уже друг другу объяснять, куда что засовывать, что сосать, а что лизать.
Самвел Аветисян: То, что ты говоришь, — это порнография, а секс — что-то совсем другое. Секс — это моя жизнь. Порнография — это наука, индустрия, это система получения удовольствия. Секс — это искусство больше по Фрейду. То есть для взрослых людей секс — это больше искусство, чем технология.
И.М.: Но я-то пытаюсь от тебя получить все время ответ на вопрос: вот мы, взрослые дяденьки, — куча детей, внуки, ответственности целая куча, семьи, с женами занимаемся сексом уже миллион лет и продолжаем это делать регулярно... и что, теперь не смотреть на других женщин? Официальная мораль, во многом питаемая лицемерной церковной моралью, говорит «НЕТ». Вот ты, отец, дедушка семьи, сиди и занимайся онанизмом, который, впрочем, тоже греховен, и от него вырастают волосы на руках.
С.А.: Секс должен быть секуляризирован. Мы — все еще жертвы этой религиозной отрыжки. Нам все время пытаются все эти попы и их идейные чекистские последователи внушить мысль, что секс — это грех. А я, наоборот, отстаиваю идею, что секс должен быть как чистка зубов.
И.М.: А ты не обесцениваешь ли таким образом секс? Подумаешь, чистка зубов, ты так договоришься до теории стакана воды. Мы это уже слышали от революционных девушек.
С.А.: Но это как раз для того времени и была попытка отделить секс, очистить его от этих религиозных бредовых идей. И это была попытка секуляризации общественного сознания. Но секс — такое здоровое начало, что к нему должно быть здоровое отношение. Мы же с тобой понимаем, что секс — это такое обоюдожелаемое занятие двух взрослых людей. Я только против некрофилии, зоо- и педофилии.
И.М.: А я еще против проституции. Вот не могу: тошнит. Ломает.
С.А.: Я против незаконной проституции, потому что тогда налоги не платят.
И.М.: А законная? Это замужество?
С.А.: Нет. Как в Голландии, вписанная в систему общественных отношений.
И.М.: С точки зрения общества — ради бога. Я говорю, что меня лично не устраивает институт проституции.
С.А.: Поэтому я и подчеркиваю: секс — это взаиможелаемое занятие. А если у одного на уме оргазм любой ценой, а у другого — только цена, тогда, в общем, такому сексу грош цена с эмоциональной и прочих точек зрения. Кстати, проституцией может быть и супружеский секс, если одна из сторон движима таким пошлым понятием, как супружеский долг. У меня все падает на «полшестого», как только я в сексе сталкиваюсь с понятием долга. В любом смысле. Это ужасно.
Настоящий супружеский долг никакого отношения к сексу не имеет. Это скорее забота о воспроизводстве, это выполнение обязательств по ведению совместного предприятия.
Секс — это физиология, общение. Это культура тела. Вот у Мишеля Фуко есть «История сексуальности» (я, к сожалению, прочел только первый том). Так он был отъявленным педиком и умирал от СПИДа. Правда, он этого не знал, что именно от СПИДа, но тем не менее к концу жизни он пришел к тому, что заботиться надо прежде всего о себе. Вульгарно излагая его мысль, «если каждый будет заботиться о себе, то всем будет хорошо». И там немаловажную роль играет забота о собственном сексуальном удовлетворении.
У нас же секс оболган.
И.М.: У нас — в смысле у русских?
С.А.: У россиян. Хотя в восточных культурах традиционных все еще более лицемерно. И в них все отличается от русской культуры только тем, что там смирилась с положением дел противоположная сторона — женщина. Мужчине можно все, женщине нельзя ничего. У нас, у армян, есть такая идея: «Когда я гуляю — это мы, когда она гуляет — это нас». Но там все происходит от другого, от того факта, что женщина — собственность мужчины и отчасти его честь.
Я-то сам — продукт уже давно не восточного общества. Я русский по духу, по культуре, иногда всплывают какие-то темпераментные атавизмы из глубин сознания, но я с ними борюсь.
И.М.: Хорошо, вернемся к околосупружескому сексу. Как оставаться сексуально активным и при этом не обижать своего партнера по браку или, как ты говоришь, по совместному предприятию?
С.А.: Ну, партнер должен быть таким же продвинутым, как ты. Партнер должен понимать, что ты заботишься о сексуальном удовлетворении, о физиологии, о собственном здоровье. Партнер по браку же не обижается, что ты чистишь на ночь зубы. Единственное отличие секса от чистки зубов в том, что это все-таки парное занятие.
И.М.: Ну, знаешь ли, чистка зубов не настолько психологически нагруженное мероприятие, как занятие сексом, да еще и с некоей третьей стороной.
С.А.: Психология, как и мораль, очень консервативна, и они все время будут отставать от жизни. Я думаю, было бы гораздо меньше проблем, если бы было правильное, адекватное отношение к сексу. Но, с другой стороны, если секс на стороне будет детабуизирован, то он сразу потеряет свою привлекательность во многом, свой шарм. Запретный плод и так далее.
И.М.: То есть ты не готов вместе со своей женой объявить себя открытым свингером?
С.А.: Нет, не готов, и не потому, что я не разделяю идеи свингерства. Просто психологически и физиологически мне ближе все-таки диалог, нежели коллоквиум.
И.М.: То есть ты не готов к открытому браку, а скорее так — к браку с приоткрытой дверцей?
С.А.: Я сейчас вообще не думаю о браке. Потому что, как ни банально это звучит, браки совершаются на небесах. Мне близка романтическая идея Платона, что люди были наказаны богами и разделены на половинки. И если ты нашел свою половинку, то ты счастлив. И половинка может быть только одна. Я вот против практики одного нашего популярного композитора: влюбился — значит, тут же женился, разлюбил — развелся. И так десять жен подряд. Вот это как раз отвратительная вульгаризация брака. Я уже говорил, что все-таки брак — это совместное предприятие по выращиванию детей, созданию очага.
И.М.: Хорошо, дети вырастут, а как же синдром опустевшего гнезда?
С.А.: Я надеюсь, что осень моей жизни мои дети не дадут мне встретить в пустоте, они буду нагружать меня уже своими детьми. То есть если дети — это капитал, то внуки — уже процент с капитала. Значит, правильно вложился. Меня спасает во многом ощущение того, что дети — это буквально мое продолжение.
И.М.: Да потому, что ты азиатское физиологичное животное! Не прохладный европеец, который выставляет детей в 16 лет из дому и продолжает жить для себя, а натуральный азиат, который обкладывается детьми со всех сторон. Хан Батый.
С.А.: Может быть, мне трудно судить. Но секс, получается, — это больше, чем просто секс. Все-таки секс — это и томление, и некие чувства, и вожделение, и ожидание. И это нормально. Мы получаем примерно такие же ощущения от созерцания природы, картин, произведений искусства. Так и тут — мы не должны стесняться испытывать чувства. Желания. Но это должно быть взаимно. Я уже давно себя ловлю на мысли, что возбуждаюсь реактивно — только когда я вижу, что я интересен, что меня хотят.
И.М.: Это у тебя женский тип возбуждения.
С.А.: В противном случае — скульптура, резиновая женщина. И то интересней. Самая сексуальная часть тела женщины — это глаза, потому что это единственная содержательная часть тела вообще. Бог не фраер.
И.М.: Ну, я давно сформулировал для себя, что больше голого тела возбуждает лицо. И это факт. Но, может, мы с тобой просто наглухо олитературенные интеля? И продолжаем весь этот асексуальный бред православия и так называемой русской классической литературы, будь она неладна? Может, надо сразу обнажать лобок и набрасываться на него? Но тогда проще сходить в секс-шоп и купить полную реалистичную и очень нежную реплику с влагалища порнозвезды Чейзи Лейн — как минимум я с ней знаком лично. Уже не чужой человек...
Ты знаешь, меня как-то с детства шокируют некоторые люди обоего пола, которые в какой-то момент формулируют свои запросы так: «Хочется с кем-нибудь потрахаться». С кем — не важно. А для меня скорее важен объект, чем первичное желание просто достичь оргазма. Наверное, поэтому я помню имена и даже фамилии всех своих сексуальных партнеров с подросткового возраста. За исключением, конечно, участников свингер-вечеринок.
Ну хорошо, мне сейчас — 50, тебе — 51. Как ты думаешь, мы через десять лет еще будем активно заниматься сексом или пора уже уходить лет через пять? Ведь общество в России активно промотирует мысль, что 40–50-летние люди с сексуальной активной позицией — это отвратительные похотливые старикашки и, еще хуже, отвратительные похотливые старухи. Мало того что этот придурок Бальзак обгадил всех женщин старше 28 лет, так малограмотные соотечественники продолжают стигматизировать наших женщин все той же хренью: «бальзаковский возраст», бла-бла-бла.
С.А.: Ну, это у тебя просто феноменальная память — столько народу запомнить... Это по поводу того, что ты помнишь своих секс-партнеров. А по поводу возраста — ну кого из нас можно назвать стариком? И я думаю, что мы не уйдем из большого секса и в 70. Мне хотелось бы продолжать интересоваться сексом и наслаждаться им и в 60, и в 70. Другое дело, буду ли кому-то интересен и желанен в этом возрасте.
И.М.: Ну а какие перспективы на сексуальной сцене у наших ровесниц через десять-двадцать лет?
С.А.: С моей точки зрения, довольно скромные.
И.М.: Ну, это потому, что ты мужская шовинистическая свинья. Я вот, наоборот, чем старше становлюсь, тем больше меня заводят взрослые женщины. Это, наверное, потому, что в каждом возрасте я занимался сексом именно с правильной возрастной группой товарищей. В 14 — с ровесницами, в 20 — с ровесницами и так далее. То есть у меня комплексов по поводу возраста партнера нету. Или как кому-то недодали в детстве, так он на старости лет начинает бредить Лолитами. Вот это реальный бред и психоз.
С.А.: Я все-таки предпочитаю молодых и задорных. Хотя у меня был опыт, о котором даже жена знает. Как-то был в Америке и попал на выставку и after paty к одной известной кураторше галерей. И как-то мы с ней друг другу понравились на вечеринке. И проснулся я у нее дома. И все было просто великолепно. Мы попрощались, а потом я долго пытался в ее биографии решить арифметическую задачу — от 1991 года отнять год ее рождения. Просто не мог поверить глазам, что ей 67 годков. Настолько она была внутренне и внешне молода и активна. А когда-то нам казалось, что 30-летние девушки — это уже перезревшие партнеры. А когда я был студентом, нам казалось, что пятидесятилетний человек — это уже глубокий старик.
И.М.: Когда-то деревья были большими... А теперь они, тридцатилетние, — для нас просто девчонки. То есть ты хочешь сказать, что нам рано уходить из секса?
С.А.: Я бы хотел от зрелости индивидуума перейти к зрелости общества — оно будет гармоничным и зрелым, только если выработает нормальное естественное отношение к сексу.
И.М.: О чем ты говоришь, если тут уже давно не заикаются даже о половом воспитании в школе. Потому что, как только ты произнесешь « половое воспитание», тут же появится орда неизвестно откуда повылазивших православных и начнет бубнить что-то про свою мораль.
С.А.: Так ужас ситуации в том, что церковь потомков Сергия, назначенного Сталиным, все глубже вгрызается в государство, в общественные институты, вмешивается уже во все подряд. А я считаю, что религия — гораздо более интимный процесс, чем секс. То, что касается только тебя и того потустороннего начала, с которым ты общаешься. Третий лишний — это тебе не групповой секс. Мне посредники не нужны, тем более с погонами под рясами. А уж если они пытаются к нам в койку влезть...
И.М.: А это уже предмет разговора с нашим Иваном Охлобыстиным!