Берлин

Лейтмотивом осеннего Берлина стало объединение – страны, семей, друзей и врагов. Эту тему подсказали и очередная годовщина воссоединения Германии, и двадцатилетний юбилей падения Берлинской стены.

Первыми воссоединились «дядя» с «племянницей» – семи- и двенадцатиметровые марионетки, символизирующие восточную и западную части города. Четыре дня зрители медленно перемещались по городу вслед за двумя куклами-великанами, шествующими по улицам Берлина. Французская театральная компания с демократичным названием Royal de Luxe разыграла сказку в формате XXL, освежив в памяти берлинцев сильные эмоции времен объединения Германии. Пятьдесят кукловодов и подъемные краны двигали «разлученных родственников» навстречу друг другу: «девочка» шла с Востока, ее «дядя» – с Запада. «Опять этот навязший в зубах сценарий, – скривился мой друг, кинопродюсер Корнель Миглус. – Слабая девочка символизирует Восток, а ее сильный дядя – Запад. Не пойду я на это смотреть». И не пошел.

А я, как и два миллиона прочих берлинцев, все же пошла. Побродив пару часов в плотной толпе, я смогла углядеть лишь желтую шапочку гигантской «девочки» и огромную руку ее «дяди». Друзья с передовой все время звонили, взахлеб рассказывая, как куклы катались на лодках, умывались, ходили по главным улицам, переодевались, испражнялись и даже разбрасывали копии тысяч писем, изъятых когда-то «Штази» из переписки между родственниками Восточной и Западной Германии.

Мне же пришлось вернуться домой и посмотреть телевизор. Там я увидела остальные части тела кукол и отрывки из грандиозного шоу. Кукольная «семья» снова «воссоединилась» у Бранденбургских ворот. Архитектору Кристиано Лепратти, в отличие от меня, повезло: он, встав ни свет ни заря, видел, как две огромные марионетки, обнявшись, спали у Бранденбургских ворот. «Зрелище трогательное, но странное, – сказал мне Кристиано, – нам хотели напомнить о счастливом воссоединении Германии, а превратили нас в страну лилипутов». «Куклы-великаны в человеческом море – было в этом что-то унизительное, – поддержала его художница Ника Дубровская. – Мы такие маленькие, мы масса, а они – возвышающиеся над нами гиганты».

Может, марионетки повлияли, но в октябре все кинулись укреплять и расширять свои семьи. В барах Пренцлауерберга, одного из самых модных районов Берлина, где к тому же зафиксировали самую высокую в Европе рождаемость, появилось спецпредложение Family: четыре напитка за двадцать пять евро, почему-то все алкогольные. А те, у кого семьи нет, ринулись на поиски партнера. Крупнейшей вечеринке Берлина для одиночек «Рыба ищет велосипед» (от старого феминистского лозунга «Женщина без мужчины – что рыба без велосипеда») даже пришлось переехать в монументальное здание вокзальной почты – в старом клубе не хватало места.

Зато в отреставрированном «Новом музее» места хватало всем. А самой главной берлинской красавице – Нефертити – достался целый зал, в уголке которого, впрочем приютится бюст знаменитого еврейского мецената Джеймса Симона, подарившего изображение царицы музею. В 1943-м бюст Нефертити вывезли на Запад, спасая от бомбежек, а после войны она осталась в Египетском музее, потому что Новый все эти семьдесят лет так и простоял руиной в центре города. Архитектор Дэвид Чипперфильд законсервировал следы разрушений, а для утраченных элементов нашел модернистские замены. «О здании Чипперфильда идут споры, а вот в Нефертити влюблены все без исключения», – сказал Кристоф Фельге, один из руководителей бюро Чипперфильда в Берлине.

«Днем семьи» закончилась и берлинская Неделя Азии и Тихого океана. За семь дней концертов, выставок, дискуссий, посвященных странам от Пакистана до Японии, было столько, что начало казаться, что прямо за Бранденбургскими воротами плещется Тихий океан. В театре HAU, совершенно забыв о кризисе, дали представление о путешествии по Китаю двух купюр-юаней. А показы моды стали попыткой скрестить народы: каждому молодому немецкому модельеру давали в пару японку или кореянку. Например, отличный дуэт сложился у немки Таране Хоок и японца Риота Шига. Они оба используют природные принты – листья, мох, травы и цветы, поэтому совместные показы их моделей напоминали «день в лесу». А в воскресный «День семьи» на старой насосной фабрике художники из Камбоджи, Вьетнама и Кореи предлагали курсы перкашн и каллиграфии, а народы Индонезии готовили австралийское барбекю.

Но даже в день азиатской семьи в Берлине без еврея не обойтись. Подтверждая этот тезис, октябрьский номер журнала Tip заявил на обложке свою главную тему: «Дискотека под звездой Давида». В Берлине становится все больше молодых израильтян, бегущих из родной страны в мирную немецкую столицу. Когда Авив Неттер решил отправиться в Берлин, его отец отрезал: «Meschugge!» («Сумасшедший!»). Тем самым он подарил название берлинско-израильским вечеринкам, ставшим хитом нынешнего сезона. «Я хочу показать Израиль с некошерной стороны и слегка согреть Берлин», – заявил Авив. В подвале его клуба, украшенного вымпелами со свинками и могендовидами, народу всегда полно: японские туристы пляшут с воспитательницами еврейских детских садов, а израильские шлягеры мешаются с японским электропопом и немецкой попсой. «Играть Сандру и Modern Talking в Берлине могут разве что сумасшедшие или евреи», – заметил Ариэль Шульц, приехавший в Берлин, как и многие его соотечественники, «просто так». По осени еврейские вечеринки и мероприятия расплодились, как грибы: Элина Тилипман провела серию пати ISreal, посвященных молодой креативной музыке из Израиля, в турецком районе Кройцберг выступал фольклорный дуэт Jewdysee, а одна израильтянка создала еврейский дом. На старой фабрике она открыла ЇМА («мама» на иврите) Design Village – агентство, сдающее в аренду небольшие студии для творческой молодежи со всего мира. В зале дворца Admiralspalast, где у Гитлера была своя излюбленная ложа, со скабрезными еврейскими шутками выступил Оливер Полак, немецкий Вуди Аллен, с программой: «Я еврей, мне можно».

Пока в большой берлинской мишпухе налаживалось с еврейским вопросом и азиатскими экономическими стратегиями, русские с немцами напряженно играли в Москве в футбол. В Африку, на чемпионат мира, хотелось всем. «Удивительно, как военизируется футбольная игра, стоит только добавить "немецкий" или "русский" к словам "нападающий" или "защитник"», – заметил берлинский программист и страстный любитель футбола Сергей Мельников. Хотя немцы выиграли, в Музее современного искусства «Гамбургский вокзал» открыли выставку, посвященную их давнему футбольному поражению. Пауль Пфайфер в инсталляции «Святые» изобразил массовые футбольные переживания 1966 года, когда сборная Англии выиграла у сборной ФРГ. В самом конце пустого вокзального зала на крохотном экране бегал с мячом англичанин Джеффри Херст, сопровождаемый акустическим ураганом невидимой футбольной толпы. В том финальном матче мирового первенства Херст забил три гола подряд, поставив таким образом рекорд, не превзойденный до сих пор.

Владельцы модного берлинского Bar am Lützowplatz братья-близнецы Петер и Штефан Глюкштайны решили, что пиво объединяет крепче, чем спорт, и закатили в своем клубе-баре-галерее на Лютцов-плац удивительный праздник. В честь своего пятидесятипятилетнего юбилея они устроили конкурс на тему «Пиво», в котором приняла участие многонациональная художественная тусовка Берлина: китайцы и французы, итальянцы и аргентинцы. Отобрав сто работ, Глюкштайны развесили их по стенам своего клуба. Среди них оказалось много русских художников - Игорь Зайдель, Юля Казакова, Женя Шеф, Даниил Акулин. Работа члена клуба «Сноб» Дмитрия Врубеля и Виктории Тимофеевой стала эмблемой выставки и попала на рекламный плакат: элегантный Путин держит в руке стаканчик пива. За работу со всеми художниками расплатились флаерами на тысячу кружек пива (при том что, согласно статистике, даже немцы выпивают только сто сорок литров в год). И берлинцы, которых в начале месяца заставили почувствовать себя жителями страны лилипутов, к концу вдруг превратились в Гаргантюа и Пантагрюэлей.С