Вечно живой

Однажды предпринимателя Тимура Артемьева спросили, чего он хочет: закопать его в землю или в печке сжечь после того, как он умрет? Предприниматель Артемьев ответил: «Предпочитаю, чтобы меня засунули в ракету и отправили в космос». Тогда родственникам, чтобы поговорить, не надо будет идти на кладбище или в крематорий. Достаточно просто посмотреть на небо. «Это удобно, – замечает Тимур Артемьев. – А мне не нужен памятник».

От памятника, впрочем, отвертеться будет трудно, если, конечно, у Артемьева все получится, как задумано. Если получится, например, сделать так, чтобы люди умирали не раньше, чем в сто тридцать лет. Это для начала. В перспективе люди будут жить хоть тысячу лет.

Чтобы в самом ближайшем времени приблизить перспективу, Тимур Артемьев создал Институт биологии старения и финансирует научные исследования, которые могут отдалить старость (и даже сделать человека практически бессмертным). Институт этот скрывается за ничем не примечательной дверью в московском офисе компании «Евросеть», которой Артемьев владел на пару с Евгением Чичваркиным (в сентябре партнеры продали бизнес Александру Мамуту – по оценкам за $1,2 млрд). В тесной комнатке без окон локтем к локтю сидят несколько человек, которые помогают Артемьеву изобретать лекарство от старости. Также Артемьеву помогают изобретать лекарство от старости продукция Apple, сломанный робот, плакат Cancer Pathways, книга Роберта Эттинджера «На пути к бессмертию» (во множестве экземпляров) и набор юного генетика.

– Чего с мухами, живы? – спрашивает бизнесмен, бросив взгляд на пробирки из набора, стенки которых облепила коричневая мошкара.

– Живы, – кивают ему в ответ. И поясняют: – Размножаются.

– Это дрозофилы, да? – уточняет Артемьев. И объясняет: – Дрозофилы – один из самых популярных видов для экспериментов. Еще черви-нематоды. И, конечно, мыши. Сколько лет у нас мышам в виварии?

– Два года, – докладывают сотрудники института. – А вообще они живут два с половиной.

Старые лабораторные мыши – большая редкость.

– То есть скоро они будут от старости помирать? – радуется Артемьев.

Самому Артемьеву до старости далеко – ему едва за тридцать. Но как раз поэтому он старостью и интересуется. Если подналечь сейчас, можно будет самому воспользоваться достижениями, протянуть сверхурочно несколько десятков лет. А протянуть больше обычного Артемьеву крайне необходимо – он это отчетливо осознал после того, как повстречался с гегемонами.

Суверенная гегемония

Про гегемонов в двух словах не расскажешь.

Вот у вас когда-нибудь течет на кухне кран? У Тимура Артемьева никогда не течет. Так хорошо все у него дома сделано. Поэтому Тимур уже многие годы не встречался с сантехником. Также Артемьев не встречается с заправщиками на заправках и слесарями в автослесарных, поскольку у него с 1999 года (то есть с двадцати пяти лет) свой водитель. Не встречал он давно и врачей, живущих на пятьсот долларов в месяц, потому что у него есть личный врач, который получает отнюдь не пятьсот. «Как только у тебя появляются деньги, ты перестаешь общаться с людьми, которые живут бедно», – объясняет Тимур. А именно эти люди и выбирают власть, а значит, представляют собой самых настоящих гегемонов.

С гегемонами лицом к лицу Артемьев встретился, когда решил изменить окружающую его действительность в лучшую сторону. Пройти в Госдуму и провести, подобно Петру I, революционные законы. Тогда он понял, что фальсификация выборов – химера. Если гегемон не захочет, чтобы кто-то стал президентом, этот кто-то президентом никогда не станет.

Артемьев избирался по Люберецкому округу и ездил по предприятиям, пытаясь объяснить гегемонам, зачем он хочет ввести налог на гражданство. «Мы говорим: все равны, – объяснял коммерсант. – Ну так замечательно. Раз равны, пусть каждый платит за то, что государство ему служит. А кто не может платить, пусть получает дотацию. Но тогда он поймет, что после этого выходить на улицы с транспарантами несколько безнравственно».

В общем, как вы понимаете, выборы Артемьев проиграл.

«После этого у него началась серьезная депрессия, – вспоминает Евгений Чичваркин. – Он реально заболел».

Болезнь выглядела так: Тимур Артемьев приходил каждый день на работу, закрывался в своем кабинете и ничего не делал, как могло показаться со стороны (если бы кто-нибудь мог со стороны посмотреть). На самом деле он приходил на работу, чтобы посидеть в кабинете, подумать о ситуации в стране. Поскольку является человеком, который не может жить без понятного, четкого, осознанного смысла жизни. А смысл жизни пропал, поскольку Тимур понял, что на его веку жизнь не изменится.

Баррель нефти может стоить и сто, и сто пятьдесят, и двести долларов, думал Артемьев, а жизнь будет такой же, потому что гегемоны изменятся не раньше, чем через пятьдесят лет. Коммерсант считал свое стремление стать депутатом подвигом. Все друзья, знакомые и даже жена пытались его отговорить от этой затеи, утверждая, что быть депутатом неприлично и стыдно. Он и сам не понимал, как сможет жить на депутатские пятьсот долларов – столько получали в «Евросети» продавцы (взятки брать он не собирался и даже собирался оставить бизнес). А гегемоны возмущались, что депутаты совсем зажрались.

«Они не суверенны и не понимают, что все в этой жизни зависит от них самих», – ужасался Артемьев, который еще в школе стал суверенно зарабатывать деньги на рынке в Лужниках, потом очень суверенно открыл свой первый магазин, а затем крайне суверенно, хотя и не без помощи Евгения Чичваркина, превратил этот магазин в крупнейшую компанию, торгующую мобильными телефонами.

«Я понял: мне не очень интересно, что будет происходить в ближайшие пятьдесят лет», – пытается объяснить Артемьев. А я возражаю: ведь произойти может что угодно. И жизнь подтверждает мои слова: вот ведь за последние месяцы случилась война России и Грузии, двух сотрудников «Евросети» арестовали по делу пятилетней давности, а ученых уличили в попытке устроить конец света с помощью ускорителя заряженных частиц на встречных пучках (известного также под названием «Большой адронный коллайдер»).

«Это "что угодно" ограничивается рамками гуманитарного развития общества», – возражает Артемьев.

С ним трудно спорить. А тогда никто и не пытался, потому что он сидел в кабинете совсем один. И пока друг и партнер Евгений Чичваркин носился по стране и строил компанию, Тимур Артемьев сидел в кабинете и думал. Пока не придумал.

После того как не получилось осчастливить народ с ходу, Артемьев посчитал, что надо брать измором. Он решил: чтобы увидеть совсем другую, лучшую жизнь, надо просто прожить еще не пятьдесят лет, а сто.

И тут совершил для себя удивительные открытия. Заинтересовавшись проблемой старения, он встретил людей, которые не намерены помирать и намерены жить вообще вечно.

Точка сингулярности

Директору Института биологии старения Алексею Перегудову ста и даже ста пятидесяти лет маловато. У него большие планы на будущее. «Хочу увидеть освоение других галактик, – говорит он. – Хочу, чтобы у меня была своя планета. И хочу поиграть на ней в "Цивилизацию". Как когда-то поиграли в нее на Земле. И поиграю. Мое поколение вообще никогда не умрет», – добавляет он, не моргая.

Если усомниться в оправданности амбиций Алексея Перегудова, директор института пожмет плечами: «Это просто ваша ментальность. Что будет через пять лет, мы даже представить себе не можем. Даже это уже точка сингулярности».

Перегудов, впрочем, не ученый. Его задача – верить и вдохновлять. Он считает, что с такой задачей может справиться хакер, который сначала работал в «Евросети» в ИТ-департаменте, а потом в результате долгих философских бесед с Артемьевым окунулся с головой в геронтологию. Теперь он без труда может разрушить представление собеседника о том, что вообще в природе нормально, а что нет.

Вполне нормально, например, не стареть. Гидры, например, не стареют.

Но так же вполне нормально стареть сразу и очень быстро. У поденок ротового аппарата нет в принципе. Они рождаются, в течение двух-четырех часов спариваются, откладывают яйца и умирают. Причем, если им не дать спариться, живут дольше.

То есть понимаете, да? Организм стареет и умирает не потому, что износился, а потому, что у него такой сценарий: родился, достиг половой зрелости, размножился – и на покой.

Усилия ученых, соответственно, направлены на то, чтобы отредактировать сценарий, иначе говоря, отключить программу старения. Впрочем, еще больше ученых полагает, что никакой программы старения нет, просто организм со временем восстанавливается все хуже и хуже, и надо найти способы снизить разрушения и увеличить восстанавливаемость.

Есть, однако, отдельная группа людей, которых Тимур Артемьев называет трансгуманистами. Трансгуманисты размышляют о том, чтобы перенести человека на электронные носители. Сегодня существуют искусственные глаза и искусственные руки, которые управляются мозгом. Завтра в мозг будут вставлять дополнительную память и вай-фай, чтобы можно было обмениваться данными и общаться, не говоря вслух ни слова. Ну а послезавтра скопируют мозг на винчестер.

«Я всерьез обдумывал, насколько эта идея адекватна, и решил, что ты в компьютере – это уже не ты», – говорит Артемьев. Так что свой институт он сосредоточил на проблемах старения, исключающих возможности трансгуманизма. И стал искать единомышленников.

Один из них, ученый секретарь геронтологического общества РАН Александр Халявкин, вообще считает изобретение формулы нестарения делом техники. И даже склонен слегка притормаживать прогресс, поскольку его больше волнует, как подготовить человечество к настоящему долголетию.

«Еще в 1962 году можно было понять, что клонирование возможно, – говорит Александр Викторович. – Если бы тогда люди начали думать, как подготовить к этому общество и как вписать клонирование в реальную жизнь, истерик вокруг овечки Долли не было бы».

Александр Викторович объясняет: понять, что продление жизни в принципе возможно, можно было еще в 1912 году, когда опубликовали результаты исследования, из которых следовало, что клетки вне организма могут не стареть. В 1960-е поняли, как сделать, чтобы не старели и в организме. Так что давно пора проводить конференции под эгидой ООН о том, что будет с институтом брака и пенсионным фондом, когда люди станут жить по нескольку сотен лет.

«Пенсионный фонд вообще можно будет закрыть, потому что пенсии станут не нужны, – размышляет Халявкин. – Но если сегодня людям хотя бы на пять лет сдвинуть выход на пенсию, они будут недовольны. Как так, мы ведь горбатились всю жизнь».

Как видите, долголетие требует веры. Если сначала придет долголетие, а потом – вера, экономика рухнет. Последовательность должна быть обратная. Но, как понял вскоре Артемьев, вера приходит к людям с трудом.

Крупный идиот

– Привет, бездельник, – неизменно говорил Евгений Чичваркин, когда сталкивался с Алексеем Перегудовым в стенах «Евросети». Чичваркин, судя по всему, не верит, что Алексей в ближайшее время найдет столь необходимое Артемьеву лекарство. «Тимур не всегда видит грань реальности, – замечает Чичваркин. – Но пока он что-то себе не докажет, будет это делать». Когда Артемьев пытался стать депутатом, конкуренты называли его тимуровцем в коротких штанишках, едва вылупившимся из яйца. Когда Алексей Перегудов стал искать ученых, способных решить проблему старости, тимуровцем в коротких штанишках стали называть уже его.

Но дичью и блажью увлечение Артемьева может показаться только непосвященному. «В науке за последние десять лет антиэйджинг превратился в мейнстрим, – говорит Евгений Нудлер, известный профессор биохимии Нью-Йоркского университета, заведующий лабораторией Smilow Research Center. – В США множество лабораторий работает над решением проблемы старения. Продлить жизнь до ста двадцати лет кажется уже вполне реальным. Некоторые разработки сегодня продлевают жизнь мышей на 20–30%».

Несмотря на мейнстрим, антиэйджинг при этом пока получает гораздо меньше финансирования, чем поиск лекарств от сердечно-сосудистых заболеваний. А сердечно-сосудистые заболевания – меньше, чем рак. Но Александр Халявкин приводит расчеты: решение проблемы рака увеличит среднюю продолжительность жизни на три-пять лет, сердечно-сосудистые средства дадут людям лет десять-пятнадцать, а антиэйджинг – сразу тридцать-сорок.

«Сейчас биотех – это как компьютеры в 1970-х годах, никто не понимает, какой тут скрыт колоссальный потенциал», – считает Артемьев. Я бы сказал, что сегодня биотех – это как рынок мобильных телефонов десять лет назад. Чистое поле.

В Советском Союзе антиэйджингом занимался киевский Институт геронтологии, после распада страны в 1990-х было создано два новых института: в Петербурге – в системе Российской академии медицинских наук, а в Москве – в системе Минздрава. Оба, таким образом, скорее решают проблемы старения, чем пытаются его предотвратить. «Ученые-геронтологи не философы, – сетует Артемьев. – Они отвечают на задачу, но не ставят ее перед собой. Никто не пытается бороться со старением в принципе».

За три года, что Артемьев занимается антиэйджингом, он создал в институте совет ученых, которые хотят бороться со старением в принципе, – делая бизнес, он привык не сам решать задачи, а создавать систему, которая бы их решала. Она и решает, выбирая, кому давать деньги на исследования. Сейчас институт даже разрабатывает Collaboration Tool – интернет-портал, на котором ученые могли бы делиться информацией друг с другом (нечто вроде «Одноклассников» для профессоров).

Разумеется, не всегда система работает гладко. Однажды обсуждали кандидатуру довольно одиозного человека.

– Это же лжеученый! – кричали противники.

– Он предлагает метод, но не может о нем рассказать, потому что это ноу-хау, – вступались защитники. – Да и черт с ним. Пусть даст нам жидкость, которая омолаживает. Мы ее проверим на мухах и все увидим. Зачем языками трепать? Может, он вообще крупный идиот. Но вдруг ему повезло.

Противники все же победили: лжеученого решили не поддерживать. Пока институт небольшой – хватает и нормальных людей.

Ведь Артемьев не ограничивается пределами России, пытаясь сотрудничать с русскоговорящими учеными во всем мире: если русская биология сегодня вряд ли у кого вызывает восторг, то русские биологи оказываются вполне востребованными за рубежом. Для многих сотрудничество с тимуровским Институтом биологии старения – хорошая возможность получить деньги на исследования без лишней головной боли.

Евгения Нудлера, например, достало писать заявки на гранты. «Трачу на это огромное количество времени, вместо того чтобы заниматься наукой, – жалуется он. – Заявка на грант у Национального института здоровья занимает пятьдесят страниц, причем шансов получить деньги один из десяти, и то если это "твоя" тема. Здесь не любят рискованные проекты – американская система очень консервативна. А заявка на грант Института биологии старения заняла у меня пять страничек, хотя, конечно, его утверждал ученый совет».

Удобство Нудлера недешево обходится. Чтобы оплатить исследования, Тимур Артемьев уже инвестировал в институт больше миллиона долларов. При этом свой 380-метровый таунхаус он купил по ипотеке. И до сих пор за него расплачивается.

Впрочем, подобные сложности его перестали волновать после того, как он однажды произвел несложные математические расчеты.

Вместо очков – миллионы

Несколько лет назад Артемьеву и Чичваркину предложили продать компанию за сорок два миллиона долларов. Артемьев тогда еще заблуждался, что не сможет прожить больше восьмидесяти лет. Поэтому взял двадцать один миллион (ему принадлежала половина компании) и разделил на оставшиеся пятьдесят лет. Получилось четыреста тысяч долларов на каждый год его будущей жизни. Для полной ясности Тимур поделил четыреста тысяч на 365 дней. Вышло больше тысячи долларов в день.

Гарантированная тысяча долларов в день в течение всей жизни Артемьева ужаснула. Он столько не тратил.

Бизнесом ведь он занимался только для того, чтобы не быть бедным. А не быть бедным Тимур Артемьев решил еще школьником. Когда на выпускной родители купили ему некрасивые лакированные ботинки. Он попросил купить другие, а отец сказал, что денег на другие нет. Пришлось предстать перед девушкой, которая Тимуру очень нравилась, в ботинках, которые Тимуру очень не нравились.

От последних комплексов по этой части он избавился, когда на тридцатилетие Евгений Чичваркин подарил ему Lamborghini. В детстве отец, работавший преподавателем, возил Тимура на старом «Запорожце». На эту желтую тарахтящую горбатую машину все оборачивались и показывали пальцем. На новую желтую тарахтящую горбатую машину, впрочем, все оборачивались и показывали пальцем тоже. Но Артемьева это уже не напрягало.

Многие люди, заработав столько денег, что не потратить во всю жизнь, не перестают их дальше зарабатывать. Потому что это превращается у них в спорт, где вместо очков – миллионы. Но Артемьеву такой спорт непонятен. И мне очень даже понятно почему. Потому что я знаю, что случилось, когда в «Евросети» появился ее первый президент Элдар Разроев.

А случилось вот что: новичку предложили пустовавший кабинет, который сделан был в расчете на начальника службы безопасности. В силу специфики работы первого владельца кабинет отличался от остального офиса «Евросети». Если в офисе «Евросети» можно натолкнуться на бронзовую обезьяну, сидящую верхом на волке («символ превосходства разума над силой»), табличку с любимым афоризмом Чичваркина «Вакуум заполняется г...м», портрет шейха Мохаммеда ибн Рашида аль-Мактума и барабанную установку, то кабинет начальника службы безопасности решен в старосоветском стиле: массивная мебель, зеленое сукно и двойные двери для звукоизоляции.

Оказавшись в таком интерьере, Элдар Разроев распорядился мебель отправить на помойку и все переделать, поскольку в такой обстановке он работать не может.

– Постой-постой, знаешь, сколько это стоило? – воскликнул Артемьев и привел президента в свой светлый современный кабинет. – А тут можешь?

– Тут могу, – ответил Разроев.

И они поменялись кабинетами, хотя Тимуру двойные двери нравились не больше. Но он придумал посмотреть на ситуацию как на интересный эксперимент: сможет ли он существовать в чуждой для себя обстановке.

Когда Тимур настолько смог, что кабинет даже стал ему нравиться, Разроева сменил Алексей Чуйкин, и новый президент распорядился отправить мебель на помойку и все переделать, поскольку в такой обстановке он работать не может. «Постой-постой, – воскликнул Тимур Артемьев и привел его в свой кабинет. – А в такой можешь?» В общем, совладелец компании снова переехал.

Считается, что такая уступчивость для человека XXI века вообще неполезная черта, а уж для коммерсанта – и вовсе профнепригодность. Но именно недоступная многим способность Артемьева задушить свой голос и позволила компании «Евросеть» стать крупнейшей на своем рынке – и в не меньшей степени, чем таланты Чичваркина.

Когда друг детства и партнер предложил Тимуру сделать рекламный стишок «"Евросеть" – цены просто о...ть», Артемьев был против, потому что бизнес тогда казался ему чем-то величественным и благостным. Кроме того, ему было банально стыдно перед родителями и друзьями. Но продажами занимался Чичваркин, и Тимур уступил.

Дальше так и пошло. Евгений Чичваркин придумывал раздевать покупателей ради бесплатного телефона, писать матерные цветные письма для своих сотрудников и воевать с товарными рейдерами. А Тимур Артемьев не мешал.

Он считает, что ему в результате повезло. Но не только потому, что Чичваркин создал таким образом успешную компанию (которую удалось выгодно продать). Но и потому, что не чужая, но несколько чуждая его духу компания позволила понять, что ему на самом деле в жизни интересно.

«Иначе я погряз бы в ней, как погрязли многие бизнесмены, – объясняет Артемьев. – Когда многое происходит по-твоему, это ласкает тщеславие. И поэтому иногда очень трудно понять, что на самом деле мечтаешь ты, может быть, о другом».

Таким образом выяснилось, что мечтает он на самом деле о лекарстве от старости, причем не для того, чтобы построить на нем новый бизнес, а для того, чтобы оно существовало и его можно было купить. Для себя и своих близких.

«Сейчас моя задача в том, чтобы ускорить прогресс, – говорит Тимур Артемьев. – Чтобы как можно больше ученых думали над решением этой проблемы». И некоторые ученые, надо сказать, уже кое-что надумали.

В гримерке снимает грим

Александр Халявкин думает о проблеме, которая так волнует Тимура Артемьева, с шестнадцати лет. Еще будучи школьником, он купил в Военторге книжку американского геронтолога. Прочитал ее и понял, что человек может жить хоть тысячу лет. Став ученым и изучив вопрос досконально, он убедился, что да, правда может. Причем сможет не в какой-то там далекой перспективе, а совсем уже скоро. Но, задумавшись о смерти, подобно Артемьеву, со временем Александр Викторович перестал желать долголетия для себя лично.

«Когда актер играет на сцене, он вживается в роль и хочет, чтобы пьеса продолжалась бесконечно, – говорит он. – Но когда спектакль заканчивается, актер идет в гримерку и снимает грим. И в этот момент осознает, что на самом деле его жизнь гораздо богаче, чем роль».

Халявкин смотрит на меня и улыбается. Ему больше шестидесяти лет. Он говорит: «Понимаете?» С