Лондон. Так нечестно. Британцы чувствуют себя обманутыми

В октябре слова «забастовка» и «сокращения» не исчезали из лондонских газет, теленовостей и даже киноафиш (очень вовремя в прокат вышел фильм Made in Dagenham о работницах завода Ford, в 1968 году бившихся за равные с мужчинами права и зарплату). В октябре 2010-го бастовали, казалось, все. Повод – планы правительства резко уменьшить государственные расходы за счет сокращения рабочих мест в госсекторе, повышения налогов, замораживания зарплат бюджетников и уменьшения социальных выплат.

Бастовали пожарные, которым грозят массовые увольнения, и кассиры метро, которых в целях экономии намерены заменить бездушными автоматами. И так не справляющиеся с запросами граждан чиновники из местных советов обещают в случае сокращений не работать вовсе. Полицейские – которым тоже никто не гарантировал сохранения рабочих мест – намекнули, что с возможными массовыми беспорядками будут бороться, только если офицеры полиции такие гарантии получат; а коли нет – так разбирайтесь сами.

Не то чтобы никто не ожидал такого развития событий. О том, что устранить огромный дефицит бюджета можно только ужавшись в расходах, экономисты долдонили весь последний год. Вопрос был только в том, будет ли правящая коалиция отрезать хвост по кусочкам или отрубит его одним махом, забыв о сладких предвыборных обещаниях. Популярность нынешнего кабинета падает так быстро, что терять министрам уже особо нечего – и они могут позволить себе роскошь рубить с плеча. Министр финансов Джордж Осборн снова предложил гражданам задуматься о неизбежности и справедливости радикального сокращения трат. Граждане задумались. И вышли на улицы.

Я тоже задумалась. Казалось бы, это не моя война. Я не госслужащий, я даже не голосовала за это правительство – так что лично как будто мне никто ничего и не обещал. Но в том и отличие местного общества от, скажем, российского, что жить в Англии и оставаться сторонним наблюдателем, не зараженным чувством протеста, в октябре 2010-го было невозможно. Бастовали на самом деле не только бюджетники и не только из-за денег. В Дувре, например, ученики одной из местных школ, проникшись общим настроением, собрались на демонстрацию против изменения расписания уроков.

А я сама чуть не приняла участие в забастовке в свой последний день работы на ВВС. Журналистские профсоюзы призвали всех сочувствующих бастовать в знак протеста против нового пенсионного плана – схемы, по которой компания-работодатель вместе с работником делает отчисления в пенсионный фонд.

Решая идти или не идти, я советовалась со своей теперь уже бывшей коллегой, милой и временами циничной экс-москвичкой. Она честно сказала, что плевать хотела на пенсионный план, но бастовать решила все равно. «Мы живем в такой стране с таким обществом и такими законами не в последнюю очередь потому, что можем пойти и устроить эту чертову забастовку, когда с чем-то не согласны», – сказала девушка без тени цинизма в голосе и потуже затянула пояс от Alexander McQueen.

Другой мой бывший коллега, кудрявый шотландец Крис, тоже не смог толком объяснить, что там случится с пенсионным планом, кроме того, что денег точно будет меньше. Но бастовать он был намерен твердо. «Понимаешь, – сказал он мне, – люди здесь вкалывают по-черному, и то, что контора решила к ним отнестись по-свински, – это несправедливо и нечестно».

Понятия «справедливо» и «честно» – вот что стоит за поверхностными поводами, заставившими выйти на улицы лондонцев – народ во многих отношениях инертный. Чтобы горожане здесь вышли на демонстрации, их нужно по-настоящему разозлить. Это не Франция, где бастовать – часть образа жизни, такое же дело житейское, как стаканчик кларета за обедом, а забастовка – привычная форма общения граждан и государства. Как сформулировал один знакомый парижанин, «мы терпим то, что политики ведут шикарную жизнь. Но за это мы хотим нормальный перерыв на обед и гарантированную пенсию».

Британцы, которые и так работают больше всех в Европе, не столь возмущены ранним повышением пенсионного возраста, как соусом «справедливости», которым полита вся программа сокращений. «Справедливость» была одним из главных слов в предвыборной кампании нынешнего правительства – лозунгом настолько же броским, насколько и туманным, ведь что справедливо для одних, всегда несправедливо для других – а кто будет судьями, правительство молчало.

Министр Осборн сделал все, что мог, чтобы смягчить удар и показать, что богатые тоже платят. Он объясняет, что урезание трат справедливо и топор сокращений не минует даже королевскую семью, которой придется сильно ужаться в расходах. А, скажем, детские пособия, раньше выплачивавшиеся без учета доходов родителей, теперь будут получать только те, кто в них по-настоящему нуждается. Но уже сейчас Алан Джонсон, министр финансов теневого кабинета, говорит, что сокращения расходов больнее всего ударят совсем не по богачам, а по британцам с самым низким доходом. При этом из полумиллиона ставок, которые сократят в госсекторе, больше половины рабочих мест потеряют женщины. С учетом урезания пособий по уходу за детьми многие окажутся в ситуации, когда сидеть дома станет не просто дешевле – это окажется единственно возможным выбором.

Для такой феминизированной страны, как Британия, расклад, при котором за ошибки больших дядей из Сити платят домохозяйки, не вяжется с понятием справедливости. Более того – нынешнее положение вещей не укладывается в понятие fair play, изначально честной игры, по которой здесь принято строить отношения в том числе и с государством.

В отличие от Франции с отношением в духе «государство нам должно» или, например, Италии, где от государства привычно ожидают подвоха и стараются держаться подальше, в Британии в государстве видят не врага или друга, не начальника или кормильца, а партнера. Его не надо любить или ненавидеть, с ним надо договариваться, строя отношения по принципу контракта. И, как сейчас чувствуют многие исправно платящие налоги и выполняющие обязательства перед государством лондонцы, этот контракт нарушен. А это – нечестно.

Тут, конечно, можно предъявить аргумент о том, что социальный контракт на бумаге не написан и обязательства сторон не закреплены, а значит – никто никому ничем вроде и не обязан. Но одна из главных ценностей Британии в том, что это страна, где изначально в прохожем не подозревают подонка, а минимальное количество нужных для жизни бумажек поражает воображение человека, пожившего в условиях настоящей бюрократии. Расписка от руки в получении денег – имеющий юридическую силу документ. Предвыборное обещание – часть общественного договора, а не просто метод собрать побольше голосов.

Ради сохранения такого порядка вещей стоит рискнуть временем, которое работодатель не оплатит, и выйти на улицу. Мне, правда, поучаствовать в забастовке так и не удалось. ВВС пошла на попятный с пенсионным планом, и профсоюз отменил забастовку.

Но на осень и зиму запланировано еще достаточно других. Потому что, как говорили у нас во дворе, договор дороже денег.