Гламур умер, интим жив

*

В марте в велосипедных магазинах, которых в Берлине больше, чем аптек и парикмахерских, появился плакат: «Велосипедисты, нам нечего терять, кроме своих цепей!» С помощью несложных логических построений нетрудно прийти к выводу, что всем остальным, наверное, есть что терять. И они теряют.

В марте, например, умер немецкий гламур – закрыли немецкий Vanity Fair. Судьба многих других тоже под вопросом – например, один из уволенных редакторов, Офелия Абелер, перешла работать в менее претенциозный Liebling («Любимчик»), который пока еще выходит, но зарплату уже не платит. Впрочем, Ольга Эрнести, уроженка России и специалист по эксклюзивным ювелирным изделиям, считает, что у гламура в Берлине и раньше не было шансов: «В Мюнхене и Франкфурте у нас всегда были клиенты, а в Берлине выручают лишь бывшие соотечественники». Они же спасают и хозяйку самого известного берлинского бутика нижнего белья Blush. «Гламур, может, и умер, а интим жив. С нашим товаром надо быть всегда поближе к русским», – призналась Клаудиа Кляйнерт.

Глав европейских государств, впрочем, меньше волнует смерть гламура, а больше – смерть финансовых рынков. Поэтому в марте они собрались в Берлине, чтобы в очередной раз придумать, как быть с европейской финансовой системой. Экологическая организация «Гринпис» с радостью приветствовала их развернутым на здании Дойче банка огромным транспарантом: «Если бы мир был банком, вы бы давно его спасли!» Лозунг полюбился берлинцам, которые, надо сказать, занимаются собственным спасением, а именно «консервативным вложением средств». То есть покупкой товаров для дома, для семьи.

«Ну кто будет сейчас вкладывать в акции? Лучше покупать дорогую обувь!» – заявила жена бывшего министра иностранных дел Йошки Фишера, став застрельщицей «покупательной лихорадки». Очереди в Берлине обычно случаются, только когда открывают новый музей или привозят импрессионистов из Нью-Йорка. Но в марте на Александерплац стояла многотысячная очередь в магазин. Правда, не в обувной. Огромный сверкающий куб, вокруг которого копошились массы с коробками и без, оказался новым берлинским филиалом магазина «Сатурн»: впервые в Германии четыре этажа электроники и бытовой техники были открыты 24 часа в сутки. Новый, но пустой холодильник, видимо, станет символом наступившей весны.

** 

8 марта в театр «Фольксбюне» тоже ломились несколько тысяч человек – как будто и там давали дешевую электронику. Но нет. «Фольксбюне» и прежде славился своими левацкими безобразиями, а в этот раз превзошел сам себя, устроив вместо представления дискотеку прямо на сцене, в ходе которой режиссеры, актеры, критики, работники сцены и костюмерных цехов выплясывали вместе со своими зрителями, вагоновожатыми трамвая М2 и никогда сюда ранее не заглядывавшими бывшими сотрудниками Vanity Fair. Это сомнительное театральное действие – вполне естественное по нынешним временам, когда все вообще становится с ног на голову. Или, на­оборот, обратно на ноги. «"Фольксбюне" – буквально и значит "народная сцена"», – замечает двухметровая красавица Аня Квикерт, завлит театра.

Но самым большим мероприятием месяца стал все же не «Сатурн» и не дискотека в «Фольксбюне», а музей. Британец Дэвид Чипперфильд, с недавних пор самый известный иностранный архитектор в Германии, не побоялся следовать болезненной «исторической правде» и законсервировал в Новом музее следы боев за Берлин 1945 года – отреставрировал здание так, что только подчеркнул следы разрушений, соединив их со смелыми модернистскими решениями. Осенью в музей переедет бюст Нефертити, египетская и античная коллекции, а пока сюда запустили танцоров. Знаменитый хореограф с танцевальной фамилией Вальц устроила невероятное шоу. Билетов было не достать, и возле музейных входов с протянутой рукой стояли даже известные актеры немецкого кино.

Всю модную молодежь и продвинутых представителей визуальных искусств города собрала международная выставка Pictoplasma, посвященная рисованным героям комиксов, мультфильмов и компьютерных игр. Профессионалы и любители часами бродили по галереям и впадали в детство. «Самым популярным был аттракцион с машинками, – рассказала Цветана Пенова, уроженка Питера, а ныне директор отдела Corporate Design в крупнейшем издательстве образовательной литературы "Корнельсен". – Поджимая коленки, взрослые дяди и тети садились за руль машинок, обшитых розовым и белым плюшем с микки-маусовскими ушками и глазами-пуговками, и на бешеной скорости гоняли под гром фанфар и музыку из "Джеймса Бонда"».

Настоящим машинам в марте повезло меньше – их жгли. Обычно в Берлине это случается 1 мая, в День трудящихся. По славной традиции в этот день анархистские группы громят в берлинском районе Кройцберг магазины и поджигают автомобили. А тут – уже в марте и сразу по всему городу. Пострадала даже машина бывшего устроителя Loveparade.

  ***

Пока граждане громят автомобили, государство спасает автомобильную промышленность. Газеты только об этом и пишут, и скоро первым словом немецкого младенца, похоже, станет сладкое слово «Опель». Самый мощный перформанс государства на эту тему заткнул за пояс все фестивали современного искусства. В ходе программы под названием «Премия за лом» предлагались «поощрительные» две с половиной тысячи евро каждому, кто сдаст свою старую, проездившую девять лет машину в металлолом, чтобы купить новую. Двести пятьдесят тысяч анкет на получение премии уже заполнены.

Берлинский писатель, а с недавних пор еще и немножко философ Кристоф Брумме передвигается на велосипеде. «Хуже теперь тем, кому раньше было хорошо, а нам тут давно плохо!» – не без злорадства отзывается он о подобных проявлениях кризиса. Не так давно Кристоф сел на велосипед и уехал – в Россию, в глушь, в Саратов. Через несколько месяцев Брумме вернулся и написал о своем путешествии книгу «На голубом слоне. 8353 км до Волги и обратно». Книга вышла в марте и произвела фурор, презентацию пришлось повторять пять раз. «Он показал нам нашу Родину», – призналась одна соотечественница.

Вполне, надо сказать, хорошо показал. Именно в марте жители Берлина обычно решают, куда же им ехать в отпуск. И нельзя исключать, что благодаря Брумме этим летом тысячи берлинцев оседлают велосипеды и отправятся в Саратов. Что им терять? С