Похороны Москвы

Остроумная акция «Похороны Москвы» началась у здания «Военторга» по адресу: ул. Воздвиженка, 10. План действий был изложен на сайте bg.ru. Главный редактор журнала Филипп Дзядко и заместители главного редактора Алексей Мунипов и Екатерина Кронгауз должны были объехать места, где когда-то стояли памятники архитектуры, у каждого сказать прощальную речь, возложить алые гвоздики, а затем отправиться в редакцию на поминки родного города. К ним могли присоединиться все желающие.

Точек было намечено, не считая Военторга, пять: дом Наркомфина и места, где раньше стояли сгоревший 16 сентября этого года дом Быкова на 2-й Брестской, дом-кузница ХVIII века в Оружейном переулке, корпус усадьбы Глебовых-Стрешневых-Шаховских на Большой Никитской и палаты XVII века в Большом Гнездниковском переулке.

К процессии присоединились и члены  клуба «Сноб», одетые в черное: Евгений Асс, Митя Борисов и Антон Носик. Пришел также Лев Рубинштейн и другие активисты.

Водка охлаждалась в редакции, ожидая конца акции. ОМОН, наоборот, грелся в припаркованном у здания автобусе: на улице было довольно прохладно. А гвоздики ожидали своей судьбы в картонной коробке, которая напоминала гроб.

— Цветы? – Евгений Асс взял несколько гвоздик. — Спасибо. Странное ощущение, как будто на свидание идешь, а сам не идешь.

Я приехала немного раньше и увидела, как водитель приехавшего черного лимузина, в котором должны были расположиться скорбящие, уехал после разговора с милиционером. Он не вернулся. Мы остались без транспорта!

 

This browser does not support the video element.

— Алевтина, есть такая? Кто из вас Алевтина? — нервно спрашивали собравшихся ОМОНовцы. Сотрудницы «БГ» Екатерина Кронгауз и Алевтина Елсукова, которая была за рулем одной из машин нашей процессии, пожертвовали своими паспортными данными, чтобы успокоить ОМОНовцев.

— Какую организацию вы представляете? — спрашивал ОМОНовец Алевтину.

— Причем тут организации? Сейчас многие переживают за Москву! — отвечала она.

— Так вы нас собираетесь арестовывать или нет? — спрашивала ОМОНовца Екатерина.

— А что, вам хочется насилия? — шутил омоновец. — А потом вы куда поедете?

— Мы знаем, куда мы поедем, у нас свой маршрут, у вас свой.

Катю  происходящее невероятно веселило: «Пользуясь случаем, хочу передать привет своим родственникам!» — говорила она в камеру, которой снимал все неприметный мужчина в штатском.

Тем временем народу прибывало, но даже с  учетом симпатичной седовласой бабушки, рассказавшей мне, как было здорово  когда-то покупать в «Военторге»  одежду для ее сына, нас набиралось всего человек пятнадцать. Бабушка благожелательно спорила с тем самым неприметным мужчиной.

— Это здание из тех веков, — уважительно сказала она.

— Каких веков? Оно же было построено в ХХ веке, — возразил переодетый милиционер.

— Надо создать облик столицы, чтобы он оставался в памяти. Чтобы человек приехал и сказал: «Ага, Москва».

— Все материалы имеют свойство старения, — снова не соглашался ее собеседник.

Лев Рубинштейн основательно замерз, как  и все мы, но был очень воодушевлен возможностью проявить свою гражданскую позицию.

— Почему у вас гвоздики кастрированные? — спрашивали его коллеги. Лев Семенович держал в руках только стебли цветов.

— Это постмодернизм, — отвечал он.

Я спросила его, как же нам теперь жить в мертвом городе. Он ответил так:

This browser does not support the video element.

Лев Семенович добавил, что то, что сейчас с Москвой делают, превращая ее в какой-то турецкий курорт, очень грустно: «Москва — город мировой, столичный, безусловно, международный — так сложилось, а его превращают, хоть и в огромный, но в очень провинциальный город».

Тем временем пора было возложить цветы и ехать дальше. ОМОНовцы упорно требовали от Екатерины информации — куда конкретно мы собираемся ехать. Но опытная Екатерина ее не разглашала. Посовещавшись с Филиппом и Алексеем, она объявила, что мы меняем план. Мы посетим только одно здание из списка — то, что ближе к редакции.

У дома на Большом Гнездниковском Александр Можаев, краевед, который уже много лет пишет об исторической Москве на страницах разных изданий, рассказал мне увлекательную историю о том, что тут, собственно, такого произошло.

This browser does not support the video element.

 

Все очень прониклись рассказом Александра и почтительно закурили, слушая траурный марш — его с большим мастерством играл приглашенный клезмерский оркестр. Митя Борисов пожаловался, что Филипп так и не предоставил ему слова. Все сходу понимали, что он уже успел помянуть Москву еще с утра.

— Откуда вы знаете? А как же презумпция невиновности? — справедливо возмущался Митя.

Наконец все окончательно продрогли и отправились в редакцию. На балконе шестого этажа ветер был даже сильнее, но зато не было приставучего ОМОНа, который теперь толпился у входа в здание редакции. Оказалось, что нельзя ходить по проезжей части с музыкальными инструментами — это получается уже не прогулка, а шествие. Чтобы все мы могли пройти в здание, Митя Борисов был вынужден предложить представителям власти что-то очень приятное и полезное, и они остались очень довольны сотрудничеством с видным ресторатором. Кроме этого, он заявил им, что наша процессия всего лишь празднует еврейский Новый год.

Начали наконец разливать водку и говорить тосты. Воцарилась теплая, праздничная атмосфера поминок. Только одному человеку — 17-летнему москвоведу Никите Иноземцеву — было по-настоящему грустно, и именно ему нельзя было залить свое горе вином по причине возраста и воспитания.

This browser does not support the video element.

Всем очень понравилось, как Лев Рубинштейн поет старые песни о Москве, многие даже подпевали. Я спросила у Евгения Асса, есть ли что-то хорошее в изменениях в столице. Он назвал только одно изменение к лучшему.

This browser does not support the video element.

В своей речи в память покойного города Евгений Асс, известный своим непримиримым отношением к новоделу, сказал, что, как архитектор, он оптимистичен, потому что это чуть ли не двадцать пятые похороны, на которых он присутствует: «Мы хоронили Москву, когда строили Новый Арбат, и я там руку приложил, когда на практике работал».

Среди собравшихся я встретила журналиста Светлану Рейтер, которая написала центральный материал в новом выпуске «Большого города»: она взяла интервью у Григория Ревзина, Евгения Асса, Бориса Пастернака, Юлии Мезенцевой и семи других специалистов, которые рассказали ей, что ждет наш город в дальнейшем. Оказалось, что из 10 000 сооружений, построенных в Москве до 1917 года, меньше 4000 считаются объектами культурного наследия. Но даже этот статус не гарантирует зданиям сохранности. Собеседники Светланы приводят массу примеров, когда никакие решения и заседания не могли сдержать неправомерный снос или перестройку исторических зданий. Несмотря на это, сама Светлана считает, что процесс сноса старой Москвы еще можно остановить.

 

This browser does not support the video element.

Александр Можаев тоже поделился своей болью с присутствующими, рассказав историю из жизни: «Я тоже близко знал некоторых покойных и, как все тут признаются, тоже проливал портвейн и слезы, вот на этом самом месте, потому что строительство ресторана "Турандот" происходило прямо под этим балконом. Кстати, по документам ресторан "Турандот" — это Культурный центр русской старины. Так вот, с этого балкона мы наблюдали, как бульдозеры подъедали двор за двором, этот огромный квартал, усадьбу екатерининского фаворита Римского-Корсакова, и все такое. И вот когда здесь, этажом ниже, был кабинет Сергея Александровича Мостовщикова, я приходил и говорил: "Вот как же мы можем об этом не написать, это у нас прямо под окнами". А он говорит: "А почему мы должны про это писать? Ну, сломали и сломали, туда ему и дорога, ну Пушкин и Пушкин-Хуюшкин. Почему мы должны беречь этот дом вечно, если в нем Пушкин отметился?" То есть он не со зла, просто я должен был объяснить, как читателю донести эту мысль».

К счастью, тем читателям «Большого  города», которые присутствовали на крыше в этот момент, не надо было доносить никаких мыслей — они и без того были солидарны с Можаевым. Часов в пять все стали расходиться — продолжать поминки в других заведениях города, который выглядел с крыши «Афиши» прямо как живой.

 

Мария Федоренко