Большая удача

Первое, что видит любой, кто заходит в офис -Bekmambetov -Projects Ltd, – это Анджелина Джоли в профиль. Тяжелые ресницы опущены, на лице выражение глубокого духовного единения с полуавтоматическим пистолетом, зажатым в согнутой руке. Это постер фильма Wanted («Особо опасен») размером с настенную карту. Текста на плакате нет, если не считать крошечную, почти невидимую ссылку на сайт фильма и татуировку бинарного кода на запястье Джоли.

Лос-анджелесский офис самого кассового российского режиссера Тимура Бекмамбетова расположен в современном одноэтажном здании на холмах Studio City. Живет Бекмамбетов в похожем доме неподалеку.

Кроме Джоли у двери меня встречают помощники Бекмамбетова: Саша, очень юный человек с высоченной шапкой курчавых волос, без заметного акцента объясняющийся и по-русски, и по-английски, и Кэти, резковатая немолодая американка, ни на секунду не расстающаяся с беспроводным hands-free и желтоглазой, в серых пятнах австралийской овчаркой по кличке Белль. Бекмамбетов еще занят: у него видеоконференция, и у меня есть время оглядеться.

Пожалуй, все выглядит на удивление обычно. Команду Бекмамбетова я скорее готова была обнаружить в интерьерах атомной станции или морозильной камеры, где с потолка свисают на крюках цельные туши. Еще у порога офиса, проходя мимо припаркованного рядом небольшого черного «мерседеса»-хетчбэка (у Бекмамбетова нет хищного красного спорткара!!!), я вспомнила рецензию на фильм Wanted в журнале New Yorker:

«Каково это – быть Тимуром Бекмамбетовым? – писал рецензент. – Как, например, он заваривает себе кофе? Вот что можно предположить после просмотра Wanted: он подбрасывает к потолку пригоршню кофейных зерен, в полете расстреливает их из револьвера и, оставляя в воздухе горькую ароматную пыль, сбегает вниз, головой сбивает со столбика пожарный кран, хватает его в руки и метко направляет струю воды в окно своей квартиры, одновременно поджигая дом. После чего, стоя на дымящихся руинах с чашкой в вытянутой руке, терпеливо ожидает, пока в ней осядет искомый напиток...»

Могу засвидетельствовать: рецензент ошибся. Я собственными глазами видела кофеварку Бекмамбетова – самый обыкновенный френч-пресс. (Помощники, кстати, говорят, что пьет он исключительно кофе без кофеина.) Френч-пресс Бекмамбетова новенький, без единого пятнышка, как, впрочем, и все остальные предметы обихода в зоне видимости. Исключение составляют лишь предметы, которые я сперва приняла за макеты традиционных среднеазиатских юрт: треугольные, матерчатые, яркие, на почетном месте у стеклянной дверцы камина в офисном кинозале. Как выяснилось, это тайские напольные подушки, специально заказанные ассистентами Бекмамбетова (меня любезно обещали познакомить с поставщиком): режиссер любит смотреть кино, сидя на них.

Офис Бекмамбетова разделен на множество зон, и в каждой из них, за каждым углом взгляд натыкается на огромную плазменную панель. Или на еще больших размеров окно с панорамным видом. Или на совсем уж гигантские стеклянные раздвижные двери, ведущие в некое подобие кактусового сада. Здесь можно было бы снять отличный проезд на мотоцикле для одного из фильмов Бекмамбетова.

Присев на эргономичного вида барный стул, я оказываюсь лицом к лицу с той самой кофеваркой и ответом на свой очередной вопрос: что занимает творца и повелителя русских вампиров за завтраком. На стойке обнаруживаются:

а) книга под названием «Конечная остановка: иллюстрированная энциклопедия смерти» (Final Exits: The Illustrated Encyclopedia of How We Die) – длинный перечень всех мыслимых смертей в алфавитном порядке (фатальный удар током вследствие неисправности тостера, сердечный приступ в туалете, перитонит, наступивший вследствие поглощения зубочистки и ставший причиной смерти американского писателя Шервуда Андерсона...);

б) газета Los Angeles Times трехдневной давности, открытая на странице с репортажем о визите Дмитрия Медведева в Вашингтон;

в) картонная коробка со штампом Серпуховского мясоперерабатывающего комбината.

Энциклопедию и газету я пролистала, но заглядывать в коробку постеснялась. К счастью, мне недолго пришлось мучиться от любопытства. На сцене появился сам Бекмамбетов и немедленно открыл коробку без всяких просьб с моей стороны.

– Видели? Это настоящий дневной рацион российского солдата!

Из коробки появляются на свет хлебцы «Армейские», концентрат чая с сахаром, порошковые поливитамины и консервная банка с этикеткой «Фарш любительский». Кэти извлекает еще одну банку – «Каша рисовая со свининой».

– Это что-то вроде каши. Porridge! – объясняет режиссер.

– Туда надо добавлять воду или она уже жидкая? – интересуется Кэти.

– Э-э... Вообще-то не знаю! – признается Бекмамбетов.

– Кажется, там свинина, – я решаю внести свою лепту.

– А, значит, это каша для ланча! – заключает Кэти.

Невзрачные банки и серые пакетики выглядят неуместно посреди сверкающей лос-анджелесской кухни. Но такой «монтаж» вообще типичен для Бекмамбетова. В своем блоге, например, он описал опыт армейской службы: Бекмамбетов служил минометчиком в артиллерийском дивизионе в Туркменистане в 1987–1988 годах. И впрямую связал его со знаменитыми закрученными дугами траектории пуль из фильма Wanted: «Мины, как известно, летают по дуге... Так что ничего фантастического для меня в мифологии Wanted нет. Кручение летящих объектов (пуль) было моей военной профессией». И в этом сопряжении советских артиллерийских снарядов и пуль, отлитых таинственным орденом монахов-убийц где-то в Восточной Моравии, пожалуй, несложно усмотреть причину притягательности фильмов Бекмамбетова. Он балансирует между реализмом и романтикой, банальной повседневностью и высоким эпосом, Советской Армией и тысячелетним Братством, а его фантастические пули по реальной дуге облетают опять фантастическое тело Анджелины Джоли. Остается лишь понять, как ему удаются эти перемещения из одного измерения в другое? И законы какой баллистики привели его самого по головокружительной траектории из города Гурьева Казахской ССР в Голливуд с промежуточной посадкой в Москве.

Карьера Бекмамбетова почти неправдоподобна в своей прямолинейности и однонаправленности – вперед и вверх, как аэробус на взлете.

В 2004 году его фильм «Ночной дозор» потеснил с вершин российского бокс-офиса самого «Властелина колец», был признан «первым российским блокбастером» и провозгласил возрождение российской киноиндустрии.

В 2006-м «Дневной дозор» без всяких усилий стал лентой номер один в отечественном прокате.

В 2007-м «Ирония судьбы, или С новым счастьем» побила все кассовые рекорды, собрав более пятидесяти миллионов долларов за первые четыре недели показа и доведя долю рынка отечественных фильмов в российском прокате с невзрачных пяти до заоблачных двадцати шести процентов.

Очередным небывалым прецедентом стало приобретение прав на оба «Дозора» компанией Fox Searchlight.

Наконец, в 2008-м Бекмамбетов стал первым за многие десятилетия российским режиссером, не только добравшимся до Голливуда, но и снявшим звезд уровня Анджелины Джоли и Моргана Фримена в своей картине.

На сегодня Wanted собрал в мировом прокате около 342 миллионов долларов.

Что было в «Ночном дозоре» такого, что запустило этот механизм успеха? И что вообще такого есть во всех фильмах Бекмамбетова? Что помогает ему не только завоевывать и сохранять, но еще и постоянно увеличивать свою аудиторию? В каком-то смысле механизм такого рода успеха всегда остается тайной. (Кто может объяснить, каким именно образом Гарри Поттеру удалось стать первой в истории мировой литературы франшизой на миллиард долларов и как этот юный волшебник-недоучка разом превратил миллионы людей в «подростковую аудиторию»?)

Критики Бекмамбетова любят шутить, что перевод названия Wanted на русский язык оказался неточным, – при чем здесь «особо опасен», если весь фильм о том, чего хотел (wanted!) его режиссер: перебраться в Голливуд, снять кино с Анджелиной Джоли и так далее. Очевиден соблазн представить Бекмамбетова очередным бальзаковским Растиньяком – амбициозным провинциалом, дорвавшимся до воплощения своих грез. Доля правды в такой картине есть, но в действительности все сложнее.

В личном общении Бекмамбетов не производит впечатления человека, одержимого амбициями. Внешне он напоминает некрупного, но очень основательного медведя со склонностью к философским раздумьям. Мощная, именно медвежья шея, круглое лицо с заостренной бородкой, немного миндалевидные глаза и остро заломленные брови. Для нашей встречи он оделся в джинсы и рубашку из какой-то синтетической ткани с узорным принтом в стиле семидесятых. И хотя рубашку можно было бы при желании счесть хипстеровской, в целом внешний облик Бекмамбетова скорее напоминал водителей грузовиков или хакеров из «Ночного дозора», чем представителя гламурной тусовки из «Дозора» «дневного». (Кстати, отец Бекмамбетова, как и глава Ночного дозора, занимал руководящую должность в городском осветительном хозяйстве.) Лишь отрывистый гортанный смешок можно счесть вполне подходящим для создателя самого изощренного и жестокого голливудского блокбастера прошлого лета.

Голливуд произвел на Бекмамбетова впечатление не столько своим гламурным блеском, сколько профессионализмом. Рабочий день, изумляется он, начинается ровно в восемь часов... И ровно в шесть заканчивается! «И все – с шести часов ты в отпуске! В Москве совершенно не так. Там ты просто не можешь остановиться и все выключить, даже если рабочее время закончилось давным-давно».

Чем занимается Бекмамбетов «в отпуске» после шести вечера? «Ну... В основном сижу в "cкайпе" на связи с Москвой». Его круг общения по большей части виртуален. «И в Москве, и в Лос-Анджелесе, – говорит он, – есть всего несколько человек, с которыми получается встречаться наяву, а общение шапочное целиком ушло в интернет». Светская жизнь Бекмамбетова исчерпывается посещением фестивалей и званых просмотров – «для остального как-то нет повода. Хватает трудового дня, чтобы общаться с этим народом!» Впрочем, в последнее время трудовые дни стали менее напряженными: пока Бекмамбетов ничего не снимает. И это тоже замечательно: «В последние месяцы стало больше времени, и получается часто смотреть кино в кино». Он очень любит попкорн.

Каково это вообще – быть русским в Голливуде? «Даже не знаю... – Бекмамбетов выглядит искренне озадаченным. – Я как-то не думал об этом». Говорит, что не слишком скучает по Москве: «Есть "cкайп", и я каждый день вижу всех, кого хочу... Наверное, я скучаю по старой Москве, – добавляет он. – Но по ней все скучают, и в Москве тоже». Что касается звездного окружения, Бекмамбетов говорит, что «встречался со многими режиссерами, актерами по одному-два раза», но пока не обзавелся друзьями среди американцев и общается по преимуществу с русскоговорящими обитателями Голливуда. Его наиболее частые компаньоны – Матвей Шатц, который уже тридцать лет корректирует цвет голливудских фильмов (а также российских «Дозоров», «Ироний» и «Адмиралов»), и уроженец Грузии, актер Дато Бахтадзе, который снимался в Wanted, а до того был известен американской публике по роли в фильме «Столкновение». Иногда Бекмамбетов встречается с Сергеем Козловым – «он отлично знает весь общепит Лос-Анджелеса!» Сам режиссер в этом смысле облюбовал Saito – «маленькую забегаловку в Silver Lake, на углу Sunset и Fountain», где, по его мнению, подают лучшие в городе суши. На вопрос, не удалось ли отыскать в окрестностях ресторан русской или среднеазиатской кухни, Бекмамбетов, поморщившись, отвечает: «Бывал раньше в ресторане "Узбекистан". Слава Богу, его закрыли. Позор!»

Бекмамбетов – первый русскоязычный режиссер, снявший блокбастер в Голливуде, но не первый иностранец. Самые голливудские из голливудских фильмов сделаны режиссерами, выросшими и получившими образование за пределами Соединенных Штатов. «Халка» поставил тайванец Энг Ли (он же сделал «Горбатую гору»). «Невероятный Халк» – работа француза Луи Летерье. «Хеллбой: герой из пекла» и «Блэйд-2» снял мексиканец Гильермо Дель Торо. «Основной инстинкт» и «Звездный десант» – голландец Пол Верховен. «Миссия невыполнима – 2» и «Без лица» – Джон Ву, родом из Гонконга. Последнюю бондиану сделал немец Марк Форстер. Наберите в Google «Timur Bekmambetov» – и не найдете никаких признаков того, что он аутсайдер. У него не меньше критиков и поклонников, чем у других голливудских режиссеров, в том числе поклонников неожиданных. Я обнаружила, например, страничку, посвященную Бекмамбетову, в блоге под названием BearMythology («Мифология мишек»), хозяин которого называет сам себя «геем в подполье». Автор блога составил список мужчин, в том числе традиционной ориентации, чей внешний вид соответствует типу, в американском гей-сленге называющемуся «мишка». «Гею в подполье» особенно импонирует то, как «обнимательный мишка-режиссер» использует термин «мифология», – ведь блог BearMythology посвящен всевозможным интерпретациям мифов. Мифологии «мишек», например. Так мифология Бекмамбетова вливается в мифологию Голливуда во всевозможных ее проявлениях.

«Взятие Голливуда», этого недоступного миража в пустыне, оказавшегося неподвластным самому Эйзенштейну, для Бекмамбетова, по его собственному утверждению, было результатом скорее удачи, чем намеренных действий. «Только так все и могло произойти», – говорит он, объясняя, что любые планы в подобной ситуации бесполезны. И добавляет, что никогда не мечтал работать с голливудскими звездами: «Я вообще ничего о звездах не знал. Мы в первый раз встретились только на кастинге. Может быть, мне это и помогло: я их не боялся».

По его мнению, лучшие американские и российские актеры не так уж сильно отличаются друг от друга: большинство из них по обе стороны океана воспитаны одной и той же системой Станиславского. В Америке – стараниями школы Ли Страсберга, в России – благодаря МХАТу.

Бекмамбетов не выказывает никаких восторгов по поводу того, что главную роль в «Особо опасен» сыграла Анджелина Джоли. Да, он проводил кастинг, да, она согласилась с ним встретиться. Он сел в самолет и полетел в Новый Орлеан, куда суперзвезда со своим суперзвездным супругом приехала понаблюдать за ходом строительства новых замечательных и стопроцентно экологичных домов на сваях в девятом городском округе, полностью разрушенном ураганом Катрина. «Я прилетел в Новый Орлеан на один вечер, на один ужин, – вспоминает Бекмамбетов. – Это был ресторан во французском квартале. Мы говорили несколько часов о фильме, о ее персонаже... И о нашем мире, в котором многое видится не так, как есть на самом деле».

Я пытаюсь представить себе ресторан во французском квартале и беседу за ужином с Анджелиной Джоли о тайных механизмах бытия. Получается плохо.

– А что вы ели? – спрашиваю я в надежде обрести цельность картинки.

Но Бекмамбетов, конечно, не обращает внимания на такие детали: «В фильме она с неподдельным удовольствием грызет бигмак. А в ресторане я больше смотрел ей в глаза, а не в тарелку».

Джоли согласилась сниматься. На роль ее босса Бекмамбетов присмотрел столь же суперзвездного Моргана Фримена, только что в очередной раз сыгравшего Бога в фильме «Эван всемогущий». Бекмамбетов и «Бог» встретились обсудить детали будущего проекта в ресторане лос-анджелесского Four Seasons. Фримен «слушал увлеченно, смеялся, рассказывал байки». Собственно предложения сниматься Фримен ждать не стал. Как и отвечать на него.

– Вы знаете, что я не летаю коммерческими рейсами? – лишь уточнил он в заключение разговора.

Когда я спросила Бекмамбетова об Анджелине Джоли, он заговорил о ее «собранности» и «профессионализме». Она никогда не опаздывает и всегда готова работать, даже если устала. При этом работа Джоли, как видит ее Бекмамбетов, заключается прежде всего в умении восхищать поклонников, безостановочно излучая флюиды сексуальной кинозвезды. «В ней что-то вдруг переключается, – рассказывал он в интервью Rolling Stone. – Помню, снимаем мы на одной улице в Чикаго очередную сцену. Идет уставшая Джоли, только что отснявшаяся в шести дублях. И вдруг появляются несколько строителей в грязных майках, которые начинают снимать ее на мобильники. И Анджелина мгновенно расцвела – вот буквально на глазах!»

Есть что-то трогательное в этом рассказе. Там, где так легко усмотреть демонстрацию тщеславия и безоговорочной власти над фанатами, он предпочитает видеть профессионализм и уважение к зрителю. С тем же восхищением Бекмамбетов вспоминает плакат кинофестиваля в Лос-Анджелесе в 2008 году: «Зритель – наш король». Кажется, он принимает это всерьез.

Собственно, именно отсутствие цинизма – вдвойне удивительное для человека, столь очевидно ориентированного на коммерческий успех, – и не дает записать Бекмамбетова в типичные бальзаковские парвеню. В общении с ним быстро становится ясно: он снимает свои жутковатые, странные, способные довести до нервного приступа фильмы не для того, чтобы стать богатым и знаменитым. Он хочет стать богатым и знаменитым, чтобы снимать еще более странные и жутковатые фильмы. Деньги, безусловно, играют для него огромную роль. Но не как инструмент накопления, общественного веса или политического влияния. А как гербовая печать на договоре со зрителем. Как символ договоренности, подтверждающей желание зрителя цепенеть от ужаса и восторга на фильмах Бекмамбетова, с одной стороны, и желание Бекмамбетова снимать еще более гипнотические фильмы – с другой.

Словом, в отношении денег Бекмамбетов ближе не к бальзаковскому парвеню, а скорее уж к самому Бальзаку, считавшему деньги знаком исторической эпохи и универсальным мерилом личных способностей человека своей эпохе соответствовать. Этими способностями – играть по законам своего времени – он, безусловно, обладает.

Принято считать, что первый контакт Бекмамбетова с американским кинопроизводством связан с «Дозорами», закупленными Fox Searchlight, показанными в 158 американских кинотеатрах и получившими вполне лестные отзывы в прессе. На самом деле все началось гораздо раньше. Еще в 2000 году Бекмамбетова отыскал Роджер Корман – легендарный американский продюсер, создатель более четырех сотен фильмов категории В, в числе которых «Кровавый спорт» и «Кровавый кулак», «Карнозавр» и «Динокрок», «Ночные сестры по вызову» и «Атака 60-футовой девушки с обложки». Корману был нужен режиссер на проект «Гладиатрикс» – Бекмамбетов, фыркнув, аттестует его как гибрид двух главных кинохитов того времени: «Гладиатора» и «Матрицы». Не утруждаясь оригинальным сценарием, Корман решил сделать ремейк полуэротического и псевдоисторического фильма «Арена» 1973 года. Кто-то из знакомых показал продюсеру кассету с роликами рекламной кампании «Всемирная история», снятыми Бекмамбетовым для банка «Империал». Был в их числе и ролик, где два бравых римских центуриона волокли упиравшегося аристократа в амфитеатр насладиться пением императора Нерона. «Это русский парень, – объяснил знакомый Корману. – И вот такие вещи он делает чуть ли не бесплатно». Корман пригласил Бекмамбетова на «Гладиатрикс».

Бюджет фильма составлял двести тысяч долларов, и Корман определенно сделал выгодную инвестицию. Виктор Вержбицкий – будущий Завулон и еще институтский приятель Бекмамбетова – сыграл римского губернатора Тимаркуса, сосланного за строптивость из столицы в провинцию. По сюжету Тимаркус находит чрезвычайно простой способ утихомирить народные волнения: построить арену без необходимых материалов, из подручных средств, на манер Робинзона Крузо. И устраивать там поединки на мечах между не слишком обремененными одеждой девушками-рабынями. Проигравшая теряет жизнь, победительница обретает свободу.

Уже в «Гладиатриксe» Вержбицкий с блеском продемонстрировал свой талант играть психопатов с тяжелым взглядом, одержимых страстью к театральным эффектам, столь оцененный впоследствии фанатами «Дозоров». На одну из эпизодических ролей – рабыни, готовой скорее покончить с собой, чем поднять меч на подругу, – Бекмамбетов пригласил популярную певицу Юлию Чичерину, для которой он снял три музыкальных клипа (в том числе «Жару», номинированную на премию MTV). Что до исполнительниц двух главных женских ролей, которым и предстояло биться не на жизнь, а на смерть, то Корман пообещал прислать актрис из США. До начала съемок оставалось десять дней, актрисы не появлялись, и Бекмамбетов уже подумывал о закрытии проекта, когда от Кормана пришла бандероль. «Внутри был журнал Playboy, – вспоминает Бекмамбетов, – с желтым листочком-стикером, приклеенным к обложке. И запиской на стикере: "Страницы 5 и 12"». Актрисами на главные роли оказались мисс июля Лиза Дерган и модель года – 1998 Карен Макдугал.

– И каково было с ними работать?

– Отлично! Просто отличные девчонки! – Бекмамбетов оглядывается на свое прошлое с нежной полуулыбкой. – Мне было ужасно неудобно перед ними: для них все было странно и сложно. Россия, зима, никаких тебе агентов – сидят в вагончике в лесу под Петербургом почти голые. Кругом эти безумные русские. И надо идти биться на мечах... Кстати, знаете, Лиза теперь работает спортивным комментатором на канале Fox Sports.

– Правда? Вы до сих пор поддерживаете связь?

– Да нет... Хотя надо бы их найти, – вздыхает Бекмамбетов. – Отличные были девчонки.

Я посмотрела кино и могу засвидетельствовать, что обе девушки и вправду старались как могли. Вращали над головой мечами со скоростью вертолетного пропеллера и издавали при этом полупорнографические вздохи. И хотя актерским дарованием не поражает ни одна – Макдугал и вовсе произносит свои реплики так, словно считывает их с обратной стороны упаковки овсяных хлопьев, – зато в кольчугах обе выглядят бесподобно.

Бекмамбетов благодарен Корману за главный урок – умение выжимать максимум из минимального бюджета. Он оказался способным учеником, и в «Дневном дозоре» достиг действительно выдающихся результатов. Спецэффекты фильма – взять хотя бы несущуюся по фасаду гостиницы «Космос» спортивную машину – смотрятся превосходно. При этом весь бюджет картины составил четыре миллиона долларов – как любят шутить в Голливуде, доставка еды и напитков на съемки «Человека-паука – 2» обошлась дороже.

Что же касается Кормана, то он впоследствии объяснял коммерческий успех «Гладиатрикса» тем, что публика сочла фильм чем-то вроде продолжения «Гладиатора»...

Едва ли дело в этом. Скорее в том, что в «Гладиатриксе» впервые проявилось фирменное бекмамбетовское умение создавать странные, причудливые образы, способные заворожить самых разных зрителей.

Бекмамбетов родился в 1961 году в небольшом казахском городе Гурьеве и, решив идти по стопам отца, поступил в 1978-м в Московский энергетический институт. Но через два года бросил учебу и уехал в Ташкент. Окончил там Театрально-художественный институт имени А. Н. Островского, работал художником-постановщиком в ташкентском театре «Ильхом» и на киностудии «Узбекфильм». Он вернулся в Москву, когда первые коммерческие банки начинали заказывать первые рекламные ролики первым рекламным агентствам. И в 1991-м снял свой первый фильм «Пешаварский вальс» – артхаусную картину в духе Тарковского о кровавых событиях в лагере для пленных советских солдат на афганской границе. Фильм принес Бекмамбетову приз лучшего режиссера на международном фестивале в Карловых Варах. И стал, пожалуй, самой большой неудачей в его карьере. Бекмамбетов получил приз, но не получил ни славы, ни денег. И усвоил урок. Больше в его карьере ничего подобного не повторится.

С 1992 по 1997 год он снял для банка «Империал» семнадцать рекламных роликов, объединенных темой «Всемирная история». Это был уже никакой не артхаус, и это был колоссальный успех. Цитатами из роликов разговаривала вся страна. Изящные рекламные виньетки покорили публику образами великих исторических героев, демонстрирующих доблесть, гордость, мудрость или чувство юмора – в зависимости от обстоятельств. В одном из роликов разбитый Наполеон тайком возвращается на родину и сталкивается с патриотичной француженкой, которая жаждет «увидеть своего императора». Протянув ей золотую монету с собственным чеканным профилем, Наполеон произносит: «Здесь я выгляжу гораздо лучше».

Бекмамбетов до сих пор считает, что работа над «Всемирной историей» и вторым циклом, посвященным поэзии серебряного века (и используемым сейчас в рекламе банка «Славянский»), была «самым большим удовольствием в жизни». А ролик «Коньки» по Даниилу Хармсу называет своей лучшей работой. «Беззащитное создание, нежное и хрупкое, как сам Хармс», – так описал мне этот ролик Бекмамбетов.

Но усматривать в этом ностальгию художника по изысканной тонкости творчества для избранных будет абсолютной ошибкой. «Я не понимаю смысла дискуссий о самовыражении художника, – говорит мне Бекмамбетов. – Нет никакого противоречия между искренностью и популярностью. Популярно только то, что по-настоящему искренне, а большая аудитория – это безупречное зеркало, которое не умеет льстить. Меньше всего я хотел бы быть сумасшедшим, идущим по улице и многозначительно бормочущим что-то себе под нос».

В прошлом году московская компания Бекмамбетова «Базилевс» открыла курсы подготовки продюсеров – как для рекламных клипов, так и для полнометражного кино. «Это одни и те же навыки, – говорит Бекмамбетов. – И инструменты те же самые». По крайней мере, в отношении самого Бекмамбетова это вполне похоже на правду. Ключевая черта его фильмов – их смысловая многослойность при кажущейся прямолинейности сюжета – родом именно из рекламы.

– Реклама научила меня создавать эту многослойность, – объясняет Бекмамбетов. – Когда ты знаешь, что людям придется смотреть ролик раз десять, а то и больше, ты должен так проработать мифологию, персонажей, чтобы не все считывалось с первого раза.

В работу идет весь подручный материал, даже самый далекий от эстетики. Субтитры, например. Как правило, им положено занимать часть визуального пространства фильма и неустанно напоминать зрителю-иностранцу о неполноценности его впечатления от картины. Но «Ночной дозор» вышел в американский прокат с анимированными субтитрами (и, кстати, с фрагментом мультфильма «Баффи, истребительница вампиров» вместо «Домовенка Кузи» в русском оригинале). И если американский зритель был изначально лишен возможности многое понять в самой ткани фильма, то взамен он получил кое-что, чего не было даже у российского зрителя. Субтитры Бекмамбетова всплывали в самых разных частях экрана – как реплики-«пузыри» в комиксах. Громкие выкрики героев летели прямо в зрителя. Слова реплик, произносимых персонажами с трудом, мерцали и рябили. Когда хакер сообщал о результатах поисков в компьютере, перед субтитрами подрагивал курсор. А когда голодный вампир транслировал телепатическое послание мальчику в бассейне, субтитры становились красными и размывались, как кровь в воде.

Я спросила Бекмамбетова, что вдохновило его так творчески подойти к субтитрам. Причиной был многолетний опыт просмотра дублированных голливудских фильмов в России. «Ненавижу! Это просто пытка, – говорит Бекмамбетов, и впервые за всю беседу в его голосе звучит что-то похожее на гнев. – Это все дешевка, вранье! И как только это понимаешь, сразу перестаешь верить. В России любят считать, что американские фильмы глупые. Но это не фильмы глупые, это дубляж ужасный!»

Примерно так же, как с субтитрами, Бекмамбетов обходится еще с одним «неэстетичным» элементом кинематографии – продакт-плейсментом. Для него бренды и этикетки – это не объекты рекламы и не посягательство на пространство творчества, а самостоятельные смысловые единицы, то есть богатый подручный материал.

В истории кино уже был краткий период – в начале восьмидесятых – игр с брендами на экране в попытке добавить фильму смыслов. Большеголовый инопланетянин из спилберговского «E. T.» трогательно любил вполне определенные конфеты. Но дни невинности, когда производитель не платил за такое появление на экране ни цента, очень быстро сменились эпохой большого планирования большого бизнеса, когда графики корпоративных продаж соотносились с графиками премьер и не слишком чистой совестью режиссеров.

Бекмамбетов, чье режиссерское мастерство оттачивалось на съемках рекламы, категорически не согласен с тем, что, размещая в кадре ту или иную этикетку, режиссер непременно идет на сделку с совестью. «Бренды, как когда-то боги на греческом Олимпе, – часть человеческой культуры, – сказал он в одном из интервью. – Бог чистой воды – Evian, бог классической черной воды – Coca-Cola».

Когда я напомнила ему об этом «мифологическом пантеоне», Бекмамбетов вновь обратил взор к кока-коле – я все еще держала в руках банку диетической колы, врученную мне Кэти при входе.

– Вот все пьют кока-колу, – изрек Бекмамбетов. – Вы пьете диетическую, а я... ну... настоящую, обычную. И это на самом деле очень добротная, крепкая мифология. Есть предмет, есть ритуалы, есть история, есть последователи. Я думаю, что в Древней Греции, возможно, было как раз похожее, потребительское к мифологии отношение. Был же там бог вина. Ну а у нас теперь бог черной воды. Или бог телефонов».

Возможно, самые узнаваемые бренды, с которыми играет Бекмамбетов, – это имена актеров его картин, большинство из которых давно уже обладают собственной «мифологией», простирающейся далеко за рамки конкретного фильма. «Если актеру повезло попасть в цель, если он создает популярный и запоминающийся образ, то дальше в каком-то смысле он продолжает играть эту же самую роль. И зритель продолжает его узнавать, – рассуждает Бекмамбетов. – Поэтому приходится иметь дело не только с актерами, но и с их образами. Играть вместе с ними – ну или против них». Выбирая Константина Хабенского на роль Антона Городецкого, агента Ночного дозора, мистической «полиции света», Бекмамбетов играл вместе с образом – зритель сразу же узнавал в нем «доброго следователя» из телесериала «Убойная сила». Точно так же, по словам Бекмамбетова, работал он и с образом Безрукова в «Иронии-2», адресуясь к известной роли бандита, сыгранной Безруковым в сериале «Бригада». «Да, с тех пор прошло десять лет. И люди, которые тогда были гангстерами, стали сегодня... менеджерами! – объясняет он. – Это тоже придает характеру дополнительный "слой"».

Подбирая исполнителей для фильма Wanted, Бекмамбетов умудрился соблюсти этот баланс весов, соотнести мощь «личной мифологии» каждого из актеров с характером взаимодействия их персонажей. На роль роскошной и таинственной суперженщины-убийцы, открывающей скромному клерку его истинное предназначение, он пригласил, пожалуй, самую «мифологизированную» кинозвезду – Анджелину Джоли. За чьей спиной монументально вырисовывается еще и фигура Моргана Фримена. При этом самого клерка сыграл Джеймс Макэвой, актер куда менее известный, не голливудский и никогда не снимавшийся в экшен-фильмах. А роль Макэвоя отсылает к персонажу другого большого экшен-фильма, героем которого оказывается «офисный планктон», – «Бойцовскому клубу», где Эдвард Нортон из тихого клерка превращается в оснащенного бомбами бунтаря. Превращается, кстати, после встречи с Брэдом Питтом – мужем все той же Анджелины Джоли.

Это искусство переплетения нитей и соблюдения баланса Бекмамбетов освоил на съемках рекламы банка «Империал»: нужно одновременно целить в зрителей с самым разным уровнем эрудиции. Никто не смотрит каждый новый фильм «с чистого листа», у всех за плечами бессчетное множество формирующих зрительский опыт прежних походов в кино, рекламных роликов в телевизоре и даже покупок в супермаркете. И в фильме Wanted, когда герои Джоли и Фримена открывают персонажу Макэвоя предназначенный ему путь, зритель почти неизбежно видит и самих звезд, всеми силами старающихся произвести на новичка впечатление и чрезвычайной степенью ответственности, и размахом возможностей. «Ты будешь бежать по крышам движущихся поездов, просовывать руки в работающие станки, тебя будут колоть ножом, все твои кости будут переломаны, – будто сообщают они новобранцу. – Взамен твоя жизнь изменится полностью, раз и навсегда». Словно бы в ответ в одном из эпизодов, сидя внутри товарного вагона на чешской железнодорожной станции, Макэвой спросит Джоли: «А ты никогда не думала жить как-то по-другому? Быть... нормальной?» И Джоли, в огромных солнцезащитных очках, выдержав едва ли не минутную паузу, ответит: «Нет».

Wanted – безусловно, голливудское кино, каким и выглядит. Но Бекмамбетов старательно сохранил в нем и то, что полюбилось американцам еще в «Ночном дозоре». Критики тогда особенно оценили жутковатое ощущение «грязи и мерзости». Обозреватель журнала New Yorker отметил, что фильм переводит противостояние добра и зла из «засахаренной плоскости комиксов» в плоскость реальную «до похмельной головной боли и скверного вкуса во рту». Похмелье при этом удостоилось отдельных похвал. «Маячащий то тут, то там Хабенский в темных очках страдает жестоким похмельем в истинно русской манере», – с явным одобрением писал журнал New York. В фильме Wanted угроза глобального зла вновь легко уживается с понятной и привычной причиной страданий – офисной клетушкой. И Бекмамбетов вновь создает (но ни в коем случае не воссоздает) ощущение «грязи и мерзости»: вновь жужжат мухи и свисают с крюков мясные туши (по так и не объясненным причинам большая часть тренировок Уэсли происходит на бойне). Даже любовь американцев к похмельному Хабенскому пущена в дело: Хабенский играет второстепенную роль Ремонтника. Всякий раз, когда заботливые учителя-убийцы доводят Уэсли до состояния студня, именно Ремонтник возвращает его к жизни изрядными дозами водки. Неудивительно, что при столь трогательном внимании к чувствам американцев Wanted получил самую горячую поддержку прессы и был провозглашен газетой Los Angeles Times «попкорновым фильмом с рюмкой водки в финале».

The Village Voice писал по поводу «Дозоров», что главным визуальным эффектом Бекмамбетова стало создание «атмосферы убожества, липкого сырого холода, нищенских жилищ, голодных стариков, отключения света, безумной езды, повального пьянства и скверной погоды» в сочетании с «метафизической бюрократией», выдающей «темным иным» лицензии на право быть вампирами. В Америке тоже далеко не все регламентировано лицензиями и упорядочено. Здесь тоже бывают плохая погода и пробки, здесь тоже страдают похмельем и застревают в лифтах, здесь тоже есть бедные старики, мухи и ошкуренные туши. И хотя все это может количественно или качественно отличаться от российских аналогов, все это существует и становится той самой совокупностью подробностей, которая позволяет зрителю поверить в реальность мира, созданного фильмом. Один из талантов Бекмамбетова, очевидный в «Дозорах», а в Wanted просто доведенный до совершенства, – умение сконструировать эпическую фантазию на крепких ногах бытового реализма.

Бекмамбетов считает, что этим умением «творить миры» он обязан своему провинциальному происхождению. «Если вы живете в маленьком городке, – объясняет он, – то и ваша реальность очень мала. В ней есть один сумасшедший, одна проститутка, один милиционер. Это реальность. Но вы точно знаете, что где-то там есть и другой мир, и другая реальность, наверное...» Может быть, даже не одна – если уж вы привыкли считать реальность такой маленькой. В этом контексте уже не кажется случайностью, что писатель Сергей Лукьяненко, создатель «Дозоров», вырос, как и Бекмамбетов, в Казахстане (чтобы тоже перебраться в итоге в Москву). И уж точно не случайность то, что оба фантазера принадлежат к одному и тому же поколению: родившись в шестидесятых, оба они мечтали о других реальностях, пока Советский Союз окончательно дряхлел.

Хотя «Дозоры» задумывались как трилогия, Бекмамбетов отказался, во всяком случае, на время, от планов экранизировать третью книгу. «Вместо "Сумеречного дозора" я снял Wanted – "Американский дозор"», – усмехается он. Когда я спрашиваю, что связывает Wanted и «Дозоры», Бекмамбетов говорит, что все три фильма развивают идею древней и скрытой от глаз непосвященных организации, которая тайно определяет и объясняет все происходящее в нашей будничной жизни. «Если приглядеться к миру, – замечает Бекмамбетов, – вы увидите массу необъяснимых вещей. Но и массу возможных объяснений тоже».

Если главная тема трилогии Бекмамбетова – тайная власть стоящих над миром конспираторов, то что же, интересно, должен означать успех этой трилогии? Не в пример американским блокбастерам-конкурентам, где добро и зло всегда мутузят друг друга до последней капли крови, миры Бекмамбетова стремятся к состоянию прагматического равновесия.

– Как насчет вас? – спрашиваю я. – Теперь, став знаменитостью, вы ощущаете себя ближе к темным или светлым сторонам человеческой натуры?

– Но я же не знаменитость! – озадаченно отвечает Бекмамбетов. – Я никогда о себе так не думал, – и после паузы: – Хотя, может быть, и знаменитости тоже не думают о себе как о знаменитостях...

Бекмамбетов не из тех, кого легко понять и классифицировать. Когда журналисты спрашивают его о любимом режиссере, в ответ почти каждый раз звучат разные имена. Часто открещивается от своих режиссерских находок и достижений: «Это придумал не я, это роман Лукьяненко», «Я ничего не решал, решали продюсеры», «Я ни при чем – Москва и в самом деле так выглядит»...

Похоже, ему знаком исконный страх кочевника перед слишком долгой стоянкой на одном месте. И, как следствие, перед слишком долгим пребыванием в одной и той же роли. Даже нынешняя почти идиллическая жизнь в Лос-Анджелесе, кажется, немного его беспокоит как раз тем, что слишком уж похожа на идиллию: «Всегда лето, пробок нет (по сравнению с Москвой), народ поприветливее. В общем, время летит незаметно. Это очень опасное состояние, от которого спасает только понимание, что оно временно...»

Еще больше Бекмамбетова тревожат его собственные обязательства, все прочнее привязывающие к этому голливудскому укладу. Впервые в жизни график Бекмамбетова расписан на несколько лет вперед. «Это на самом деле пугает, – говорит он. – Сейчас я должен делать Wanted 2. Значит, это, скажем, 2009 год. В 2010-м фильм выйдет. А я уже должен буду делать "Моби Дика". Он выйдет в 2011-м, а я опять должен буду что-то делать! Боже мой, и так всю жизнь?! Все расписано, все решено, ничего нельзя изменить! Ты покойник!»

– В девяностых я снимал рекламу, – продолжает он. – И это была свобода – план существовал только на следующий месяц. А дальше?.. Кто же в девяностых знал, что будет дальше? И поэтому мы были душевно здоровыми людьми. А если вся жизнь распланирована наперед, у меня сразу большой вопрос: в чем же смысл такой жизни?.. Думать о времени вообще всегда страшновато... Год, два года – что это, сколько? Если спать по восемь часов в сутки и дожить до девяноста лет, то получится, что тридцать ты проспал. Просто не вылезал из кровати! Тридцать лет! – Бекмамбетов недоверчиво качает головой. – Нам обязательно надо изобрести какой-то способ спать меньше.

Возможно, Бекмамбетов такой способ уже изобрел. Wanted и «Ирония судьбы», например, снимались в Праге одновременно. Над первым фильмом режиссер работал днем, над вторым – ночью.

Он вот-вот приступит к съемкам Wanted 2. Как только удастся решить технический вопрос: почти все герои погибли к финалу первого фильма.

– Да, все видели, как персонаж Анджелины Джоли нанес себе повреждения, несовместимые с жизнью, – соглашается Бекмамбетов, когда я спрашиваю, может ли она появиться в сиквеле. – Но мы тем не менее боремся за ее жизнь! И, как говорят врачи, мы сделаем все возможное!

Его другой высокобюджетный голливудский проект – киноадаптация романа Германа Мелвилла «Моби Дик». Памятуя про подчеркнутый космополитизм Wanted с его раскинутыми по всему миру съемочными площадками и международной компанией убийц, я интересуюсь, как обойдется режиссер с классическим текстом – одним из главных символов американской литературы. Будет ли Тресковый Мыс Бекмамбетова похож на настоящий Тресковый Мыс, а первый помощник – на квакера из Нантакета? Или нас опять ждут похождения международной компании убийц (на сей раз – невинных китов)?

– Нет-нет, все будет настоящее, американское, – успокаивает Бекмамбетов. – Я очень люблю «Моби Дика». В нем есть то, что мне нравится в самой Америке. Как это объяснить?.. Протестантизм, целенаправленность, открытость и простота – как в фильме «Нефть»! Да, та же самая вещь!

На момент нашего разговора актерский состав еще не определен, но Бекмамбетов давно уже видит Дэниела Дэй-Льюиса в роли капитана Ахава.

И все же неправильно будет сказать, что Бекмамбетов пустил корни в Голливуде – как, впрочем, и где-либо еще... Когда я спросила, какое место на свете больше всего соответствует его личности (вопрос от фоторедактора, которому хотелось сфотографировать Бекмамбетова именно в этом месте), он ответил сразу: «Самолет. Или аэропорт».

Последние два года Бекмамбетов прожил между Прагой, Москвой и Лос-Анджелесом. Говорит, что сильно улучшил за это время свой английский язык – наше интервью действительно прошло почти целиком на английском. И все же, переходя с одного языка на другой, как будто бы каждый раз ощущает себя и немного другим человеком: «Я не перевожу слова, их говорит другой человек».

– Как это? И кем же вы становитесь? Чем отличаются эти люди?

– Когда я говорю по-русски, я человек, который вырос в СССР. Когда по-английски – я использую слова, интонации и даже образ мысли людей, которые меня окружают.

– А когда вы приезжаете в Казахстан и говорите по-казахски? Это еще один человек?

Он ненадолго задумывается.

– Наверное, это как раз и есть настоящий я.

Вот оно, еще одно пугающее его обязательство. Забыть о своем происхождении не дано никому. Особенно если семейные архивы прослеживают это происхождение на века вглубь истории – как в случае с Бекмамбетовым.

– Это мистика, это иррационально. Нельзя изменить свои гены. Есть вещи, которые я могу изменить. Сейчас я режиссер, но могу попробовать стать завтра хоть балетным танцором... Если есть жена – можно развестись. Если есть гражданство – можно его сменить. Все можно изменить, но корни не изменишь. И это делает все очень простым и очень предопределенным. Вот так. Я не знаю, что это означает. Какую-то мою ответственность? Обязанность? Я не знаю. Наверное, пока не готов это понять. Хотя уже понимаю, насколько это важно... Но... Я просто не знаю, что мне с этим делать.

Не так давно в интервью одному из голливудских сайтов Бекмамбетов сказал, что думает поехать поработать в Болливуде.

– Представьте: поехать туда снимать индийских девушек, танцующих с пистолетами, – говорил он репортеру. – Вы только вообразите: например, Шива с шестью пистолетами!

Я интересуюсь, было ли это шуткой. Оказывается, ничуть.

– Я бы хотел туда поехать. Это было бы очень-очень интересно – снять там кино.

– А в детстве вы много смотрели индийских фильмов?

– Да, много. Тогда они были ужасно популярны.

Спрашиваю, какие ему особенно понравились.

– Ну, я не вспомню, их же было очень много.

Но я настаиваю, и Бекмамбетов выдает пару названий: «Зита и Гита» (1972) о разлученных при рождении сестрах-близнецах и «Бобби» (1973) о любви сына бизнесмена из Бомбея и дочери рыбака-христианина. Должно быть, фильмы и вправду произвели на него впечатление, если он помнит их до сих пор.

Я пробую представить себе его – мальчика из казахского города Гурьева, зачарованно глядящего на экран. На мир ярких красок и волшебных звуков, мир фантастический, но каким-то непостижимым образом при этом реальный. Быть может, с тех самых пор Бекмамбетов и пытается воссоздать этот мир и этот эффект – уже в своем кино. Ему неизмеримо сложнее: он должен захватить врасплох, загипнотизировать и зачаровать не мальчика из маленького советского городка – миллионы взрослых людей по обе стороны Атлантики. Но он не сдается, он продолжает строить свои миры, искать звуки, краски, странности и преувеличения, снова и снова пытаясь передать зрителю то, что ребенком испытал сам.

Каково это – быть Тимуром Бекмамбетовым? Каково это – чувствовать свое время и окружение так тонко, что не просто способен – должен! – хватать все, что попадается тебе по пути и превращать в ритм шаманского барабана, призванного увлечь все большее количество людей? Каково это – иметь талант развлекать, поражать, завораживать, не использовать который ты не можешь, даже если бы захотел?

Бекмамбетов оживился, когда я упомянула повесть Платонова «Джан», которую он в одном из интервью назвал своей любимой книгой.

«Это моя мечта, – признался он, – снять фильм "Джан"».

Проблема, как он объяснил, заключается в том, как найти способ рассказать эту историю массовой аудитории так, чтобы каждый воспринял ее как свою личную. Как воспринял когда-то сам, приехавший, подобно Чагатаеву, из отдаленного уголка Средней Азии в Москву, чтобы стать инженером.

Я пытаюсь переварить услышанное. «Джан» – любимая книга Бекмамбетова. В его распоряжении все ресурсы, чтобы поставить по ней фильм с какими угодно актерами и командой по собственному выбору. А он даже не думает об этом, пока не решит, как подступиться с ним к «массовой аудитории». Почему? Он более чем может себе позволить воплотить свою мечту, сняв артхаусное кино. Тем не менее не делает этого, все равно пытаясь нащупать путь к широкой аудитории.

«Работать ради любви, а не денег» – фраза, лишенная в мире Бекмамбетова всякого смысла. Без денег нет и любви. «Запросы массового зрителя», которые многие привыкли считать главной преградой на пути самовыражения, для Бекмамбетова, напротив, являются скорее главным тестом на творческую состоятельность. Артхаусное кино в такой ситуации – и вправду едва ли не предательство собственных принципов.

– Очень интересно было бы придумать, как сделать «Джана» для широкой аудитории, – все больше оживляется он. – И вы знаете... Может быть, это и реально. Может быть. Это ведь история молодого человека, который обнаруживает, что должен в какой-то момент вернуться назад. Вернуться, чтобы помочь своему народу. А что если, вернувшись, он попадает в фантастический мир, где у людей нет тел. У них есть только души! Они не мертвы и не живы!

В этот момент мой диктофон разражается громким писком, которого я никогда не слышала прежде.

– Что-то мне не нравится этот звук, – бормочу я.

– Может, сели батарейки? – предполагает Бекмамбетов.

– Да нет, они совсем новые.

– Ну... Тогда, может быть, я что-то не то сказал?

– Может быть...

Мы начинали разговор в середине дня, а заканчиваем уже в сумерках. Все это время я была его аудиторией.

В какой-то момент, когда я в очередной раз упомянула одно из его прошлых интервью, он заметил не без досады: «Ну вот, вы и так уже все обо мне знаете! Вечная история с журналистами: каждый раз нужно говорить что-то новое. Скучно же повторять одно и то же! Просто уже не знаю, как их развлекать».

Я не нашлась, что ответить. Разве интервью нужны затем, чтобы развлечь журналистов? А с другой стороны, что в этом плохого? Что плохого в том, чтобы развлекать людей?

На прощанье он спросил, где я припарковала машину. Я ответила, что собираюсь вернуться в отель пешком – до бульвара Вентура отсюда пара миль.

– Нет-нет, как же вы пойдете, – запротестовал Бекмамбетов. – Это ведь очень долго, а уже темно. Я вас подвезу.

– Не стоит, я совсем не против прогуляться, – вежливо сопротивлялась я, одновременно спешно прикидывая, не могла бы эта поездка приоткрыть мне новые грани его характера. Вдруг он все-таки поедет по фасаду моей гостиницы и доставит меня прямо в номер через окно?

Нас прервала по-прежнему энергичная Кэти, которая попросила Сашу вызвать мне такси. Бекмамбетов растаял в сумерках, потом откуда-то послышался щелчок зажигалки, и дым его сигареты поплыл к выходу из офиса. Через пару секунд он уже возбужденно говорил по телефону: «Да-да, я знаю этого парня! Я встречусь с ним!»

До приезда машины оставалось совсем немного, когда Кэти увлекла меня в угол и предложила дать денег на такси.

– Мы можем себе позволить подкинуть вам пару долларов, – сказала она. И подмигнула.  С