Париж

*

Несмотря на то что французы в большинстве своем презирают телевидение, в последнее время все просто прилипли к экранам. Сменяющие друг друга реалити-шоу пропустить было просто невозможно.

Больше всего зрителей собрало шоу подозреваемого в убийстве Жана-Пьера Трейбера. История такая. Пять лет назад при невыясненных обстоятельствах пропадают две молодые женщины Катя Лербье и Жеральдина Жиро, дочь известного французского актера Ролана Жиро. Через месяц в огороде некоего Трейбера находят зарытые трупы. У него же дома обнаруживают вещи девушек. На время расследования подозреваемого сажают в тюрьму. Все эти пять лет идет следствие. Жан-Пьер Трейбер не признается. Весной следующего года он наконец должен предстать перед судом. В середине сентября он из тюрьмы убегает и бегает до сих пор. И тут начинается самое интересное. Каждую неделю подозреваемый пишет письма, которые публикуют вполне серьезные журналы. Поначалу он писал, что ни в чем не виноват. Потом стали появляться письма о любви. Потом он стал писать геоблоги, уступающие по насыщенности событиями тем, что публикует snob.ru, но вполне похожие на авторские колонки. Рассказы его драматичны. Стиль рубленый. Тон вызывающий. Письма Трейбер оставляет в дуплах деревьев. Он же раскрашивает деревья, удовлетворяя свои творческие наклонности. Весь лес, где он прячется, в красных сердечках. У бывшего заключенного появился фан-клуб, в письмах он рассказывает, как обитатели французских деревень помогают ему выжить. Он достаточно грамотный психолог, ведь в каждом из нас живет симпатия к ослушникам, нарушителям законов. Поэтому мы все засели у телевизора и, затаив дыхание, ждем, что же будет. В последней серии, то есть в последнем письме, Трейбер сообщил, что будет присутствовать на процессе. Сам? Через подставное лицо? Или, может быть, просто взорвет дворец правосудия? Вот это будет блокбастер! Правда, мы забыли, что вместе с нами этот сериал смотрят родители Кати Лербье и Жеральдины Жиро. Но пресса же не может обходиться без сенсаций. В конце октября вполне консервативный Le Figaro Magazine объявил, что собирается опубликовать снимки Трейбера, сделанные видеокамерами, которые полиция разместила в секторе, где, предположительно, он находится. Провоцировать так провоцировать, видимо, решил Трейбер. Похоже, что ему стало известно о существовании камер. Вот он около них и походил. Почему полиция его не поймала и в чем тогда смысл этих видеокамер, неясно.

**

Тем не менее премьер-министр Франсуа Фийон в середине октября заявил о выделении двадцати миллионов евро на покупку новых камер видеонаблюдения, что должно помочь еще лучше бороться с преступностью. По Франции прошли акции протеста. Я на демонстрации не хожу, но на эту пошла, потому что очень не люблю технические системы, которые вторгаются в мое личное пространство.

Первым или, во всяком случае, самым ярким, противником видеокамер можно считать художника Рено Огюста-Дормея. Несколько лет назад он на собственные средства издал путеводитель по Парижу, в котором отметил все системы наблюдения, установленные в городе. Но самым значимым эпизодом в его борьбе с узаконенным вуайеризмом была судебная тяжба, которую он затеял против банка Société Générale. Простояв перед входом в главный офис минут пятнадцать, Огюст-Дормей пришел домой и написал президенту банка письмо о том, что такого-то числа в такое-то время он находился прямо напротив банковской камеры видеонаблюдения и ничего не делал. Ссылаясь на закон «о праве на изображения», он потребовал у президента банка выдать ему видеозапись. Долго бодался теленок с дубом, и дуб упал, как и положено дубам. Свою видеозапись Огюст-Дормей так и не получил, зато получил от банка денег. Немного, правда, но тут же дело не в деньгах.

В Париже акция протеста прошла довольно вяло. Манифестантам было непонятно, с кем драться, поэтому они обсуждали тех, кто сидит без дела в «залах наблюдения», уставившись в мониторы. Сошлись на том, что, мол, зря мы их кормим. По-моему, это неправильно. Что уж ругаться на тех, кто обречен часами созерцать пустые пространства подземных гаражей и наши скучные физиономии, пока мы снимаем деньги в банкомате? Но переубедить мне никого не удалось.

И тогда мне пришла в голову идея. Мы с сыном вернулись домой, взяли, сколько смогли унести, фотографий, которые я сама снимала, и пошли делать собственную выставку. Я никогда нигде не выставлялась, но ради благого дела поступилась собственной скромностью. Если деньги налогоплательщиков все равно потрачены и с камерами ничего уже не поделать, то можно же их использовать в благих целях? Например, организовать передвижную выставку. Покупаешь билет в метро и ну ездить по станциям, показывать работникам метро свои творения! Ведь в метро камеры висят повсюду: и перед кассами, и над турникетами, и на платформах. Мы подходили к тем, что перед кассами, и стояли несколько минут, держа перед собой фото довольно большого размера. Скорее всего, видеонадзирателям наша выставка понравилась, потому что кассиры, наблюдавшие за нашим «перформансом» по своим мониторам, за проезд с нас денег не брали.

***

Другие операторы, следящие за экранами, на которые поступают изображения с камер видеонаблюдения, в этом месяце тоже не остались без своей порции искусства. На ежегодной Международной ярмарке современного искусства (FIAC), которая прошла в конце октября, камер было немало, ведь в этом году сюда привезли кучу шедевров. Гвоздем ярмарки стала объединенная выставка десяти самых крупных галерей в мире, которые показали публике по одному-два шедевра из своих собраний ХХ века. Среди них были и «Портрет Джорджа Дайера» Фрэнсиса Бэкона, и «Красная» картина Марка Ротко, и «Композиция с синим, красным и желтым» Мондриана. Зачем такого рода выставки на FIAC? Галеристов собрали вместе в таком формате, чтобы «вернуть их на землю». По мысли устроителей «Современного проекта» и комиссара ярмарки Мартина Бетено, галереи должны заниматься только поиском уникальных произведений. В кризис продажи важнее эпатажа.

«Мы продали первые две работы в первые же полчаса после открытия ярмарки. Основное ощущение от нынешней FIAC: один класс покупателей, видимо, исчез – на этой ярмарке нет людей, которые рассматривают искусство как символ статуса. Зато теперь оно идет в хорошие руки, то есть тем, кто его действительно любит и понимает», – рассказала Наталия Миловзорова, представлявшая Галерею Марата Гельмана.

А вот на стенде галереи XL оптимизм был в дефиците: продажи не идут, несмотря на присутствие на выставке работ Олега Кулика. А может, наоборот, именно по этой причине. На прошлогодней FIAC французская полиция запретила выставлять фотографии Кулика, сочтя их «порнографическими».

Как сказал итальянский художник Маурицио Каттелан в интервью газете Libération накануне открытия ярмарки, «кризис никогда не был так на пользу искусству, как сегодня. Я надеюсь, что кризис справится с болезнью, которая поразила дыхательные пути искусства». Владелица XL Елена Селина этот тезис едва ли поддержит: «Обычно мы всегда тут что-то продаем, но в этом году продажи идут гораздо хуже. Мне кажется, кризис сильно повлиял на FIAC, даже по сравнению с Frieze. Просто потому, что рынок здесь более локальный, более замкнутый и более сдержанный с точки зрения выкидывания денег».

****

Деньгами французы и правда сорить не любят, даже на государственном уровне, как нам в очередной раз показали по телевизору. Телеканал Arte анонсировал показ документального фильма «Отходы – кошмар ядерной энергетики» о том, как Франция экономит деньги, вывозя свои ядерные отходы в Россию, вместо того чтобы строить свою установку по их переработке и не гонять опасный груз через всю Европу. Французские министры и представители организаций, о которых должна была пойти речь, после первых же анонсов бросились оправдываться: они ничего не знали о происходящем, а авторы ничего не поняли в проблеме. Это обеспечило фильму еще большую аудиторию. Коротко суть фильма в том, что в наше экологически корректное время все хотят придумать самую экономически выгодную альтернативу русскому газу и арабской нефти. Французы настаивают на мирном атоме, объясняя, что это самое экологичное топливо. Но все замеры, сделанные учеными в фильме, говорят об обратном.

Самыми возмутительными французам показались кадры, снятые в нормандском городе Ля Аг. Каждый день огромные контейнеры с отходами атомного производства компании Cogema отправляются на дно океана. Старые же контейнеры, снятые на глубине, оказались пустыми. По мнению журналистов и опрошенных ими ученых, резервуары могли быть раздавлены водой. Авторы фильма, журналисты Лор Нуала и Эрик Гере предупреждают завсегдатаев рыбных ресторанов в Нормандии: морепродукты из Ла-Манша почти наверняка отравлены. «Мне стало просто страшно, – призналась моя подруга Наташа Барон, преподаватель литературы в престижном лицее, живущая во Франции уже почти двадцать лет. – Если во Франции это возможно, то что уж говорить о России. Нет, из Франции уехать не захотелось. Просто потому, что некуда бежать. У меня ощущение, что мы все на такой маленькой сковородочке, и нас на ней медленно поджаривают».

Французские чиновники, настаивая на экологичности ядерного топлива, объясняли, что отработанный уран после переработки можно снова пустить в дело. Но почему в таком случае Франция сама не занимается переработкой, а предпочитает платить за это огромные деньги России? Почему сотни тонн токсичных веществ перевозятся через всю Европу на Урал, подвергая опасности население городов, через которые идет поезд со спецгрузом? Ответ прост: собственных технологий такого рода у Франции нет. А их покупка или разработка только «рассматривается».

Авторы напоминают, что французский закон запрещает вывоз токсичных веществ в другие страны. А представители экологической ассоциации CRIIRAD объяснили, что только десятая часть отработанного топлива для АЭС подлежит переработке, а затем возвращается во Францию. Остальные девяносто процентов остаются в России на неопределенный срок. Налицо нарушение закона – на все сто процентов. Но французов не столько беспокоила судьба российского населения, проживающего рядом с «ядерной помойкой», сколько то, что на Google Map, например, прекрасно видно, что контейнеры с отходами лежат под Челябинском совершенно открыто. А вдруг какой камикадзе решит протаранить этот склад?

*****

Но похоже, что эра презрительного отношения к далеким народам подходит к концу. С умилением наблюдали французские телезрители, как старательно вел себя президент Саркози во время официального визита в Казахстан. Чуть не падал от скуки на военном параде, давился сладостями и даже сделал вид, что пригубил казахского шампанского. Зная, что Саркози ненавидит алкоголь, операторы постарались с зумом и фокусом, и все страдания были предъявлены публике как самопожертвование ради контрактов, столь необходимых для реанимации национальной экономики. Контрактов, надо сказать, президент привез целых двадцать четыре. Речей было произнесено немало. Про дружбу и любовь, взаимопроникновение и суверенитет. Только ни разу не произнес президент правильно названия любимой страны: Кацазтан, Казцазан, Казакан...

Но по возвращении во Францию учиться выговаривать трудное название ему было некогда – заботливый папа Саркози занялся трудоустройством своего двадцатитрехлетнего сына Жана.

Когда проваливший экзамены студент юрфака подал заявку на пост президента EPAD – государственного учреждения, отвечающего за управление районом Дефанс, или парижской Уолл-стрит, это вызвало бурю возмущения даже среди сторонников Николя Саркози.

Что представляет собой Жан Саркози? Изысканный, как Хью Грант. Денди, как Джонни Депп. Шикарный, как Ричард Гир. У него есть все, что нравится женщинам, спору нет. Но вот первый курс юридического факультета Жан с первого раза не осилил. Во время учебы он так увлекся театром, что стал регулярно выступать на сцене (его партнершей была Софи Тапи, дочь известного политика Бернара Тапи). Потом Жан одумался и вернулся к учебе. После экзаменов его снова оставили на второй год.

Но теперь окружение президента, словно оправдывая второгодника, поспешило сделать странные заявления в прессе. Министр труда Ксавье Даркос отметил, что большой необходимости для политика иметь диплом о высшем образовании не видит: «У нас же был премьер-министром Пьер Береговуа. У него даже аттестата зрелости не было». А Тьерри Солер, один из тех сторонников президента, которых называют sarkoboys, возмутился тем, что у кого-то вообще могло возникнуть сомнение по поводу корректности такого назначения: «Что же теперь, если человек всего лишь машинист паровоза, ему нельзя и начальником стать?» Сам Жан оправдывается тем, что никому в голову не приходит осуждать сына скрипача, если тот решит идти по стопам отца.

Президент в дебаты не вмешивался, зато выступил по поводу очередной реформы лицеев: «Создав их, Наполеон положил конец наследственным привилегиям. Во Франции важно не то, в какой семье ты родился. Важно хорошо учиться и много работать». Про учебу мы уже говорили, а на тяжелую работу у Жана еще просто не было времени.

Пока шли споры, группа молодых социалистов попыталась проникнуть в Елисейский дворец и подать президенту прошение об усыновлении – чтобы «уравнять шансы на доступ к руководящим постам с теми, которые унаследовал его младший сын Жан».

Жан Саркози все же снял свою кандидатуру на пост президента EPAD, теперь он претендует на менее громкое место администратора в той же структуре. Похоже, что это просто уловка, способ успокоить население и снова вернуться к этому вопросу в более спокойной обстановке. Так и закончилось последнее реалити-шоу октября.С