Орфография строгого режима
После истории с Елкой Гессен, которая еще будет иметь свое продолжение, живо вспомнились все ужасы чистописания. История, правда, была не про чистописание, а про задачи обучения. Но каллиграфия — тот самый случай, когда можно задуматься о задачах.
Из стандартных районных заведений, где больше всего ругали за помарки, моя дочь Саша попала в Малую школу, к Анне Константиновне Поливановой. Школа антисоветская, в лучшем смысле. Там не празднуют День знаний и не требуют сочинять стихи к 8 Марта, не ждут справок о пропущенных уроках, не учат таблицу умножения и пишут карандашом, печатными буквами. Дети в полном восторге, родители в робком недоумении.
Прошел год. Недавно обнаруживаю на кухонном столе бумажку с незнакомым почерком: маленькие квадратные буквы ровными рядами. Понятное и прагматичное письмо, каким пишут европейцы и американцы. Список продуктов. Автора выдало характерное соседство колбасы и шоколада.
Прочитав снобскую дискуссию о пользе чистописания, звоню Поливановой. Ее школа категорически против. Во-первых, маленькие дети с каллиграфией не справляются. Во-вторых, неуспех так сильно детей пугает, что они после этого не хотят писать вообще. В-третьих, писать скорописью неприлично. Да, неприлично. Это ставит читателя в ситуацию, когда он должен с трудом разбирать, что вы там написали. Как насчет развития мозгов? Вообще-то, каллиграфия нужна, говорит Поливанова. Но другая. Мы пишем китайские иероглифы кисточками. Это почти что рисование.
Может, больше не надо все педагогические силы класть на воспитание неврозов? Модернизация. Еще один шажок. Вроде как бороды побрить.
Один подход предполагает, что учителю виднее, чем родителю. Другой — что «все мы там были», и ничего, живы остались. Некоторые даже красиво пишут. Правда, немногие. Это потому что надо было в школе хорошо учиться.
Нашла методичку под названием «Орфографический режим в начальной школе»: пишут, что все записи в тетрадях «следует оформлять каллиграфическим аккуратным почерком» и пользоваться можно только шариковой ручкой синего цвета.
Тут ведь еще важно, откуда берутся педагогические теории. Пару поколений назад тоже писали курсивом. Но кошмар с неотрывным письмом — это когда надо по два раза обводить одну букву, чтобы не дай бог не оторвать ручку от бумаги, — начался только в 1968 году. Тогда революционеры «логично» предположили, что если ручку не отрывать, то писать получится быстрее. Что тут скажешь.
В шестьдесят восьмом победил маразм. А сегодня все выглядит довольно комично. Массовая российская педагогика гордится своими каллиграфическими традициями: мол, учим писать красиво. Альтернативная российская педагогика перешла на карандаши и печатный шрифт: мол, детей зря не мучаем. А в Европе и Америке, где карандашом пишут уже пару десятков лет, вдруг спохватились: мол, скоро совсем потеряем навыки письма. И активно обсуждают, как углубить этот школьный предмет. Правда, есть один нюанс: писать ручкой западные дети начинают не раньше третьего класса.
Если не брать во внимание моду на молескины, от руки мы пишем все реже. «Когда ваши прапраправнуки найдут ваши письма на чердаке, им придется искать специалиста, какого-нибудь старика из библиотеки, который сможет расшифровать им эти странные символы» — пишет Кити Бернс Флори в недавно опубликованной книжке «Почерк и каракули: восход и закат скорописи».
Я не знаю ни одного человека, которому бы нравился его почерк. Но cейчас чистописание может показаться даже увлекательным занятием. Вот разлинованные страницы, вот образцы букв. Это не очень просто.
По мере того как навыки письма будут исчезать, каллиграфия снова станет востребованной и уважаемой профессией. Несколько лет назад в ВАКе работал знаменитый каллиграф. Когда он уходил в очередной запой, дипломы переставали выдавать. И все кандидаты и доктора наук терпеливо, даже с некоторым уважением, ждали.