Лондон. Призраки осени
Наконец познакомился с последним жильцом нашего подъезда. В дверь стучат, я привычно надеваю тапочки, открываю дверь со словами «Хэллоу, Робби, май френд!». А вместо веселого ямайца-сантехника, с которым я играю в шахматы по вечерам, соседка с самого верху, с мансарды. Судя по конвертам в почтовом ящике, зовут Эллен. Вид довольно ведьминский и стремный: седые лохмы, драные хипповские шмотки. Попросила одолжить два пластиковых мусорных мешка. И все бы хорошо, если б на ней не было респиратора и резиновых перчаток до локтя. Не знаю, что и думать.
Третью неделю подряд почти ровно в полночь над нашим районом появляется черный вертолет. Прилетит, покружит минут двадцать и, направившись куда-то на север, в сторону дальней окраины, Энфилда, исчезает. И так каждый день. Я уже начал подозревать, что у меня галлюцинации от недосыпа, но соседи подтвердили. Выяснить его происхождение пока никому не удалось.
Вот раньше все было просто: подходишь к театру Prince of Wales. Дают «Гамлета» с Дэвидом Теннантом. В кассе билетов нет, но рядом стоит обаятельный джентльмен, у которого совершенно случайно находится лишний, который он вам уступит фунтов за пятьдесят. Ну переплатишь фунтов двадцать (а за Эвана Макгрегора в «Отелло» так и все сто). Но правительство решило искоренить спекулянтов, точнее, перевести в цивилизованное русло. Теперь билеты на сайте самого театра волшебным образом исчезают примерно за наносекунду, но тут же – о чудо! – всплывают в «специализированных онлайн-магазинах». Заказывал жене в подарок к годовщине свадьбы билет на Джорджа Майкла в Альберт-холле. Отдал двести тридцать фунтов, на следующий день по почте приходит билет. На нем цена – восемьдесят шесть фунтов. Наценка за чудеса цивилизации – триста процентов.
Поговаривают, что, когда Джулиану Барнсу с четвертой попытки дали-таки «Букера», он тут же перестал считать премию цирком. Но следом тут же образовалась протестная фракция британских писателей, которая заявила, что «Букер» стал слишком попсовым (точнее, «читабельным», readable), поэтому они учреждают свою, отдельную премию, где будет только настоящая литература. Не та, которую читают.
В узких переулках Холборна обнаружилась тайская забегаловка «У дядюшки Пу» с многозначительным крабом на вывеске. Неужто и тут оценили шутку российских блогеров, прозвавших Путина крабом после его знаменитого «пахал как раб на галерах».
Пошел на примерку костюма на киностудию. Сделали из меня нечто среднее между черкесским князем и русским городовым, уволенным за пьянство. Вряд ли бы кто догадался, что я снимаюсь в массовке в «Анне Карениной» (с Кирой Найтли – о боже! – и Джудом Лоу). У костюмера весьма загадочные представления о русском костюме толстовских времен.
Похоже, всю зиму я проведу в судах. Березовский против Абрамовича, Полонский против Лебедева, бяка против буки, хрен против редьки. Теперь какой-то дед в Кенте бодается с основателем «Ростикса» Ордовским-Танаевским: истец настаивает, чтобы сосед подпилил кипарисы на своем участке, а то они застят ему свет Божий. А сосед не то что прямо отказывается, но вежливо улыбается и ничего не делает. Боюсь открыть газету – вдруг там еще кто-нибудь начнет судиться.
А еще тут происходит действие одного из ранних рассказов Стивена Кинга в духе Лавкрафта. То есть даже не в духе – весь Кинг как бы в духе Лавкрафта, – а прямо такой очевидный оммаж, с Шуб-Ниггурат, Йог-Соггот и липким кошмаром, крадущимся по подворотням. Сюжет развивается буквально у нас под окнами, рассказ так и называется – «Крауч-Энд». Для полного погружения читать рекомендуется непосредственно перед нервной беготней поздним октябрьским вечером по неосвещенной тропинке, когда, пытаясь перекричать шум ветра в огромных черных вязах, ищешь сорвавшуюся с поводка собаку.
Идеи Евгения Ройзмана получают широкую поддержку среди лондонцев. Вчера слышал, как неподалеку от Сент-Пола бездомная очень приличного вида (тут попадаются такие, которые вообще на бомжей не похожи, а скорее на банковских клерков, почему-то лежащих в спальных мешках на тротуаре) отчитывала двух пацанов, один из которых был явно под кайфом: «Если твои губы прикоснутся к чему-то крепче травы, я сама тебя отведу в приют и прикую наручниками к батарее!» Тут стоит пояснить, что в нашем государстве-няньке аптеки не продают шприцы, поэтому героин приходится курить.
На местном интернет-форуме разгадали загадку непонятного кафе на Страуд-Грин, в котором никогда не видно ни единого посетителя, и ровно раз в полгода оно закрывается на ремонт и открывается под новой вывеской. Говорят, турецкая мафия деньги отмывает.
Оказывается, на нашей тихой улице в Крауч-Энде на севере Лондона с 1913 по 1919 год жил товарищ Хо Ши Мин. То есть он тогда еще никаким Хо Ши Мином не был, а был простой вьетнамский иммигрант Нгуен Шинь Кунг. Пек пирожки в кондитерской, ходил на футбол, сочинял манифест о свободе народов Индокитая. Ходил, наверное, белок кормить в Финсбери-парк.
На углу изо дня в день стоит бездомный по имени Алекс. Денег не просит, просто стоит. Я его раньше подкармливал – носил бутерброды и чай в термосе. Бутерброды Алекс изучал весьма пристрастно – у него какая-то удивительно замысловатая диета для человека, который спит в парке, – а термос умудрился потерять буквально за пятнадцать минут. И вот теперь Алекс перестал со мной разговаривать и даже здороваться. Чем же я его так обидел? Потерял сон и покой, пытаясь вспомнить.
Хасан, владелец и шеф-повар ливанской кебабной на углу, делает для меня chef’s special – какого-то невероятного цыпленка, маринованного в йогурте с чесноком и травками, которого нет в меню. Еще у него можно из-под полы купить роскошный домашний айран. Из-под полы, потому что никаких сертификатов санэпидемнадзора на этот айран у Хасана, разумеется, нет. Каждый раз чувствую такой заговорщический азарт, как будто покупаю не пол-литра скисшего молока, а килограммовую плитку гашиша.
Вообще надо заканчивать с этой привязанной к местности мистикой, а то так скоро по улицам будет страшно ходить. Послушал альбом Алана Мура о Хайбери – это у нас тут рядом такой спокойный симпатичный район, куча модных кафе. Гулять туда ходим часто. А Муру там везде какие-то лошадиные скелеты и люди-жабы мерещатся. Весьма, надо сказать, реалистично описывает, вспоминается очень образно, когда стоишь на совершенно пустой улице в полвторого ночи в ожидании ночного автобуса.