Владимир Сорокин написал «Метель»
«Метель» Сорокина лишена, в отличие от «Дня опричника» и «Сахарного Кремля», политического подтекста. Вместо этого писатель обратился к русской литературной традиции. Выбранный жанр, язык, которым написана «Метель», и классический сюжет так и просятся в хрестоматию по русской литературе XIX века. Хотя даже здесь Владимир Сорокин не обошелся без постмодернистских деталей вроде эпидемии боливийского вируса, превращающего людей в зомби, гигантского ожившего снеговика и радиоприемника с голографическим изображением.
Свой отказ от гражданской прозы Сорокин объясняет так: «Приятно вылезти из шершавой гражданской шкуры и влезть в гладкую, нежную, пахнущую эфирными интертекстуальными маслами, переливающуюся психоделическими узорами кожу чистого литературного события, обзываемого нынешними прагматиками постмодернизмом, чтобы глотнуть чистого, литературно-атомарного кислорода и обогащенным всплыть на поверхность».
Начинается «Метель» с классической сцены: уездный доктор Платон Ильич Гарин требует лошадей на почтовой станции, чтобы отвезти вакцину в соседнее село, где разбушевалась эпидемия. Лошадей на станции не находится, и смотритель советует Платону Ильичу обратиться за помощью к хлебовозу Перхуше, у которого есть «самокат». Самокатом оказываются сани, запряженные несколькими десятками «малых» лошадей, которые помещаются Перхуше в карман.
Перхуша соглашается помочь, и дальнейший сюжет повести описывает их путь по заснеженной дороге длиной семнадцать верст. По пути их поджидает масса уже вполне сорокинских приключений вроде встречи с «витаминдерами», которые позволяют Платону Ильичу снять пробу с их нового «продукта» и на несколько часов погрузиться в глубины собственного подсознания. «Раздраженный ненужными мыслями русский интеллигент и светлый, хоть и непросвещенный простой русский человек едут сквозь метель, являя собой образ не только русской литературы, но и русской жизни. Один из них по определению должен замерзнуть, и мы знаем кто», — написала о финале повести критик Анна Наринская.
Сорокин же говорит о финале так: «Я слишком очарован нашей интеллигенцией. Если бы я был разочарован, доктор Гарин, по всей вероятности, замерз бы вместе с Перхушей. А так он выживает, хоть и напрочь отморозив себе ноги. Для настоящего русского интеллигента это, безусловно, счастливый конец».