Емельян Захаров и Дмитрий Ханкин показали «Неочевидный мир» не всем
В Москве ничего не начинается вовремя, но открытие выставки «Неочевидный мир» назначали на восемь часов вечера, а в десять минут девятого во всех четырех залах и около бара было уже полным-полно веселых людей.
Официанты разносили шампанское и виски, у двери скучала рыжеволосая охранница ростом выше большинства мужчин, а гости переходили от снимка к снимку и восхищенно пытались выяснить друг у друга, что это за техника такая — инфракрасная съемка. В зале с платиновыми оттисками удивление доходило до предела.
«Это похоже на смесь акварели и фотографии», — объяснял кто-то.
Вообще-то, это почти правда: платинотипия, как разъясняет великолепно оформленный буклет, это старинная техника, где «осажденная платина образует на акварельной бумаге светоносное изображение». Снимок получается очень маленьким и похож на страшновато точный этюд.
Сам Арсен Ревазов появился чуть позже, и пообщаться с ним было почти невозможно: его попросту не отпускали. Если и есть человек, который может представлять самые разные, в том числе и неочевидные миры, то это именно Ревазов. Он одновременно и писатель (его роман «Одиночество-12» вышел в издательстве Ad Marginem в 2005 году), и известный деятель Рунета, и предприниматель, а теперь еще и фотограф-любитель, работающий к тому же в сложнейшей технике.
«А вот у вас получился инфернальный Стамбул…» — говорю я. Ревазов оскорбляется: «Там не только Стамбул, там еще и Тоскана!»
Впрочем, на вопрос, что из всего этого он бы выбрал при необходимости, загнанный в угол Ревазов все же признается, что хотел бы быть прежде всего писателем. Ну или попробовать что-нибудь еще.
Попытка поговорить с Дмитрием Ханкиным выглядела так: «Арсен наш друг, вот мы его выставили, ну вы поговорите с Емельяном, он лучше расскажет… О, Толя! То-оля!!!» И совладелец галереи кинулся обнимать кого-то из только что пришедших гостей.
Емельян Захаров пожаловался на больную спину, но все же отвлекся от общения с гостями, чтобы рассказать, что считает Ревазова не только другом, но и профессиональным фотографом.
Тем временем на веранде, несмотря на апрельский холод, под клубнику и шампанское рассматривали предоставленный спонсорами выставки Nissan, который Захаров отрекомендовал как «почти Ferrari, только дешевле», и все так же обсуждали выставку. Оживленный Павел Лунгин на вопрос, взял бы он Ревазова в кино, если бы тот решил попробоваться в качестве актера, заявил, что Ревазов будет хорош только в роли самого себя, после чего направился пообщаться со своим другом, архитектором и художником Александром Бродским, и выяснить, что это он такое принес…
— Я вообще-то делал Ревазову офис, — задумчиво сообщил Александр Бродский.
— Какой офис? — поинтересовался Лунгин.
— Ну, офис. Ревазов же бизнесмен, и успешный, — изумился архитектор.
— А я-то думал, он искусством занимается! — с тем же изумлением сказал Лунгин.