Лучшее за неделю
Владимир Носов
5 июля 2011 г., 11:44

Почему врачи совершают ошибки?

Читать на сайте

Как-то ближе к вечеру, во время третьей за день операции мне на мобильный кто-то стал настойчиво звонить. Так, знаете, неприятно звонить: подолгу, с небольшими интервалами. После операции взял трубку и первым делом отчитал звонящего за наглость. И почти сразу очень пожалел об этом. Женщина на том конце принялась извиняться и оправдываться дрожащим голосом, что они сидят возле моего кабинета весь день, от них отказались во всех других местах, и нервы на пределе, и не мог бы я принять их прямо сейчас.

У моего кабинета сидели две женщины: хрупкая Аня лет тридцати и ее родственница, которая мне звонила.

Все началось как обычно: боль внизу живота, визит к гинекологу, УЗИ и банальный диагноз — киста яичника. Нужно удалять. Никто не заметил, что эта десятисантиметровая «киста» выглядит как метастаз. Девушку уже готовили к операции, брали анализы, сделали рентген легких... и вот на нем выяснилось, что у нее то ли туберкулез, то ли метастазы в легких. Конечно, операцию отменили и отправили Аню в научные онкологические учреждения, где ей подтвердили, что это метастазы в легких, а увидев ту самую загадочную «кисту» в животе, решили зачем-то сделать ее биопсию, то есть взять кусочек ткани. Диагноз «аденогенный рак», который ей в итоге поставили, не добавил ясности: такой рак может происходить из любого внутреннего органа. Ей порекомендовали сделать еще сто анализов и явно дали понять, что заниматься ей здесь не хотят. Действительно, как научное учреждение они формально не обязаны это делать.

И вот с этими результатами она пришла ко мне. Мне было очевидно из документов, что это точно рак не яичников, а чего-то другого. Мы начали искать, и оказалось, что источник всех метастазов — матка. Плюс обнаружили метастазы на брюшной стенке — явный результат той бессмысленной биопсии. Сейчас мы делаем ей химию, надеемся, что скоро сможем прооперировать. Правда, вероятность успеха на этом этапе уже не больше 10-15 процентов, но тридцатилетний пациент готов биться за каждый шанс. Итого мы имеем: неправильный результат УЗИ, биопсия, результатом которой были ноль полезной информации и новые метастазы, а, главное, после всего этого Аню просто бросили без внятного диагноза и плана лечения.

Я онкогинеколог и не очень представляю себе, как обстоят дела с врачебными ошибками в других областях медицины. Но с моими пациентами это происходит по одной схеме: хирург, не имеющий отношения к онкологии, берется за опухоль, злокачественную по всем признакам. Либо он искренне не понимает, с чем имеет дело, либо ему не позволяет раздутое эго отдать пациента специалисту. Так или иначе он совершает преступление, поскольку каждый врач должен понимать, где предел его компетенции, и при малейшей необходимости посылать пациента на консультацию к онкологу. Например, неопытный врач в частной московской клинике принял рак шейки матки на ранней стадии за безобидную эрозию, которая на самом деле даже не является патологией. Прижег его и отправил «наблюдаться». Наблюдали ее так, что когда через полгода эта женщина попала ко мне, у нее уже была огромная неоперабельная опухоль, с которой я послал ее на лучевую терапию.

Но еще хуже, когда пациента берут на операцию, разрезают, понимают, что не могут сделать ее в нужном объеме, удаляют часть опухоли, а в заключении пишут, что все сделали полностью.

Одну такую пациентку ко мне привел ее сын. Замечательная женщина Оксана шестидесяти лет: веселая, добродушная, полная, неизменно с яркой красной помадой. За год до нашего знакомства в каком-то военном госпитале ее обследовали, диагностировали опухоль, но решили прооперировать сами — бригадой гинекологов и общих хирургов. Судя по выписке, удалили матку, придатки и сальник. После операции ей сказали, что сделали, конечно, не все, но остальное «долечит химия». Хотя известно, что узелки крупнее сантиметра химия, как правило, не берет. Не удивительно, что через год Оксане снова стало хуже.

Я делаю ей повторную операцию. Открываю и вижу сальник, который, судя по выписке, должен быть удален — здоровенный кирпич, весь пораженный опухолью. Мы, конечно, ей все удалили, пролечили химией, но спустя четыре месяца после этого у нее начался рецидив. А это значит, что заболевание уже неизлечимо, и можно говорить только о продлении жизни. При этом если бы ей сразу сделали полноценную качественную операцию, вполне возможно, рецидивов могло бы не быть. Операция — это всегда травма, и если оставить часть опухоли, то она может начать расти еще агрессивнее, чем до вмешательства.

И это не худший вариант, я знаю о случаях, когда вместо удаления органа просто брали пробу для биопсии, и это выяснялось только после того, как человек попадал в более тяжелом состоянии на повторную операцию. Никак иначе это невозможно обнаружить: по документам все сделано в полном объеме, а врачи из команды друг друга просто покрывают.

В общем-то, открыть, ужаснуться и зашить пациента, не удалив ничего, могут и в Америке. Там это называется peek and shriek. Разница в том, что там об этом честно говорят. В России это бывает совсем иначе: человека либо оперируют не в полном объеме, либо вовсе не оперируют, а потом в истории болезни и выписке пишут, что сделали все по максимуму.

Что можно сделать в этой ситуации? Я бы посоветовал не ходить к плохим врачам. И как можно больше вникать в суть болезни, как можно больше читать и самому разбираться. Не бояться задавать вопросы, получать второе мнение. Это сильно повышает шансы на успех: подкованный пациент чаще выздоравливает.

Вот, например, пациентке удалили кисту и поставили диагноз: предраковая опухоль яичника. Хорошим тоном было бы показать препараты патоморфологу-онкологу. Этого никто не сделал. Пациентку выписали и отправили наблюдаться по месту жительства. Где, как водится, ее особенно не наблюдали. Женщина, к счастью, не успокоилась на этом, полезла в интернет, почитала литературу и сама решила сдавать кровь на маркеры — тест, по которому можно косвенно судить о прогрессии рака. И оказалось, что эти самые маркеры у нее постоянно растут, причем не просто растут, а удваиваются с каждым месяцем. На четвертом месяце она пришла ко мне. На повторной операции выяснилось, что у нее была не просто киста яичника, а рак матки, причем с метастазами. Удалили, пролечили химией. С тех пор прошло два года, и у нее нет никаких признаков рецидива. И это большая удача, учитывая, что она попала к нам на третьей стадии болезни, когда шанс выздороветь составляет 30-35 процентов.

Еще важно убедиться, что вас хорошо обследовали и поставили обоснованный диагноз. Часто бывает так: УЗИ-диагност берет на себя слишком много и ставит гистологический диагноз, то есть пишет в заключении то, что невозможно понять про опухоль без ее исследования под микроскопом. В итоге врач недооценивает заболевание, и больной так и не попадает к онкологу вовремя.

Впрочем, в Америке у меня был обратный случай — гипердиагностика, которая чуть не погубила пациентку. У американских врачей популярна стратегия CYA — cover your ass, прикрыть задницу дословно. В клинике, где я работал, у пациентки спустя два года после удаления рака матки выявили в легких на компьютерной томограмме какой-то узелок 4 мм. Долго пытались понять, что это, сделали биопсию. Дальше одно за другим: неудачная биопсия — воздух попал в плевральную полость, от этого случился коллапс легкого, чтобы восстановить давление в плевральной полости, ей поставили трубку, трубка вызвала нагноение, воспаление перекинулось на легкое, пришлось удалить половину легкого. К этому моменту как раз пришли результаты биопсии того узелка, с которого все началось. Оказалось ничего, просто соединительная ткань. В итоге женщина осталась без половины легкого только потому, что кто-то решил перестраховаться. Ну, хотя бы это у нас вряд ли возможно.

[heroes]

Обсудить на сайте