Эдуард Бояков открыл театр «Сцена-Молот» в Перми

В Перми холодно. Минус 27. По улицам ходят закутанные в шубы и шарфы люди. Им, кажется, сейчас совсем не до театра. В городе горе: каждый день пермяки собираются у сгоревшего клуба «Хромая лошадь», несут туда цветы, каждый день хоронят и терпят новую боль — в больницах продолжают умирать люди. Свечи у «Хромой лошади» не гаснут. Принесенные цветы превратились в гигантскую ледяную скульптуру колючей людской беды — стебли торчат, головки цветов сжались, помертвели. Какой театр? Кому он нужен, когда не высыхают слезы, когда всех гложет мысль, что десятки детей остались сиротами? Перед каждым спектаклем Эдуард Бояков выходит на сцену и отвечает на эти вопросы. Сухой, собранный, худой, с ввалившимися щеками, он говорит. Говорит о том, что театр — это не место, где развлекаются, а место, где смерть и любовь сходятся каждый день в решающей схватке. Место, которое помогает приобрести уникальный опыт осознания себя, своей жизни, своего места в мире. И спектакли, которые видят зрители, — лучшее тому подтверждение.

На вопрос, почему театр нужно открывать аж тремя разными спектаклями, Бояков ответил так: «Это возможность сразу заявить, о чем мы будем говорить и каким языком». Язык для Боякова — вообще отдельная история. «В ситуации, когда отсутствует глобальная религиозная или секулярная идеологема, что нужно делать? Нужно увеличивать количество ракурсов, — излагает он свое кредо. — Никто больше не может тоталитарно заявить нам: реальность такова, жизнь работает по таким-то законам. Поэтому нам надо искать новые способы говорения — метафоричные, метафизические, не похожие ни на что сделанное ранее».

Первый спектакль, «Чукчи», который поставил Филипп Григорьян, душит, выматывает, после него, кажется, невозможно не только говорить, но и чувствовать, дышать. «Чукчи», выражаясь метафорически, физически насилуют привычное нам восприятие мира, рушат все культурные штампы.

На сцене постоянно находится детская ванночка, которую герои называют гамаком и которую таскают за собой повсюду — в ней они совокупляются, в ней пьют водку, в ней катают ребенка, в ней говорят о политике и о сладких пряниках. В ванночке тонут понятия о грехе, любви, осознанной мысли, политическом выборе, смерти, которые передали нам родители и которые, по сути, давно не работают. Примитивный язык героев — а они все говорят простыми предложениями «Чукча не глупый», «Степан приходил, пряники ел, о политике говорил, водку пил, чай пил», «Жену надо слушать», «Мед сладкий, жена есть мед будет, сладкая будет, хорошо будет» — завораживает, включая какие-то новые механизмы восприятия.

Поначалу все время смешно — разговор и поведение героев забавляют так же, как попытка пятилетки рассказать, кто такой Путин. Но сложная пластика спектакля, его образный ряд, который складывается из поразительных костюмов, декораций и видеоинсталляций, очень скоро начинают кричать тебе: «Это ты чукча, это о тебе спектакль, узнаешь? Это ты говоришь о Путине, зажевывая пряником и запивая водкой!» Не узнать невозможно.

Костюмы к спектаклю «Чукчи» делала художник Галя Солодовникова, большой друг Григорьяна. Вместе у них получилось нечто похожее на зыбкий мир Мэтью Барни: белесоватая дымка, олени, волки, герои, одетые в чесучовые тройки конца XIX века, зеленый солдат Великой Отечественной, красный чебурашка — все вместе выглядит безумием, странным авангардным мультфильмом, который, однако, кристально ясен.

Вторая постановка — «Собиратель пуль» по пьесе Юрия Клавдиева — не совсем премьера, поскольку такой спектакль уже шел в театре «Практика». Однако режиссер Руслан Маликов поставил для «Сцены-Молот» новую версию, печальную историю о жизни выброшенного из жизни подростка. У мальчика богатый внутренний мир, но в реальном мире ему нет места. Он никто, звать его никак, просто Он. У Него есть семья — мама, вечно занятая орущим младенцем от второго брака, у мамы муж — потерянный скомканный мужичонка, медленно жующий хлеб и отдающий приказы пасынку: «Мусор вынеси», «Чайник сними». Но у мамы нет старшего сына, она даже не может вспомнить, как они гуляли вместе и пели песни. В школе мальчика унижают, одноклассники Его не понимают.

Однако мир не замыкается в шаблонные представления людей о нем, и мальчик начинает играть по другим правилам, в свою собственную игру. Он становится безусловным героем в придуманном им мире, Избранным, Собирателем Пуль, и героическая энергия, которая бьет из него через край, «стреляет» огромным световым пучком в мир социума, отражается от него, искажается, как в кривом зеркале, и, возвратившись обратно к мальчику... убивает его.

Третий, замыкающий спектакль — «Засада». Рэп-драма с участием «рЕпера» Сявы в постановке Юрия Муравицкого. Смешной, невероятно ритмичный и энергичный спектакль. Главный герой просыпается в собственной квартире и не понимает, где он и как здесь оказался. История, которую рассказывает Сява, повествует об одном дне «реального пацана», который бухает водку, курит травку и разжился пистолетом. Татьяна Друбич, которая прилетела в Пермь на открытие театра на несколько часов и как раз попала на «Засаду», сказала, что, на ее взгляд, «Сява — это смесь Жени Гришковца и Петра Мамонова».

Глядя на главного героя, понимаешь, что ты видел таких «товарищей» не один раз. Это может быть твой сосед, одноклассник, который, в общем, неглупый и полный сил человек, но который пропивает и продувает свою жизнь, не в силах совладать с пустотой. Категорично осудить героя у зрителей не получается, потому что, во-первых, харизма Сявы невероятно располагает к главному герою. А во-вторых, многие ли из нас не сталкивались с пустотой? За провоцирующими на смех репликами настойчиво проступает вопрос: «А что же я?»

Посмотрев все три спектакля кряду, в конце дня ты уже ощущаешь себя не зрителем, а действующим лицом большой экзистенциальной драмы. Спектакли, по сути, говорят об одном и том же, но по-разному. И хотя каждый воспринимается как законченное действо, все вместе они составляют единое целое. «Каждый следующий спектакль объясняет, зачем последующий и предыдущий», — объяснил замысел главный режиссер театра «Сцена-Молот» Дамир Салимзянов.

До открытия театра режиссеры постановок не видели спектаклей друг друга, так что для них премьера тоже в большой степени была неожиданностью. После «Засады» Филипп Григорьян вбежал за кулисы, начал трясти Муравицкого и едва ли не орать: «Какой ты!!! Ну круто!!!» А потом, в самом конце дня, все они долго стояли в фойе и говорили о том, как это важно — найти единомышленников и выступить единым фронтом.

А Марат Гельман рассказал, что был на совещании в министерстве культуры Пермского края, где психологи просили не отменять никаких культурных событий, потому что город нуждается в реабилитации — нужно снова заинтересовать людей жизнью.

Открытие театра многие пермяки воспринимают так же: Бояков и Гельман хотят помочь городу справиться с трагедией. У «Хромой лошади» человек, отказавшийся говорить в камеру, убеждал меня, что обязательно пойдет на премьеру, потому что очень важно продолжать жить: «Жить, не забывая ни о чем, но обязательно жить».

Ксения Чудинова