Культура большого взрыва
Конец света давно превратился из природно-религиозного явления в культурное. Это особенно заметно по мере приближения 2012 года – самой расхожей даты предполагаемого светопреставления. Причем конец этот, как и положено законами рынка, уже не ограничивается библейским сценарием.
Не хотите всемирный потоп? Держите вакуумный распад, мегацунами и геомагнитную инверсию. Устали от глобального потепления? Вот вам Большой адронный коллайдер, черные дыры и столкновение с астероидом. Все это и многое другое – в передачах на ТВ-3, Рен и
National
Geographic
. Голливуд предлагает более смелые варианты – восстание киборгов, нашествие зомби и вторжение инопланетян. Для тех, кто простому лицезрению предпочитает эффект присутствия, есть индустрия видеоигр – отбивайтесь от пришельцев в
Half
-
Life
и выживайте на постъядерных пустошах
Fallout
.
Апокалипсис – прибыльный бизнес-проект, не нуждающийся в раскрутке, потому что самодостаточен сам по себе. Вспомните эммериховский «2012», что шел в кинотеатрах три года назад – лучшей его рекламой были циркулирующие в СМИ предсказания ванг и нострадамусов, помноженные на людские предрассудки. «Сарафанное радио» сработало лучше маркетологов – за первые дни проката фильм заработал $290 миллионов. Хотя кино и получилось «на один раз», да и тот – исключительно в кинотеатре.
Редкий фильм-катастрофа не имел коммерческого успеха. Например, «Послезавтра» того же Эммериха собрал $544 миллиона при $125 миллионах бюджета. «Смерч», на съемки которого потратили $92 миллиона, собрал в мировом прокате $494 миллиона; «Армагеддон» отбил $140-миллионный бюджет $553-миллионными кассовыми сборами. Игровая серия
Resident
Evil
, которая строится на сюжете зомби-апокалипсиса и биологической угрозы, находится в списке самых продаваемых видеоигр в истории (46 миллионов копий с момента основания сериала в 1996 году).
Почему культурный феномен конца света так популярен? На мой взгляд, дело в психологии.
Начнем с того, что апокалипсис в массовой культуре вовсе не означает конец жизни как таковой. Конец старой – да, но вместе с этим – начало новой. Если всемирный потоп, то мы на ковчеге; если восстание роботов, то мы, как минимум, возглавляем сопротивление. В случае реального падения гигантского метеорита мы, скорее всего, окажемся под ним, но все равно продолжаем представлять себя на месте тех немногих выживших, кому предстоит построить новый мир. Хотя строить будет уже не на чем, потому что выгляд
еть все будет примерно так:
Смотрели «Зомбиленд»? Помните, кто там главный герой? Вот то-то и оно.
Другая прелесть массовой культуры апокалипсиса заключается в том, что все мы, на самом деле, очень любим смотреть, как рушится что-то очень большое. Промышленный снос мостов и небоскребов всегда казался завораживающим зрелищем. Что говорить о том, когда рушится целый мир? Тем более что современные технологии позволяют сделать это настолько красиво, что просто дух захватывает. К тому же, существует психологический фактор, который заключается в том, что люди любят наблюдать за трагедиями со стороны, по телевизору. При этом в качестве свидетелей не испытывая ни физической боли, ни других существенных потрясений. Поэтому, например, в интернете так популярны ролики с автомобильными авариями или репортажи из горячих точек.
Подобные «репортажи» в масштабах планеты, мастерски поставленные и без единой настоящей жертвы, стопроцентно привлекают к себе большие аудитории зрителей.