Восточные слабости. Женщина нараспашку
На Востоке живот считается вместилищем чувств и эмоций. Если вам скажут, что вы толсты, не спешите расстраиваться, ибо hara okii («большой живот») метафорически означает великодушие и щедрость. Hara no misenai («спрятанный живот») говорит о скрытном, замкнутом человеке. И, соответственно, «у него весь живот открыт» — если собеседник проявляет прямой и открытый характер.
Ритуальное вскрытие живота — hara-kiri или же seppuku (от слов setsu — «резать» и fuku — «живот») — означает, что самоубийца таким образом приносит в жертву свой разум, сознание, источник мыслей. В общую категорию харакири входит множество подвидов: у каждого свое название, в зависимости от способа выполнения и причины самоубийства. Например, есть jumonji-giri — когда к вертикальному надрезу добавляют поворот под пупком, что символизирует бескрайнее одиночество. Есть shinju (двойной суицид), есть joshi (двойной суицид влюбленных) и т. д. — более 30 наименований.
А что может быть прекраснее трепетной женской руки, в которой поблескивает орудие ее собственной смерти? В Японии видеофильмы с женским харакири продаются в специальных магазинах для взрослых аж с конца 80-х годов. Разумеется, все это постановка, но весьма натуралистичная. И эти названия — «Жертвоприношение в белых тонах», «Потерянный рай», «Священный обряд»...
46-летний Акико Фудзи считается одним из главных создателей жанра. В каталоге его кинокомпании Fuji-kikaku содержится более 20 фильмов со сценами суицида. Тираж каждого фильма — 500 экземпляров.
— Кто-то покупает эти записи, чтобы погрустить, — говорит продюсер. — Другим хочется женской крови. Третьи просто упиваются волнующим и прекрасным зрелищем. Все мы охотно плачем над патетическими сценами в кино. Тут примерно то же самое, это как спектакль о вишнях, которые сначала цветут, а потом их лепестки облетают, и у вас создается ощущение, что всему конец, ничто не вечно, и тем более красота.
Сам Акико полагает, что наиболее возбуждающим является процесс приготовления к последней церемонии. Все его фильмы сделаны как документальные и отражают последние 45 минут жизни женщины. Вначале, перед камерой, она долго говорит, пытаясь унять дрожь в руках, которые она держит на белоснежном листе бумаги. Затем кисточкой она выводит иероглифы прощального стихотворения, которое венчается изображением ее сердца — kokoro. Женщина медленно переодевается в белое шелковое кимоно, что символизирует волю, и опускается на колени на большой квадратный кусок белой ткани — это ритуальное пространство. Она внимательно разглядывает нож. Сверкает лезвие — и по животу скользит первая капля крови. На лбу девушки выступает испарина, нож вершит свой роковой путь. Ком внутренностей тяжело вываливается на сведенные судорогой колени и растекается вокруг корчащегося тела, которое очень скоро застывает в позе зародыша, — возвышенное и в то же время жалкое зрелище.
— Я снимаю фильмы о харакири, которые не имеют ничего общего с суицидом, — говорит Акико Фудзи. — Самоубийство — это жест отчаяния, а харакири — религиозный синтоистский обряд, конец Пути.
Фудзи с жаром отстаивает эстетическую ценность своей продукции. К тому же фильмы его крайне малобюджетны в производстве. Никакой музыки, спецэффекты минимальные.
— Мои фильмы — это не снафф (документальные съемки смерти), а стихи о мимолетной красоте. Кровь, которую вы видите на экране, ненастоящая, гораздо больше меня волнует, как передать духовную сторону процесса. Реалистичность не главное, если кто-то заметит спецэффекты — не страшно.
Надо отдать справедливость режиссеру: в этих содрогающихся девичьих телах и закатившихся глазах есть удивительная красота, у которой всегда находятся ценители. Для них в каталоге Фудзи, в разделе Harakiri Beauty содержатся многочисленные варианты женского суицида: харакири женщины-солдата, одновременное харакири сестер, харакири медсестры, харакири студентки. Аннотации к фильмам примерно такого содержания: «Цветущая девушка не может думать ни о чем, кроме смерти, и тщетно борется с собой», «Раздираемая чувствами школьница хватает нож и вонзает лезвие в свой белоснежный живот», «Можно подумать, что на ее лице гримаса удовольствия».
Действительно, можно подумать.