Уволенные глянцем

*

На открытии выставки «Определенное состояние мира?» в галерее «Гараж» небольшая группа художников и арт-критиков внезапно обнаружила, что громко беседует о коровах. Музыка в огромном пространстве бывшего автобусного депо, как это иногда случается, внезапно смолкла, и голоса говоривших неожиданно стали слышны всем, для кого современное искусство из коллекции Франсуа Пино стало поводом встретиться и пообщаться. В результате акустического казуса к сводам «Гаража» взлетела произнесенная плаксивым женским голосом загадочная фраза: «За коровок обидно!»

Речь шла об исторической несправедливости. Совсем недавно министр финансов Алексей Кудрин напомнил всем о пророчестве Иосифа Прекрасного про «семь тучных коров и семь тощих» (Иосиф сообщил о них фараону, разъяснив, что речь идет об экономическом прогнозе на последующие четырнадцать лет). Все так увлеклись реинкарнацией пророчества, что совсем забыли о важном факте: до этих четырнадцати треклятых коров на земле паслись, жевали жвачку, давали молоко, мычали и умирали тысячи, десятки тысяч, а может, и сотни тысяч коров. Какие-то из них были потолще, какие-то – погаже, но ведь все как-то жили при этих коровах! Обидно за коровок.

К счастью, Москва и ее обитатели начали, кажется, потихоньку восстанавливать справедливость в отношении тех лет, которые еще не были «тучными» и «тощими», а были просто годами нашей жизни. Уныло рассуждать об ужасах тощего будущего всем невыносимо надоело. Тучного прошлого уже не вернешь. Окончательно смирившись с этим фактом, столица принялась с интересом поглядывать в сторону безымянных коров былого времени: ну хоть что-то же хорошее там было? Ну хотя бы весело-то бывало?

Ну бывало. По фотовыставке «Хулига­ны восьмидесятых», которую организовали Ирина Меглинская и Миша Бастер, это хорошо заметно. На почти двухстах карточках из частных коллекций – последние «неформалы» уже умершего к тому моменту СССР: Жанна Агузарова, Тимур Новиков, Ульяна Цейтлина, Цой, Кутявин, Гурьянов, ништяки, сквоты, хайратники, перформансы. Во время открытия по залам слонялись некоторые из героев развешанных здесь портретов. Когда бывшие хулиганы думали, что на них никто не смотрит, они жадно вглядывались в собственные лица. Заметно было, что хулиганам несколько не по себе: что ли мы тогда лучше были? Что ли разучились с тех пор чему? Нельзя ли этому обратно научиться?

**

Кое-чему можно. Во всяком случае, город стал пытаться припомнить, как выглядели удовольствия в то время, когда не в деньгах было счастье (потому что денег почти ни у кого не было). На смену дешевой, иронической, трэшевой и пугающе безоценочной моде на «совок», долгое время терзавшей Москву, наконец пришло желание научиться у себя радоваться тем вещам, которым удавалось радоваться в прежние тощие годы. Доходит до забавного: хозяину нового клуба «Сквот» и совладельцу компании ABBY Давиду Яну захотелось, например, внести в меню «тот самый», советский, столовский омлет (вкуснее были только столовские котлеты, если кто понимает). Путем долгих бесед с ветеранами общепита выяснилось, что технология приготовления блюда такова. Ставишь гигантский поднос с омлетом в духовку в семь утра, перед тем как первая заводская смена завтракает, и до десяти вечера кусками раздаешь.

Сквотовцам, конечно, пришлось пойти на некоторые технологические компромиссы, но «тот самый омлет» в Москве теперь есть. «Сквот» вообще хорошо выдаивает полезное из прошлого. Это вылитый культовый клуб ОГИ времен своего открытия, только длинная лестница от входа ведет не вниз, а вверх. Стиль альтернативной интеллектуальной тусовки девяностых, унаследовавшей сквоты после хулиганов восьмидесятых.

Теперь в такие места приходят представители новой категории московской богемы – «уволенные глянцем». Эти многочисленные девушки в возрасте от восемнадцати до сорока лет, все как одна с филологическим образованием и сложной душой, растерянно слоняются с выставки на выставку, из кафе в кафе, из магазина в церковь, пытаясь понять, что делать дальше. В отсутствие привычной стимуляции они стремительно превращаются из типичных московских Нимф в типичных московских Духовно Богатых Дев. И столичные инструкторы по йоге жалуются, что еще никогда в их дневные группы не приплывало столько желающих Серьезно Почитать о Чакрах.

Все это – какая-то совершенно новая нота, прорезавшаяся в московском говоре хриплым гриппозным мартом 2009 года. Если раньше модно было смотреть в совсем недавнее прошлое с некоторой неловкостью («ну, молодые были, бедные, только начинали»), а в чуть более отдаленное, позднесоветское – исключительно сквозь призму этакого симачевского глэм-трэша, то теперь – никаких призм и никакой иронии, чистое позитивное коннотирование: что-то же было хорошее? Нельзя ли как-то заново приспособить к жизни?

Вот, например, умели же мы вкусно поесть? Умели. До всех этих гастропабов, до молекулярной кухни, до бенихана-шоу. Умели же мы все получать удовольствие от жизни, когда на кухнях водка шла под килечку и томатный сок, а на обед была куриная ножка с отварной картошечкой. Что же сейчас мешает? Да ничего: при двухэтажном магазине Design Boom открылось небольшое кафе, где благодаря шеф-повару Андрею Петрусевичу томатный суп с килькой и водкой фигурирует в основном меню (восемь долларов всего-то), а куриная ножка с отварной картошечкой ждет ценителей вполне демократичных бизнес-ланчей.

***   

И представления о богатой еде у нас в дотучные времена тоже, кстати, были. Нашему позднесоветскому воображению виделись эдакие кремлевские столы, на которых круглый год лежат бананы. Или эдакие спокойные, тихие номенклатурные дачи с курительной и бильярдной комнатами, где никакой позолоты, зато белые скатерти и вышколенная прислуга подает на стол. Паштетик печеночный, крабы в помидорчике, оливье с телятинкой вместо вареной колбасы, уточка в утятнице по-домашнему – и спи, слуга народа, сладким сном товарища Микояна. Были же те, кто и тогда умел красиво жить? Были, и теперь товарищ Микоян мог бы с нежностью оглядывать пространства нового ресторана Аркадия Новикова «Гусятникофф» с курительной и бильярдной комнатами. Никакой позолоты, зато белые скатерти и вышколенная прислуга подает на стол ровно все вышеперечисленное.

Гости товарища Микояна, правда, получили бы инфаркт, если бы студенты одного из московских художественных училищ для дипломного хэппенинга «Посмотри в лицо голодным» выбрали именно «Гусятникофф», а не «Капучино экспресс». Молодые люди внезапно с громким плюхом припадали щекой к внешней стороне окна и словно стекали по стеклу, при этом неотрывно глядя в глаза побелевшим от ужаса посетителям заведения. Хулиганы восьмидесятых вполне могли бы гордиться этими ребятами.

Да что там рестораны – пошла умильная мода и дома сервировать стол соответственно. Еще полгода назад издатель С. рассылал гостям приглашения на свадьбу с припиской «Тех, кто принесет в подарок сервиз "Мадонна", охрана будет расстреливать у входа». Теперь же на Антикварном салоне в ЦДХ лучше сервизов «Мадонна» разлетались только наборы посеребренных ложек «Троянда», производство УССР, 1967 год. Двое московских антикваров средней руки жаловались здесь друг другу, что от ранних девяностых годов «не осталось артефактов». А спрос вдруг возник. «Приходит один такой и говорит: хочу подарить сыну что-нибудь из девяностых, – рассказывал антиквар коллеге. – Пусть, говорит, знает: в нашей молодости было много хорошего». «А ты что?» – с интересом спрашивал другой антиквар. «Предложил ему фотографию Листьева с автографом», – отвечал первый. «А он что?» – спрашивал второй. «Не взял», – коротко отвечал первый и глядел на товарища со значением.

****    

Те, кому не хватило «Мадонн» в ЦДХ, устремились на ежегодный «Блошиный рынок». Среди многочисленных предметов недавней старины режиссер съемочной группы одного развлекательного телеканала кричал корреспондентке: «Больше нежности! Ты его обнимаешь как чужого, Катя. А ты его как родного обними!» Катя изо всех сил старалась обнять как родного заварочный красный чайник в белый горох, без которого не обходилась ни одна советская кухня. Справа от Кати топтались несколько Уволенных Глянцем девушек старшего возраста в ожидании момента, когда чайник перестанет быть объектом и вновь станет товаром. В их сумочках уже лежали пыльные крапчатые блюдца и чашки. Теперь, когда прошло время деловых ужинов в «Грiльяже» с гостями очередной Недели моды, вечер с конфетами «Коровка» на знакомом с детства мухоморном блюдечке начинает приобретать в глазах УГ своеобразную суицидальную прелесть.

На тот же самый чайник плотоядно посматривал, смущая УГ, странный человек, который ходил по рынку и внимательно стучал пальцем по бочонкам из-под капусты, жестянкам из-под зефира фабрики «Эйнемъ» и списанным чемоданчикам скорой помощи. Интересовался этот странный человек только одним: можно ли в стене рассматриваемой емкости прорубить дыру. Какую дыру? «Круглую», – отвечал человек. Выяснилось, что московский зоопарк проводил конкурс на лучший скворечник и должен был подвести итоги 28 марта, потому что 1 апреля – Международный день птиц. Странный человек намеревался покорить жюри конкурса оригинальностью. Крапчатому чайнику грозила беда, УГ нервничали, телеведущая Катя, поняв, что происходит, судорожно прижала чайник к груди. «Снято!» – завопил режиссер.

Смогут ли возвращающиеся в Москву птицы (такой уж это город, в положенное время сюда все возвращаются) оценить оригинальность предлагаемых им скворечников – неважно. Лишь бы побыли здесь подольше, с их присутствием жизнь становится выносимее. Постепенно начинает теплеть, сходит снег, и слегка отощавшие за зиму подмосковные буренки отправляются жадно щипать пахнущую смогом, не слишком питательную здешнюю траву. Когда-то давно московский художник Олег Кулик создал инсталляцию, которая давала возможность сунуть голову в пизду резиновой корове, выполненной в натуральную величину. Прежде чем создавать искусственную буренку, Кулик якобы поставил важный эксперимент: пошел на ферму и засунул голову внутрь самой настоящей коровы. Было это в те времена, когда коровы еще делились не на «тучных» и «тощих», а на стельных и мясных, поэтому об упитанности живого арт-объекта (наверняка сильно изумившегося неожиданному повороту своей судьбы) свидетельств не сохранилось. Но когда Олега Кулика спросили, каково оно внутри коровы, Кулик сказал: «Там было темно и тяжело дышать». Удивительно, но есть мнение, что если сунуть голову в пизду любой корове (тучной, тощей, новой, старой), то там будет темно и тяжело дышать. А если, наоборот, перестать лазить головой куда не надо, а просто стараться жить по-человечески – когда беднее, когда богаче, но просто жить и все – то вокруг будет хотя бы свежий воздух и дневной свет. А что до коровьих лепешек, так мы и не такое переступали.

Гадят-то они, и тучные, и тощие, примерно поровну. С