Сергей Сельянов: 90-е еще с нами

Представляя картину «Кочегар» на кинофестивале в Выборге битком набитому залу, продюсер Сергей Сельянов был краток: «Сегодня 13 августа, пятница. Это 13-я картина режиссера Алексея Балабанова. Думаю, это хорошее совпадение». Гаснет свет, на экране — первые кадры фильма, две параллельные истории: в кочегарке старый сухой якут бросает уголь в печь, а по заснеженным улицам города едет огромный джип с тремя мужчинами в черных кожаных куртках.

Действие «Кочегара» разворачивается в неопределенное время (ясно только, что это начало-середина 1990-х) и в неопределенном месте (то ли провинция, то ли окраина крупного города). Старый якут, герой Советского Союза, майор в отставке, контуженный во время афганской войны, работает кочегаром. К нему часто заезжает его боевой товарищ, промышляющий теперь рэкетом, и привозит трупы. Пока трупы горят в печи, товарищи рассуждают о «плохих людях», о справедливости и о книге, которую пишет якут (он набивает ее одним пальцем на старой печатной машинке). На этих странных отношениях и замешан весь фильм: в нем есть и предательство, и немыслимое богатство одних и тотальная бедность других, и смерть, и любовь, и вопросы справедливости и чести. Поясняя конфликт между героями, Балабанов произносит почти дзеновский коан: «У рэкетира есть хорошие, а есть плохие. А у якута есть плохие и есть хорошие. Чувствуете разницу?»

Заканчивается, прямо скажем, все плохо, как, впрочем, и у многих непосредственно мною наблюдавшихся активных «героев» 90-х. Мне «повезло» в отрочестве зацепить этот романтический флер вседозволенности: солнцевские пацаны в подъезде, сосед — бывший афганец, выстрелы на лестничной клетке и на улице, причем не в самое темное время суток, лак для волос «Прелесть» вместо газового баллончика в школьном рюкзаке. Однако сравнивать картину с нашумевшим «Грузом-200» невозможно. Нынешний фильм — скорее притча, тогда как «Груз-200» — триллер. Общего там разве что чувство боли за человека и отстраненный тон по отношению к происходящему.

Сценарий к фильму написал сам Балабанов, в фильме снимались почти сплошь дебютанты. По мысли режиссера, только так можно снять принципиально «другое» кино: «Они свежие, спокойные, адекватно воспринимающие просьбы и указания артисты». Одного лишь якута играет профессиональный актер — Михаил Скрябин, «настоящая звезда Якутского национального театра», как представил его режиссер.

Конечно, в сегодняшние дни герои балабановского фильма кажутся маргиналами: таких вроде время уже «не производит». Зачем такой фильм сейчас, кому он нужен? Продюсер фильма Сергей Сельянов отвечает так: «Значение 90-х невозможно переоценить для кинематографистов, и дух этого времени еще долго будет транслироваться в кино. Вообще, в жизни каждой страны были такие периоды — тот же период сухого закона в США кончился 80 лет назад, а вестерны и истории про гангстеров снимаются до сих пор. Это связано с тем, что фактура такого времени очень выпуклая: любовь, смерть, предательство, — она ставит перед человеком очень конкретные задачи и один очень конкретный вопрос: чего стою я?»

«XX век очень трагичный для России: войны, массовое истребление народа, — перед человеком никто не ставил вопросов. А в 90-е случился "выброс" — свобода. Встреча со свободой получилась жесткой: свобода — это тяжелое бремя. И людям пришлось научиться принимать решения: с кем ты, что ты, хватает ли у тебя силы и вообще есть ли они у тебя, эти силы? — продолжает Сельянов. — Но, помимо этого, в 90-е люди оказались без ориентиров: идеологии нет, идеи нет, ради чего жить и чем питать себя, неизвестно».

О том, что нынешние времена практически не отличаются от 90-х, Сельянов говорит с горькой усмешкой и признает, что в фильме нет рецепта, как правильно жить, где брать нравственные ориентиры: «Во-первых, странно браться за фильм с мыслью “сейчас мы вам покажем, как надо” — все эти морализаторские принципы мне чужды, я этого не понимаю. А во-вторых, фильм демонстрирует антиопыт: как не должно быть, и это уже мощное высказывание».

В успехе картины продюсер сомневается: это авторское кино, «оно не может нравиться всем». Сельянов предполагает, что «Кочегара» посмотрит тысяч 100, в крайнем случае 150: «Это фильм для очень специальной, скажем так, продвинутой публики». «А зачем продвинутой публике такой простой сюжет и такая простая, местами наивная история?» — спрашиваю я. Сельянов отшучивается: «Простота — сестра гениальности». Потом говорит серьезнее: «Не каждый может рассказать сложную вещь простыми словами. Это большое искусство. И за лаконичными высказываниями всегда стоит множество подтекстов, дополнительных смыслов. Этот фильм глубокий, серьезный. Он рассказан просто, но он не простой».

На обратном пути из Выборга, сидя в разбитой электричке, я размышляла над словами Сельянова и все думала, что сверхидею фильма я понимаю и Балабанов, конечно, хороший, сильный режиссер, но все-таки старомодный. Решив это про себя, я мерно заклевала носом. На одной из станций вошли трое с пивом. Все началось с тостов: «В этой стране не быть бандитом просто западло» и «Давайте выпьем за возрождение души, за справедливость», а закончилось попыткой отобрать у меня телефон, выяснением, откуда у меня такая «жидовская» родинка на носу, и тычками в меня и в моих детей. Весь вагон молчал.