Эротика зовет на подвиг
Недавно я перечитывал отрывок из старого номера журнала «Корея», описывающий взаимоотношения товарища Ким Чен Ира и простой работницы завода. Очень хороший и глубокий текст:
«В 60-х годах Любимый Руководитель Дорогой Товарищ Ким Чен Ир проходил производственную практику на заводе. Ему очень нравилось наблюдать за своей соседкой, юной станочницей. Дело у нее всегда спорилось. Однажды, во время профилактики, он подошел к ней с замасленной тряпкой в руке. Ее станок блестел, как стекло. Улыбаясь, Любимый Руководитель Ким Чен Ир осматривал агрегат. Он протер тряпкой те места, до которых трудно дотянуться рукой, и неожиданно поинтересовался: "Сколько у станка точек смазки?" — "Двадцать одна", — ответила девушка. "А почему вращение рукоятки затруднено?" – не унимался Дорогой Руководитель. "У нее нет точки смазки", — парировала станочница. Товарищ Ким Чен Ир улыбнулся и стал медленно нащупывать точку смазки. Достав скребок, он счистил жирный слой грязи, и девушка, увидев новую точку смазки, возбужденно захлопала в ладоши».
В связи с этим историческим отрывком я вспомнил один замечательный фильм, уже не корейского, а советского производства. Это короткометражка, которую снял в Алма-Ате в 1942 году кинорежиссер Абрам Роом. Кино называется «Тоня», а в главной роли снялась страстная актриса Валентина Караваева.
Сюжет вкратце таков. Идет война. Тоня работает телефонисткой в провинциальном городке. Ее любимый, артиллерист Вася, уходит на фронт. Тосик (так называет ее Вася) и Васик (так называет его Тоня) прощаются в парке перед телефонной станцией. Через некоторое время город эвакуируют, но Тоня потеряла сознание от взрывной волны, а когда очнулась, в город вошли немецкие танки и расположились в парке. Тоня одна, ей страшно.
Если порнографическую историю рассказывать грамотно, в ней обязательно должна быть прелюдия. Возьмем, к примеру, классический порносюжет: женщина вызвала сантехника, он чинит кран, после чего они трахаются. Где тут очевидный драматургический провал? В неправдоподобности. Сюжет должен развиваться мягко, каждый шаг должен быть мотивирован. Например, когда женщина пристает к сантехнику, он сначала бормочет про усталость, потому что после того, как отвинчивал контргайку на поджимающей муфте, ему как минимум надо прилечь отдохнуть, да и отмыться от ила и графитовой смазки. Вместо этого в большинстве фильмов он сразу начинает действовать как отбойный молоток. Зритель перестает обращать внимание на сюжет, концентрируясь лишь на сексе, а ведь надо, чтобы от произведения искусства оставалось послевкусие.
Все это прекрасно понимал режиссер Роом. И вот прелюдия (первая половина фильма) завершена, зритель подготовлен, пора переходить к активному действию. Тоня берет трубку — на том конце провода командир.
— Товарищ, дорогой товарищ, в городе немцы! — восклицает Тоня.
Командир передает трубку тому самому Васику.
— Тоня, это ты, Тоня? — кричит в трубку Вася.
— Васик ты мой, это ты! А я боялась, я думала, я одна.
И вот она дает Васику координаты. И Васик командует солдатам:
— По скоплению танков — дальнебойной гранатой! Взрыватель осколочный. Уровень 48-90. Прицел 472. Четыре снаряда первой!
И пока он это говорит, под величественное крещендо Сергея Прокофьева возбужденно приподнимаются дула пушек.
— Огонь! — командует Васик.
Залп! В парке разрываются снаряды.
— О, вот молодец! — шепчет Тоня, и мы понимаем, что ей уже хорошо. Она улыбается и восклицает:
— Так! Еще! Еще!..
— Тонечка, Тонечка, ты что замолчала? — встревоженно говорит Васик в телефонную трубку.
— Ты молодец, Васик, бей еще. В сквер. Можешь, Вася?
Вася смог, но, как это иногда бывает, промазал. Тоня утешает его:
— Хорошо, Вася. Только ты попал в кривую аллею. Исправишь?
И снова ракурсами снизу, неумолимыми фаллосами, вздымаются пушки. Враг почти истреблен. Правда, осталась одна вражеская пушка и немецкий офицер прямо на площади, рядом с телефонной станцией.
— Ложись на пол, — командует Васик.
Тосик ложится на пол. У Васика на лице выступает пот.
— Огонь! — командует он. Палят твердые длинные дула орудий. Бьются стекла, все рушится вокруг Тони. Оргазм. Занавес.
Когда я посмотрел этот фильм впервые, то решил, что тут такая же история, как и с журналом «Корея». Мол, люди, страдая острым сексуальным голоданием, быстро накропали сценарий, сняли фильм. А потом узнал, что Абрам Роом — врач-психиатр, ученик Бехтерева, фрейдист, один из пионеров эротического подтекста в кино и вряд ли мог сделать такое случайно. Он взял и гениально соединил пропаганду с эротикой. Действует этот метод убойно — зритель, сам того не понимая, приходит в полнейший экстаз и, не отделяя идеологическое от физиологического, переносит свое вожделение на объект пропаганды. Возможно, этот фильм помог бы нашим солдатам на фронтах укрепиться в мысли, что в тылу есть девушки, готовые пожертвовать собой, раствориться в любимых, отдать себя без остатка. Но фильм запретили. Причиной запрета было «наличие оттенка женственности, который был придан героине». Так стыдливо цензоры назвали то, что творилось на экране.