Жесткая картина мира академика Гинзбурга
Год назад я позвонил Виталию Лазаревичу Гинзбургу, чтобы попросить комментарий про фундаментальные константы (если кратко, это такой набор чисел, которые определяют свойства нашей Вселенной). Виталий Лазаревич, человек немолодой и нездоровый, отвечал тихо и скупо. Мельком я проговорился, что креационисты находят в этих константах чуть ли не свидетельство божественного промысла — и после слова «божественный» голос нобелевского лауреата мгновенно окреп. На меня почти без перерывов обрушился злой и четкий каскад тезисов, из которых с неизбежностью вытекало, что, по крайней мере, к физике креационистам не стоит подходить и на пушечный выстрел, чтобы не позориться зря.
Когда теперь рассказывают, что Виталий Лазаревич был наивен и путался в богословских вопросах, я морщусь и вспоминаю этот телефонный разговор c 92-летним человеком — разговор ясный и логичный. Мне остается только воображать, каким был Гинзбург-теоретик в расцвете сил. В 1949-м он придумал водородную бомбу (вместе с Сахаровым), в 1950-м теоретически объяснил сверхпроводимость (вместе с Ландау). Это явление, открытое еще в 1911-м, рекордно долго оставалось больной мозолью теоретиков (а после работы Ландау–Гинзбурга за сверхпроводники награждали нобелевкой как минимум четырежды). Самому Гинзбургу премия досталась только в 2003-м — ему было уже 87.
Еще до моего рождения он самоустранился из сферы «генерирования гипотез». И 30 с лишним лет, до самой смерти, Гинзбург честно выполнял роль арбитра, отчетливо помнящего, чему его учили и способного отделять ценное от шелухи. Как в физике, так и вокруг.
Борьба с лженаукой и почти маниакальное противостояние РПЦ (и клерикалам вообще) — неотъемлемая часть этого «вокруг». Так он сделался героем ернических заголовков. Когда государственная наука и государственная церковь сливаются в экстазе, а батюшки запросто освящают боеголовки, сваянные в ядерном центре по рецептам Гинзбурга, публике нелегко понять, вокруг чего сыр-бор. Гинзбург методично доказывал всем и каждому, что если от святой воды ракеты и не начнут хуже летать, то сама елейная атмосфера несовместима с духом свободного исследования.
Он сохранил (чтобы не сказать — законсервировал) ту картину мира, которой выкристаллизовалась физика «классической эпохи», 30-х и 40-х. Неверие в то, чего нельзя проверить, нетерпимость к наукообразию и критическое отношение к линии партии — все эти принципы «круга Ландау» Гинзбург возвел в ранг необходимых условий того, чтобы мыслить ясно и четко. Атеизм следовало проповедовать уже затем, что тот был частью метода.
Едва по лентам расползлась новость про его смерть, хор блогеров снисходительно потрепал покойника по плечу: мол, надо бы простить неразумному атеистические заблуждения и пропустить в рай. Такая дружеская рекомендация привратникам Царствия Небесного. Вот, к примеру, картина сиропом от Татьяны Толстой: «Идет Виталий Лазаревич по белой дороге под шумящими деревьями, к свету, все к свету, и дивится, что ж тут такое делается-то». Дескать, старичок был с причудами, зато гордость страны — его и простят. Наверное, Гинзбург проиграл свою войну: жесткой и слепящей научной картине мира, где нет места мистике, обучить не проще, чем уравнениям Гинзбурга–Ландау.