Стена на стене

*

Все началось с того, что в одном из ­баров на Розенталер-плац украли кофеварку, из другого бара вынесли игровой автомат, ну а потом из главного ­берлинского магазина KaDeWe исчезли драгоценно­сти и часы на пять миллионов евро. По­куситься на восьмиэтажный KaDeWe, нашпигованный сигнализацией и охраной, – то же самое что в Париже обчис­тить Лувр. Ни одна сигнализация не сработала. Ни один охранник ничего не заметил. «Слишком чистая работа, похоже на профессионалов-технарей из Вос­точной Европы», – ­прокомментировало следствие. «Ограбление сплани­ро­ва­но по плану французской ленты 1955 ­года "Рифифи" с учетом фильмов "Мис­сия невыполнима" и "Поймать вора" Хич­кока, – поделился со мной своими соображениями немецкий кинокритик. – Совершенно русская смесь, точно русские кинолюбители сработали».

Сказочный успех предприятия берлинцы с восторгом обсуждали еще неде­ли две подряд. Подвыпившие знакомые на вечеринках радостно делились «беспроигрышными» планами ограбления банков, музеев, магазинов, галерей, на худой конец банкоматов. Страшно подумать, к чему могли бы привести подобные настроения, если бы полиция не поубавила романтики, арестовав в ­итоге двух подозреваемых – 27-летних близнецов, правда, не из России и даже не из Восточной Европы, а из Ливана. Сами драгоценности найти не удалось. А значит, по местным законам подозреваемым грозит только пять лет тюрьмы, после которых они выйдут на свободу вполне обеспеченными людьми.

И станут живым опровержением фразы «Кто не работает, тот не ест», ­которая выложена на барной стойке ­нового русского ресторана «Дача». Его открыли владельцы «Горького парка» Илья Каплан и Ге­оргий Соляник в стенах просторного помещения недалеко от Симон-Дах-штрассе. Старые фотографии и лайтбоксы с репродукциями бегущих спортсменок Дейнеки, а между двумя залами – стеклянная перегородка со старинными цветными витражами, напоминающая дачную веранду где-нибудь в Пе­ре­дел­ки­не. Над барной стойкой в «Даче» висит портрет Ленина. Здешние пельмени и харчо хороши даже под его пристальным взглядом. «Тут меню как в "Горьком парке", – рассказал Соляник. – Мы хотим, чтобы два ­кафе воспринимались как единая сеть. Это все титанических усилий стоило: мы же всем друзьям сдуру пообещали, что к 1 февраля откроем, а слово надо держать. Сделали все за три недели, ­каждый день с утра до ночи рабо­тали и до сих пор еще детальки ­всякие дорабатываем...» Рус­ских ресторанов в Бер­лине не так много, а в районе Фридрихсайн – это вообще первый. Посетители рассуждают, выдержит ли «Дача» конкуренцию с другими местными кафе и станет ли культовым, как стал «Горький парк». Судя по количеству рассуждающих, выдержит.

** 

Режиссера фильма «Россия-88» Павла Бар­дина роднит с Соляником отношение к тайм-менеджменту в духе традиционно­го русского «навались»: чтобы успеть к Бер­линскому кинофестивалю, ему пришлось монтировать картину в столь же сжатые сроки. Во внеконкурсную программу «Панорама» берут кино про сексуальные меньшинства, экзотические национальные перипетии или острую политическую проблему. Бардин сделал псевдодокументальную, как будто снятую на ручную камеру картину, ­которая показывает повседневную жизнь неофа­шистов: погромы, пьянки, тренировки за городом и избиение нерусских. Глав­ный герой ходит по улицам Москвы и спрашивает прохожих: «Как вы считаете, Россия для русских?» – и большинство отвечает: «Да, конечно, я считаю, Россия для русских». Зрители на показе «России-88» так до конца фильма и не поняли, что это художественное кино, а не хроника. «А не страшно ли было снимать?» – спрашивал у режиссера немецкий зритель после фильма. «Это художественное кино», – объяснял режиссер. «А среди ваших актеров есть настоящие фашисты?» – гнули свое зрители.

«Зря этот фильм в "Панораму" поставили, надо было ставить в конкурс – у него были бы серьезные шансы победить», – сокрушался после показа Антон Мазуров, дистрибутор компании «Ки­но без границ». Вечеринка по случаю премь­­еры «России-88» проходила в ­кафе «Бургер». В небольшом зале с ­барной стойкой сквозь толпу русскоговорящих продюсеров и критиков протис­кивался официант с подносом, полным клубники, в соседнем – немцы отплясывали под «Ленинград! Точка! Ру!», а режиссер Па­вел Бардин, который еще недавно снимал сериал «Клуб» на MTV, перекрикивая музыку, рассказывал, что фильм сняли за пару месяцев. Все делали на полном энтузиазме и почти бесплатно: актеры работали за идею, в фильме снима­лись друзья и друзья друзей, например московские художники Гоги и Костя То­ти­бадзе, а также их бесчисленные дети. Другой русский режиссер Борис Хлеб­ни­ков, чья «Сумасшедшая помощь» была показана через пару дней в программе «Форум», рассказал мне, что бюджет у его в общем камерного фильма был немаленьким: «До кризиса бюджеты фильмов распухали невероятно: когда один электрик хочет шесть тысяч долларов в месяц, что говорить об остальных?» В общем, его коллеге Бардину повезло, он снял свое первое кино за копейки и попал с ним на престижный фестиваль.

Хотя в этом году престиж фестиваля под большим сомнением. «Я посмотрел двадцать три фильма, в десяти из них блевали», – сказал мне Деннис Вагнер, журналист немецкого телевидения RBB. В фильме Тома Тыквера «Интернэшнл», открывавшем Берлинале, на первой же минуте герой изверг из себя ­рвотные массы и упал замерт­во, а фильм «Чи­та­тель» с Кейт ­Уинс­лет начался рвотой в трам­вае. На шестой день Берлинале тошнило уже не только героев картин. В ­силу этой сложной рабочей обстановки не­удивительно, что критики хоть и занимались прогнозами, но так и не ­угадали, что «Золотой медведь», главный приз Берлинале, достанется в итоге перуанскому фильму о жизни изнасилованных женщин «Молоко сожаления», главная героиня которого ходит с картофелиной во влагалище.

Часть русской публики, уставшей от плохого кино, во время ­кинофестиваля перетянул на себя Псой Короленко, кото­рый пронесся по Бер­лину с ­песнями и плясками. Сначала он выступил в «Чай­ков­­ском», который уже стали называть клубом, а не ­просто чай­ной (алкоголь там, впрочем, по-преж­нему не наливают). По­том Псой в Haus der Sinne показал шедевр ­советского кино «Третья Ме­щан­ская», ­сопроводив его саундтреком собственного сочинения. Затем его с синтезатором ­видели в прокуренном клубе Stella с программой музыкально-ви­зу­ального ­кабаре Powerь & Пойnt. Псоя встречали еще в кино, на вокзале, в музее, но там он не пел. А у русских берлинцев появилась примета: если встретишь в городе Псоя Ко­ро­ленко, день будет хороший.

***   

Кто не был знаком с Псоем, тому пришлось полагаться на себя: так у сценаристки из Нью-Йорка Изабель Аджани хороший день или скорее вечер получился благодаря умению читать вверх ногами фамилии в списках гостей. С по­мощью этой сверхчеловеческой способности она проникла на прием «Кино в борьбе за мир» в Концертхаус (вход туда стоил тысячу евро), где Михаил Гор­бачев вручил Леонардо Ди Каприо приз за вклад в дело спасения планеты – что-то вроде «зеленого» «Оскара» – за его документальный фильм «11‑й час». В том, что этот приз Ди Каприо вручал Горбачев, была своя логика: когда актеру было тринадцать лет, он гостил у своей немецкой бабушки и однажды, оказывается, пытался штурмовать Берлинскую стену (фото­графия мальчика, упершегося ­ладонями в стену, обошла во время Берлинале все местные газеты). А через год стену разрушили – благодаря Горбачеву. И вот они встретились. Ди Каприо называл Горбачева «мистер президент» и похлопывал по плечу. «Сейчас возникли ­новые стены», – сказал Горбачев и протянул Ди Каприо награду. «Экологическая катастрофа – вот нынешняя стена. Мы должны с ней бороться», – подхватил актер. Горбачев и Ди Каприо расписались на довольно большом куске стены, который был тут же продан с аукциона за тридцать тысяч евро. Что будет делать хозяин с куском стены, не очень понятно – не на стену же его вешать.С