Новая Порция. Интимная жизнь начинающих родителей

«После того как родился ребенок — все только по-быстрому, на кухне или в ванной», — пишет домохозяйка из Бирмингема. «Мой муж относится с пониманием и не требует ничего особенного», — отвечает ей таможенница из Калькутты. «Я совершенно не могу сосредоточиться, — жалуется художница из Канзаса, — я все время прислушиваюсь, не хнычет ли ребенок». «Муж старается изо всех сил, но даже если ребенок спит, мне все равно не удается полностью расслабиться, я все время думаю не столько о сексе, сколько о том, нужно ли добавлять в пюре мясные катышки или нет», — вторит программистка из Парижа.

Все так, но это было бы еще полбеды. Ребенок днем спит иногда по два часа, ночью больше. Скажите, сколько вам нужно времени, чтобы выполнить полноценную постельную сцену? Час? Хорошо, разминка — еще минут двадцать, но в полевых условиях детовыращивания предварительная разминка становится предметом факультативным, равно как и сонное валяние в кровати, сопровождаемое томными звуками. Очень быстро приучаешься совмещать предварительную разминку, скажем, с проверкой электронной почты, а довольное урчание — с загрузкой стиральной машины умилительными детскими штучками. В смысле хронологическом коитус не проблема.  Взаимопонимание тоже не проблема. Иногда мне кажется, что именно такой экономный секс — мечта всякого мужчины. Чем дольше я об этом думаю, тем понятнее мне становятся правительственные лозунги, касающиеся производительности труда, эффективности производства, инноваций и нанотехнологий. В конце концов, разве не стараемся все мы достичь максимального удовольствия при минимальном вложении средств — одни в постели, другие на заседаниях кабинета министров? Дети тут не помеха, как раз наоборот: в сложных условиях испытуемые обнаруживают невиданные ранее запасы изобретательности.

Совсем другое дело — эмоциональная сторона интимных отношений. Порция растет, и чем старше она становится, тем более обширного, подробного, отчетливого и полноценного эмоционального отклика она требует. Раньше достаточно было спеть песенку или потрясти погремушкой — и ребенок был доволен. Теперь ей нужна абсолютная искренность во всем. Если ты пытаешься разговаривать с ней и одновременно писать письмо, то она перестает улыбаться и начинает внимательно тебя разглядывать, а потом — хныкать. Если ей кажется, что ты не всем сердцем участвуешь в веселой возне на кровати, она начинает скучать. Нет, она умеет развлекаться одна, но если уж она захочет общения, то общение это должно быть насыщенным до невозможности. Раньше я никогда не думала, что способна на такое. Возможно, раньше я просто не знала, что такое настоящее человеческое общение.

Проблема, однако, заключается в том, что эротические эмоции и эмоции родительской привязанности — они, похоже, одного происхождения, и источник этих эмоций не бездонный. Иногда меня посещает совершенно ужасающая мысль, которую и думать-то страшно, не то что вслух высказать. Мне кажется, что я понимаю родителей, которые растлевают собственных детей. Тихо, не бейте меня палками с гвоздями. Мне просто кажется, что эти монстры не способны превратить примитивное любовное влечение в сложное и иногда трудное чувство родительской привязанности. Эти духовные калеки руководствуются в отношениях со своими детьми простейшими до дикости эмоциями эротического характера: они, прости Господи, так любят своих детей. Вот именно таким запредельным, животным способом. Как бы это ни было противоестественно (или, наоборот, естественно до свинства), тем не менее и влечение эротическое, и привязанность родительская — это эмоции одного характера, природа у них одна. И Порция требует от меня полной отдачи всех этих эмоций — до самого донышка. И я отдаю их ей — с огромным удовольствием.

Что же остается? Остается, похоже, копить по зернышку. Времени полно, да только вот к ночи чувств хватает лишь на то, чтобы посмотреть незатейливое кино. Человек в таких условиях превращается в самого настоящего золотоискателя: каждую неизрасходованную крупицу своего некогда неукротимого темперамента он теперь тщательно очищает от всяких примесей, взвешивает на весах благоразумия, присваивает ей инвентарный номер и складывает в общую кучку таких же редких крупиц. Постепенно эта кучка увеличивается. Когда вес ее становится ощутимым, человек идет тратить свой честным трудом добытый капитал — и транжирит его направо, как вы понимаете, и налево.