Москва

*

В Москве начало осени – это не просто открытие театрального сезона, выставочного сезона, светского сезона, ресторанного сезона, модного сезона, такого сезона, сякого сезона. Это период всеобщих смотров и громких культурных парадов; в этом году он торжественно завершился грандиозной арт-демонстрацией, состоящей из – одновременно – Третьей биеннале современного искусства и «Арт-Москвы». Те, кто провел этот месяц в Москве, собственно, и чувствовали себя так, как будто город – не город, а какая-то огромная галерея, со своим парадным крыльцом, туалетами, темными этажами, пыльными хранилищами, дешевыми буфетами и пафосным VIP-lounge, спорными однодневными выставками и приевшейся постоянной экспозицией. Можно лениво слоняться из угла в угол, можно суетливо обделывать дела, можно сплетничать по углам, можно одухотворенно втыкать в поразившие твое воображение объекты. Единственное, что невозможно, – деться куда-нибудь из этого сумасшедшего места.

На подъездах к сентябрю жителей города встречали, как положено, какие-то грузчики с какими-то ящиками, мешавшие проехать, и хамоватая охрана, мешавшая пройти. На посетителей «Арт-Москвы» человек без шеи, но с рацией орал у входа в ЦДХ: «Пришли на искусство смотреть, а построиться в очередь не могут!» На общегородском уровне роль ненавистных грузчиков с ящиками играли дачники, ломанувшиеся перетаскивать обратно в московские квартиры мебель, варенье, надувные матрасы, икеевские гамаки, детей и котов. Пробки, созданные дачниками по всей Москве, были такими, что в районе Новинского бульвара в один прекрасный день прохожие могли наблюдать ползущий со скоростью десять километров в час тонированный BMW, рядом с которым трусил роскошный мраморный дог. Свешенный из щели в пассажирском окне поводок ничуть не умалял его чувства собственного достоинства: пса таким образом выгуливали, но даже на привязи он был более свободен в своих передвижениях, чем стиснутый в пробке автомобиль.

На внезапно заполнившихся машинами московских улицах роль злобных людей без шеи, но с рацией играли злобные люди без шеи, но с рацией – то есть изголодавшиеся за лето менты. Раннесентябрьской свирепостью они напоминали кусачих осенних мух: водители жаловались, что тормозили всех, без разбора, и денег просили в лоб, без стеснения. Одна известная скрипачка рассказывала, что ее, ничего не нарушившую, остановили и принялись объяснять ей, что печать у нее в правах «потертая». Скрипачка, девушка нежная, спорить побоялась и, когда ей предложили заплатить штраф пятьсот рублей, покорно полезла в кошелек. В кошельке, увы, оказались только кредитки – и сто долларов. Милиционер заглянул в кошелек и предложил скрипачке пройтись пешком пару кварталов до обменника. Скрипачка отказалась. Тогда милиционер предложил ей прогуляться полтора километра до банкомата. Скрипачка отказалась. Тогда милиционер сказал ей укоризненно: «Совести у вас, люди, нет».

Тот, кто все-таки сумел прорваться в город-галерею через препятствия и кордоны, попадал в шумное фойе с бессмысленно дорогими торговыми рядами, а именно – в Столешники, на Fashion Night Out. Попытка изобразить в Москве один из самых массовых модных хэппенингов, ежегодно проходящих в Лондоне, Нью-Йорке и еще нескольких городах, выглядела трогательно и диковато; так обычно бывает на столичных открытиях модных выставок: слишком мало движухи, слишком много женщин в неуместных вечерних платьях, но заинтересованный наблюдатель понимает, что еще год, два, пять – и все станет, как надо, завертится и заработает.

**

Пока, увы, завертелось не вполне, но Fashion Night Out порадовал другим. Здесь у москвича, как у всякого посетителя достойного вернисажа, возникало одно очень приятное ощущение: кругом полно гениев, и на всех можно посмотреть живьем. Концентрация гениев в сентябрьской столице вообще пугающе велика. Маститые гении, приехавшие на Биеннале современного искусства выставлять живых кур и мертвых стариков, общаются друг с другом на смеси английского с итальянским в кафе галереи «Гараж», и их ноги в красных лакированных сапогах, удобно выложенные на маленькие черные столики, смотрятся вполне достойными инсталляциями. Совсем юные гении-дизайнеры притащили баулы с самодельными шмотками на Sunday Up Market, проходивший в одном из помещений «Армы», и сидят на корточках позади большого стокового магазина, курят траву и восхищенно тычут натруженными пальцами в рассыпающиеся, изрисованные вдоль и поперек скетчбуки друг друга. Тонкопалые гении, собравшиеся на международный «Органный хит-парад» – концерт лауреатов конкурсов имени Таривердиева в Московском доме музыки, – едят вареники с вишнями на веранде консерваторской «Кофемании» и с ужасом смотрят на краснолицего человека, командующего уличными пацанами: пацаны пытаются развести гениев на покупку букетика неприглядных цветов. Перемазанные краской гении пейнтбола с героическими кличами традиционно мочат друг друга на известном полигоне возле ВДНХ – знатоки жанра называют гениев уважительными кличками, непонятными профану, и, по слухам, делают денежные ставки на мастеров (кое-кто поговаривает, что профессиональный пейнтбол обещает стать золотым дном для московских букмекеров). Литературные гении с внимательными глазами слоняются вдоль свежевыстроенных полок книжно-фиговинного магазина «Додо», где можно послушать Олега Пащенко, читающего стихи из еще не изданной книги, можно сварить себе эспрессо, положив в стеклянную банку пятьдесят рублей мзды, а можно купить хоботастую и глазастую брошь, сшитую, кажется, из детского танцевального платьица. Наконец, знаменитый американский реформистский раввин, гений теологии и теософии, профессор двух университетов, танцует у барной стойки клуба «Крыша» на вечеринке по поводу Рош-А-Шана, еврейского Нового года, в то время как его бойфренд, тоже реформистский раввин, профессор, теолог и гений, кричит в телефон на иврите: «Пароль – "мед"! Подойдешь к охране, скажи: "Пароль – "мед"!» Охрана ест традиционные новогодние яблоки в меду и капает медом на рации, пароль проверяют кое-как, гениальные раввины держатся за руки и смотрят из окна на ночную Москву так, как если бы перед ними был не город, а огромный арт-объект, а интерактивный или нет – непонятно: надо бы потрогать, но черт его знает...

***

К концу сентября московская публика, подобно посетителю вернисажа, успевшему сдать в гардероб пальто, выпить и расслабиться, просто перестает замечать гениев, как отечественных, так и иностранных, и гении потихоньку замыкаются друг на друге. Некоторые из них забывают уехать и становятся экспатами – как организаторы и участники смешной и трогательной выставки How Do You Do Moscow?. Собственные фотографии на фоне московских чудес они сопроводили гордыми, но несколько изумленными комментариями: «На кой ляд я купался в проруби и заработал себе пневмонию?», «Как мне удалось научиться заводить машину при минус тридцати?», «Почему я сидел в позе лотоса посреди перрона на станции метро "Сухаревская"?..»

И все эти гении-экспаты, мигранты, переселенцы, растерянные иностранцы в проруби вдруг понимают, что, в общем-то, они уже давно москвичи, и у них есть, между прочим, ряд претензий к своему городу-галерее. Грузчики мешают проехать, охрана не дает пройти, бутерброды в фойе страшно дорогие, залы шумные, некоторые экспонаты – дерьмо, зато другие, по углам, – ужасно недооценены, публика суетливая, детских программ мало, кофе в кафе плохой. Восхищение сменяется ворчанием, ворчание – желанием расчистить фойе, научиться продавать нормальные бутерброды по сто рублей за штуку, но так, чтобы они отбивались, открыть детский клуб, починить кофемашину. Приходится возиться и возиться – как галеристу, никогда не довольному своей экспозицией, постоянно что-то поправляющему, добавляющему, перевешивающему... Ничего еще не успеешь привести в порядок – глядь, а в залах уже полно народу. Который, конечно, тоже ворчит, но расходиться, кажется, не собирается.С