Футбольшисты

Инициаторы шествия — бывшие лидеры недавно запрещенного за экстремизм Движения против нелегальной иммиграции. То же в Москве: на Чистых прудах в прошлую субботу прошел санкционированный митинг националистов под лозунгом «Хватит кормить Кавказ, кормите лучше нас!»

Когда случился митинг на Манежной, было ощущение, что управляемый национализм вышел из-под контроля. И в этот момент не только мы испугались, но и власть тоже испугалась. Путин поехал договариваться. Медведевское либеральное правление стало кого-то сажать, кого-то снимать и запрещать. Силовики, которые их вскармливают, потеряли возможность легальной и открытой поддержки националистов: так, например, Полторанина за такую открытую поддержку сняли с работы. Но никого из чиновников — кураторов из власти, которые этих националистов взрастили, не тронули. Последние события показывают, что эта история никого ничему не научила, ее решили попробовать еще раз.

Внутри силовых структур у нас есть люди, которые искренне поддерживают националистические настроения. Также внутри этих самых структур есть люди, которые пытаются использовать националистов как разводку, то есть по принципу «или Путин, или фашизм». Еще есть люди, которые искренне их ненавидят и с ними борются. Получается три разных силы, которые все действуют по-своему, и каждая пытается верховную власть натянуть на себя. Эта конфигурация должна была бы измениться после событий на Манежной площади и после управляемых убийств, которыми они занялись. Националистов должны были бы дальше прессовать, не разрешать их. Но этого не произошло. Власть снова решила с ними поиграть. Кажется, у нее возникло желание опять их немножко вырастить. Так мне это представляется.

Но любая попытка власти играть с такими движениями кончается поражением власти, неважно, происходит это с Союзом русского народа, с фашистами или еще с кем-то. Всегда итог один — проигрыш неминуем. Они их опять выращивают — ну, они опять проиграют.

* * *

Кто это был – чего-то никто не понял.

Пять с лишним тысяч человек вышли на Манежную площадь. Они кричали Sieg Heil, вскидывали руки в нацистском приветствии, они рисовали свастики и носили с собой уже нарисованные, они ловили на площади людей неславянской внешности и дружно их избивали, потом они спустились в метро и там выхватывали людей из вагонов и избивали выхваченных на станции, потом в течение нескольких вечеров они резали по темным улицам таджиков и кого еще встретят. Но кто это был – чего-то никто не понял. Не задалось с пониманием.

Нет, идеи были.

Власть так решила, что это были, так сказать, футбольные болельщики, которых научили плохому. Плохому их научила интеллигенция в том плане, что ходила на митинги по 31-м числам и опускала милицию ниже плинтуса. А болельщики посмотрели на это и стали делать то же самое из миметических соображений. Подражали, и вот какие результаты.

Несколько настораживает, что в результате подражания эти, ну то есть футбольные болельщики, начали делать то, чего интеллигенты не делали. С метро точно не выходит. Ведь даже если бы банды интеллигентов дежурили на «Маяковской», чтобы посчитать ногами ребра функционерам путинского режима, из этого бы ничего не вышло, потому что оные функционеры не используют метро. Впрочем, когда выйдешь из метро, там наверху находится Министерство экономики. Интеллигенты вполне могли бы стоять у входа в министерство с целью отметелить в мокрую Эльвиру Сахипзадовну Набиуллину. Ждать даму с такими целями – яркий признак интеллигентного поведения. Как говорили, тряся бороденками, академики Дмитрий Сергеевич Лихачев и Сергей Сергеевич Аверинцев, гоп-стоп, мы подошли из-за угла, гоп-стоп, ты много на себя взяла. Но в недавнем прошлом такого не было, поэтому тут трудно подражать.

А с другой стороны, как объяснить, что добрые подданные Владимира Владимировича вышли на Манежную площадь с совершенно необъяснимым намерением бить ментов? Ясно, что их кто-то подучил.

Интеллигенция так решила, что это, наверное, власть развела этих, ну то есть футбольных болельщиков. И вообще они были не футбольные болельщики, а переодетые, точнее, одетые в свою собственную повседневную одежду «наши», «местные», «Сталь» и прочие с Селигера. И вот которые там ходили в масках – это на самом деле братья Якеменки, а может быть, и сам Сурков.

Тут тоже какая-то есть несуразность. Что они бросались на кавказцев, это, может, потому, что их тренировали на Николая Сванидзе и Михаила Саакашвили, а они в процессе учебного науськивания так яростно топтали портреты, что внешность не запомнили, только общий абрис. Но почему они не бросались на пожилых леди, похожих на Людмилу Михайловну Алексееву, или на кого-нибудь, кто бы им напомнил Кондолизу Райc, остается не вполне понятным. Полагаю, думать, что они увидели нечто общее между этими благородными дамами и ментами, – явная натяжка, как ни науськивай, а такого результата не добьешься.

Но, с другой стороны, как объяснить, что добрые русские люди, отличающиеся, по Достоевскому, необыкновенной всемирной отзывчивостью, вышли на Манежную площадь с противоестественным желанием бить черножопых? Ладно бы они, вслед за Достоевским, огорчились против жидов и католиков – это традиционно и простительно. Но «…бать Кавказ», как они это формулировали, несуразно даже и в техническом отношении. Кавказ – это горный хребет, и как тут… Ясно, что их кто-то подучил.

Это вначале были такие идеи, ну, пока страшно было, что эти, ну то есть футбольные болельщики, разнесут всю Москву, да и в других местах погуляют. Потом, когда стало ясно, что режут только дворников и кавказцев, то есть все, в общем-то, в русле приличий, страх прошел. Возник иной мотив, а именно: нельзя ли как-то так считать, что эти, ну то есть футбольные болельщики, – это как бы мы. Ну то есть нельзя ли сделать, чтобы они были за нас, путем демонстрации им, что мы за них.

Интеллигенция развернула тему близости тонко, хотя более в теоретическом плане. Общий посыл был в сочувствии униженным и оскорбленным, временно исполняющим обязанности унижающих и оскорбляющих. Как бы так получилось, что эти, ну то есть футбольные болельщики, – это наши дети, страдающие в отсутствие социальных лифтов. Тут надо заметить, что в самой программе этих была некоторая двойственность. С одной стороны, «…бать Кавказ», а с другой – «бить ментов». «…бать Кавказ», конечно, не лезет ни в какие рамки, но объясняется детскими пубертатными перверсиями, а вот лозунг «бить ментов» можно рассматривать как проявление природной, органичной, пусть не воспитанной, но идущей из глубины народной души критики гнусного режима, не допускающего свободных выборов и свободы прессы. Вопрос в огранке этого в целом справедливого протеста и воспитания из него развитых гражданских чувств.

По поводу огранки наметилась плодотворная дискуссия. Представители праволиберального крыла, например Владимир Милов, выступили в том смысле, что тема национализма в сочетании с критикой антидемократического, коррумпированного авторитарного режима отнюдь не чужда либеральному сознанию. Отнюдь. Просто необходимо сформулировать либерально-националистическую позицию по текущему моменту. Дальше мысль пока не была развита, и если честно, развить ее трудно. Я думаю, тут нам должна помочь институциональная экономика. Нация как экономический институт, так сказать, эффективна постольку, поскольку снижает трансакционные издержки и может рассматриваться как аналог корпорации в смысле нобелевского лауреата Рональда Коуза (Рональд Гарри Коуз, род. 1910, – американский экономист, лауреат Нобелевской премии по экономике. – Прим. ред.). Здесь важен и фактор одного языка, и общие традиции, и общее правовое поле, и капитал исторического доверия между однонациональными контрагентами бизнес-процесса. Скажем, мы, русские, предпочитаем отечественные товары, испытываем особое доверие к русским банкам, русскому деловому праву – как-то примерно так это должно быть. Когда это все будет, мы, несомненно, сможем выстроить на этой базе деловую солидарность русской нации с цементирующим ядром в виде среднерусского класса, которая перерастет в общую национальную солидарность.

Несколько более практически к теме подошли представители левой интеллигенции. Эдуард Лимонов единственный, кто прямо признал – да, это я развел этих, ну то есть футбольных болельщиков. Взял вину на себя, хотя на него никто и не думал, да и потом никто не поверил. Другие левые деятели попрекали своих либеральных оппонентов в неумении увидеть главное. Нужно не смотреть на внешнюю мишуру, а понять, что в тысячах молодых людей, которые вышли на Манежную, выразился социальный протест угнетенных. Их, эту граждански активную молодежь, волнует отсутствие будущего, идеи справедливого устройства общества, в котором они не видят своего места. Вы проели будущее своих детей и своих внуков, вам нечего им предложить, и вот они вышли на площадь. Вы зажрались, и вот результат – кайтесь!

Должен признаться, что как человек с избыточным весом я очень чувствителен к аргументам такого рода, хотя и либеральные идеи мне показались весьма интересными свидетельствами большой интеллектуальной работы. В свою очередь, власть тоже полюбила этих, ну то есть футбольных болельщиков, хотя и в свойственной ей пошлой, бездарной, лживой, лицемерной и топорной манере. К главам болельщиков поехал лично Владимир Владимирович Путин, дал понять, что он их в обиду не даст. Насчет Кавказа он их понял, обещал паспортные строгости и вообще, чтобы черножопым жизнь медом не казалась. Он и сам любит помочить террориста в сортире. «Убийство вашего друга вы должны рассматривать как атаку на всех вас», – сказал он этим, ну то есть футбольным болельщикам. По ментам строго предложил войти в положение. Вообще бы следовало поехать к этим, ну то есть болельщикам, всем тандемом, чтобы Дмитрий Анатольевич как цивилист и легалист подразвернул картину реформы МВД, тему отделения плохих ментов от хороших будущих полицейских и дальнейшего строжайшего соблюдения законности – это его тема в Twitter’е. Путин просто обещал, что разберутся, гадов переловят, а тому, кто гадов отпустил, мало не покажется. Ну, как мог, все ж таки обозначил свои государственные намерения. После чего поехал на могилу Егора Свиридова, с убийства которого началась вся заварушка, и поклонился праху, символически став одним их тех, против кого атака.

Политологи сочли это эффектным и удачным политическим действием, позволившим переформатировать этих, ну то есть болельщиков. Правда, тут вопрос, кто кого переформатировал. Вот есть фашист. Он выходит и говорит: «Я – фашист». Он кричит Sieg Heil, он носит свастику, днем он избивает людей других национальностей, а в темное время суток их режет. Почему все думают, что он – не фашист, а что-то другое?

Нет, я понимаю, что лозунг «…бать Кавказ» отчасти близок интенциям Владимира Владимировича, выросшего до общенационального лидера на чеченской войне, а «бить ментов» в чем-то перекликается с борьбой за соблюдение 31-й статьи Конституции. Но это далекие переклички. Не правильнее ли считать, что люди, которые теоретически могли бы, вероятно, быть кто сторонниками Путина, а кто – Немцова, уже давно пошли не к ним, а к самым натуральным фашистам, и уже оформили свое мироощущение в человеконенавистнические формы? Не правильнее ли не гадать, кто это был, а назвать фашиста фашистом?

Тут у нас ослабление когнитивных способностей вышло. В начале девяностых, когда люди со свастиками орали по всем углам, когда у них были свои газеты, свои партии, свои программы, общество как-то еще знало, как с этим справляться. Булат Окуджава, Белла Ахмадулина, Виктор Астафьев, Дмитрий Лихачев еще умели это делать, еще могли потребовать уничтожить коричневую мразь. В результате, если кто помнит, случилось моральное оправдание штурма Белого дома. И это многим показалось позором русской интеллигенции, и мы решили больше так не делать. Поэтому теперь мы воздерживаемся от характеристик. Нас учили в детстве не бояться фашистов, мы их и не боимся. Мы их в упор не видим и считаем футбольными болельщиками.

Мне как лицу полуеврейской национальности всегда было интересно, как наступал фашизм в Германии. А вот так и наступал. Гитлер прямо говорил – будем резать, будем бить, – а ему не верили, считали, что это социальный протест. Потом уж и резать начали, а все как-то считали, что режут не в том смысле. И так потихоньку-полегоньку…

Вот у Геббельса при слове «интеллигент» рука тянулась к пистолету. А Путин после общения с футбольшистами предложил интеллигентам сбрить бороденки, чтоб их можно было сажать на пятнадцать суток в приличном виде. И как-то так считается, что, если человек при слове «интеллигент» тянется к бритве, это не значит, что он бандит. Вполне так может быть, что в нем погиб гениальный парикмахер, и это он так переживает.