«Кожа, в которой я живу» Педро Альмодовара: радикальное решение полового вопроса

Санкт-Петербургский Кинофорум — третий забег в летнем российском киномарафоне. Уже розданы призы на «Кинотавре» и ММКФ, а кинематографическая публика на премьерах успела изрядно сама себе поднадоесть. Поэтому Кинофорум выбрал особенную нишу: его основной конкурс составлен из фильмов-победителей крупных мировых фестивалей истекшего сезона, о которых киносообщество уже сказало свое веское слово. Соответственно, и жюри Кинофорума непрофессиональное, это просто как бы вдумчивые кинозрители, выражающие свою симпатию, а сам форум — это возможность для публики увидеть и обсудить мировые премьеры, которые еще нескоро выйдут в российский прокат (а многие не выйдут вовсе).

Фильм открытия — «Кожа, в которой я живу» Педро Альмодовара — дойдет до российского зрителя осенью. Думаю, что в этом случае зазывать публику в кино — лишний труд, но нужно предупредить, что любимый режиссер приготовил нам сюрприз. «Кожа, в которой я живу» оказалась совсем не тем, что мы привыкли понимать под словосочетанием «фильм Альмодовара» (при котором ноги бегут в кино сами), но это не значит, что вышло хуже. Прежде всего, это триллер. Затем, а может, и во-первых, фильм почти не смешной. Наконец, это редкий случай, когда в фокусе режиссера оказывается не обычный объект его интереса — женщина на грани нервного срыва, — а мужчина, давно эту грань преодолевший. Но об этом мы узнаем далеко не сразу.

Прежние фильмы Альмодовара, с одной стороны, плохо поддавались пересказу, с другой — почти ничего не теряли при попытке их пересказать: там Бог был в деталях. Здесь сюжет (основательно переделанная версия романа Тьерри Жонке «Тарантул») представляет собой тщательно закрученную психологически-детективную историю, поэтому открывать заранее ее повороты — значит портить зрителю удовольствие. Главные герои — пластический хирург Роберт Ледгард, который двинулся умом после трагической гибели жены и дочери и начал ставить эксперименты на людях, и его жертва по имени Вера — Франкенштейн и Галатея в одном совершенном лице актрисы Елены Анайи. Заметим, что в роли безумного доктора к Альмодовару вернулся Антонио Бандерас, для которого режиссер в свое время тоже стал Пигмалионом, открыв актера для Голливуда.

Однако при всей новизне «Кожи, в которой я живу» в главном Альмодовар остался себе верен: его по-прежнему интересует тема соотношения мужественности и женственности, гендерной и сексуальной самоидентификации. И в этом фильме мы видим вскользь ту самую милую нам у Альмодовара любовь к мелочам, скажем, к мелочам женского гардероба, игру с одеждой как со второй кожей, другой идентичностью, которую мы примеряем. Просто здесь режиссер довел эту мысль до логического предела, превратив в кошмар то, что было трагикомедией. В первых кадрах мы видим непривычно пустую комнату и девушку, почти парящую в какой-то неподвижной позе йоги, одетую в трико телесного цвета, имитирующее наготу. Какой контраст с продуманным нарядом трансвестита из фильма «Все о моей матери» или, например, с незабываемой сценой одевания женщины-тореадора из «Поговори с ней»: алый с золотом костюм-броня, на котором специальным крючком застегивают сверкающие пуговицы. Если в других фильмах Альмодовара маскарадная, форменная, сценическая или иначе символически значимая одежда становилась второй кожей, то здесь чужая кожа становится одеждой и броней, и тюрьмой, внутри которой человек должен жить против своей воли.

Это фабула, излюбленная авторами триллеров, потому что действительно вряд ли можно придумать что-то более страшное. Наверное, после страха смерти наш главный инстинктивный страх — необратимое вмешательство в человеческую природу. Как писала Тэффи: «Ужасно не люблю слово “никогда”. Если бы мне сказали, что у меня, например, никогда не будет болеть голова, я б и то, наверное, испугалась». В этом смысл инстинкта самосохранения: стремление сохранить самого себя. И в этом неисчерпаемый источник для философских поисков, споров о научной этике и того ужаса, который внушает обществу генная инженерия, трансплантация органов, искусственное поддержание жизни и тому подобные вещи: где провести ту грань, после которой человек перестает быть собой и становится другим? Педро Альмодовар, прежде исследовавший этот вопрос деликатно, через призму сексуальности, теперь решил разобраться с ним радикально, и сочетание его обычного тонкого психологизма с буквальным перекраиванием личности на операционном столе получилось убийственным. Худший кошмар — тот, в котором человек остается жив, но перестает быть собой, потому что внешняя злая сила превратила его из принца в лягушку. В данном случае вернее будет сказать: из лягушки в принцессу, и от этого не менее страшно.

Но нельзя сказать, чтобы создателю «Кожи, в которой я живу» (и режиссеру, и его герою — безумному гению) изменило чувство смешного. Как разъясняет нам психоанализ и показывают художники, Иероним Босх или Сальвадор Дали, у смешного и страшного общая природа, сходный механизм. Это метафора, которая обрела черты реальности. Дьявольский эксперимент пластического хирурга Роберта Ледгарда на самом деле придуман не без юмора. Ведь что там происходит: врач, возомнивший себя Богом или дьяволом, берет человека, которого винит в гибели дочери, и буквально реализует распространенную метафору — заставляет невольного убийцу очутиться в шкуре жертвы. И тем самым попадает в собственную ловушку, потому что, уничтожая лицо врага, с невольным педантизмом придает ему любимые и потерянные черты покойной жены, а после этого не может его не любить. Ну да, конечно, это фильм про любовь, иначе Альмодовар был бы не Альмодовар. И более того, этой леденящей кровь истории режиссер умудрился сделать неявный, неожиданный, но органично следующий из сюжета счастливый конец. Франкенштейн, он же Галатея, выходит на свободу из подвала, но из собственной кожи-то не сбежишь. И вдруг на финальных титрах зритель понимает задним числом, что это человеческое существо не было счастливо, пока было самим собой, каким его создала природа, а теперь получило шанс. И тут режиссеру, уже перекроившему Галатею по лоскуткам, все-таки понадобилось, как в былые времена, платье в цветочек и высокие каблуки: Альмодовар снял новый, совсем другой фильм, но собой-то он быть не перестал.