Шахматы с боксером

Следователь на допросе спросил меня, когда я видел его в последний раз. И тогда я понял, что он сбежал из страны. Я бы и сам сбежал, если честно. Но у меня не было достойной причины.

Суровые пейзажи моей страны и крутой нрав моего народа с детства вызывали у меня уважение. Но прошло время, и однажды я вспомнил, как когда-то мне казалось, что я люблю родину. И я очень удивился, поскольку последние десять лет употреблял глагол «любить» только в отношении женщин и суши.

Когда следователь объявил «перекур» (чтобы не столько покурить, сколько отнести флешку с моими показаниями начальству и получить инструкции по дальнейшему ведению допроса), у меня появилась возможность осмотреться.

Следователи Генеральной прокуратуры работали в маленьком кабинете, который благодаря высокому потолку напоминал туалет в сталинском доме. Судьба людей, не самых последних в моей обширной, хоть и малонаселенной стране, решалась в беспорядке. На кипе бумаг почему-то лежал перфоратор. На полу — запчасти от тисков. Щели оконной рамы были заклеены канцелярским скотчем.

В шкафу стояли толстые и изрядно мятые папки с материалами дела. На всех было написано имя человека, которого я знал и благодаря которому оказался в числе допрошенных. Как и многие другие люди, которые его знали более или менее давно и более или менее близко.

Его побег, о котором я догадался на допросе, тайной оставался недолго. Газеты раструбили о нем уже через несколько дней. И стали известны детали. Ему якобы попытались вручить очередную повестку. А он якобы отключил телефон, бросил машину, за которой следили, и больше не возвращался домой. Позже выяснилось, что в тот же день он сел на международный рейс в столичном аэропорту «Домодедово».

Мы встретились с ним в Лондоне, напротив кафе, где несколько лет назад был отравлен полонием бывший полковник российских спецслужб. Этот полковник по фамилии Литвиненко обвинял коллег в том, что они взрывали жилые дома в российской столице с целью создания удобного повода для жестких военных действий против сепаратистов из южных регионов. От полученного радиоактивного отравления он скончался, обогатив мировое информационное пространство своей фотографией, сделанной в больнице незадолго до смерти. Я видел эту фотографию один раз в новостях несколько лет назад, но в тот день у меня почему-то было такое чувство, будто я видел ее вчера. Облысевший, несчастный человек с черными, уже понимающими неизбежность глазами.

Хотя места с русской историей мы специально не выбирали, конечно. Приехав в Лондон, я первым делом купил британскую sim-карту, чтобы обезопаситься от прослушки. Сообщив свой номер, я стал ждать звонка, прогуливаясь неподалеку от отеля. Когда он позвонил, я как раз шел по Пикадилли, где и располагался столь неудачно прославившийся ресторан. Там, кстати, подают суши. На вывеске написан девиз: «Здоровье и счастье».

Он сказал, что подъедет через полчаса. Эти полчаса я потратил на то, чтобы избавиться от хвоста.

Ни о чем таком он меня не просил, но я подумал, что осторожность лишней не будет. Я кружил в районе Пикадилли, сворачивая в переулки и прячась за углами, пытаясь столкнуться с воображаемыми преследователями лицом к лицу. Несколько раз за мной в переулки действительно сворачивали какие-то люди. Все они казались мне подозрительными типами. Некоторые выглядели очень уж нарочитыми туристами. Другие же слишком старательно изображали из себя местных жителей. Проходя мимо, они смотрели на меня странно. Некоторые даже будто пугались, увидев человека, который прячется за углом. Чувствовал я себя полным идиотом.

Появление Чичваркина мне запомнилось навсегда, хотя он не десантировался с вертолета и не прикатил в сопровождении пяти черных машин, а просто приехал в кэбе. Я увидел его лицо, улыбающееся мне из любимого туристами лондонского такси, и только в это мгновение наконец понял, что это все ненастоящее. Это не реальность, это мультфильм, который я смотрю, сидя на диване из IKEA в своей московской квартирке.

Вот нарисованный Чичваркин машет мне нарисованной рукой. Вот открывается дверь, и у нарисованного Чичваркина появляются нарисованные ноги, он выходит из нарисованной черной машины и протягивает нарисованному таксисту деньги. Вот он, щурясь от негреющего (потому что тоже нарисованного) лондонского солнца, пожимает мне нарисованную руку — потому что я тоже нарисованный, потому что я тоже не могу быть реальным, как не могут быть реальными в моей жизни допросы, прослушки, следователи и хвосты.

Пришел я в себя, только когда мы уселись в дальнем углу первого попавшегося кафе.

Продолжение читайте в сентябрьском номере журнала «Сноб», уже опубликованном на сайте Сноб.ру.

Евгений Чичваркин о себе и о бизнесе в России (фрагмент интервью)