Эпоха замедленных циклов
Вечерняя прогулка длиной в пятьдесят кварталов вверх по Пятой авеню, от суперёлки в Вашингтон-сквере до супер-суперёлки в Рокфеллеровском центре. Встречных между елками непривычно мало. Разве что туристическое оживление в фойе Музея секса на 27-й стрит – одном из немногих открытых заведений на пути в мидтаун. Да еще скопление зевак, и тоже меньше обычного, у рождественских витрин универмагов Lord & Taylor и Saks Fifth Avenue. Но это второго. А рестораны пустуют и третьего, и двенадцатого. Спад экономики или затянувшаяся посленовогодняя спячка? С ответом повременим до «ресторанной недели». Понятно одно: стратегически более обоснованного месяца для скидок в крутых и средней руки ресторанах не придумать. Апатия на всех фронтах. Даже толпы, выступающие против засилия корпораций, – и те скукоживаются в эти вялотекущие дни до горстки-другой, нестройно скандирующих «Захвати Уолл-стрит!» под гитару. И кульминацией второго моего марш-броска, на сей раз на юг Манхэттена, в парк Зукотти, явилось не слияние с массами, но комментарий полицейского, охраняющего вечернюю пустоту: «Сам удивляюсь: где все?»
Действительно, где? Негустой туман после застолий и возлияний рассеивается быстро, встреча Нового года не растягивается до cтарого Нового, тем не менее Нью-Йорк в январе приходит в себя медленно. Как, впрочем, и ваш корреспондент, вернувшийся сюда к Рождеству после европейского турне в поддержку нового романа. И подустал, и порастерял в дороге рождественский пыл и ханукальный драйв, и не торопился проводить старый, и не рвался встретить Новый. И неспешные наши циклы, общегородской и персональный, в этом году совпали.
По возвращении бродишь по улицам в оцепенении – привыкаешь к сезонным переменам. Натыкаешься на вездесущие палаточные городки, торгующие хвоей двадцать четыре часа в сутки: елкодилерам увозить колючий товар вечером и расставлять наутро нерентабельно. А уже на следующий день после Рождества обходишь стороной вечнозеленые трупы, сложенные штабелями на тротуарах рядом с мусорными мешками прохожим в пику. И ждешь, когда наконец отпустит джетлаг и вернется уличная смекалка.
…Особенно не торговались. «Сколько дашь – столько дашь», – сказала снегурка из глубинки. Остановился на неказистой коротышке, чтобы легче в дождь тащить. И предложил десять. «Давай десять». Дал двадцать. Стала отсчитывать сдачу по мокрому доллару, бросила. «Не суть, – сказала. – С Рождеством». Пересчитал на полпути домой: семь. И вот, волочу ее, убогую, и философствую: когда говорят «не суть», когда говорят «дашь – сколько дашь», как пить дать – на…ут. Выбросил уродца без сожаления третьего января.
Остатка доверия к городу и миру, да и энергии тоже, как раз хватило на выставку Маурицио Каттелана под названием «Всё». Так вот где ошиваются горожане в первый уик-энд нового года! Похоже, что ничем, кроме блокбастеров, Музей Гуггенхайма решил себя не утруждать. Тысячная очередь у входа в арт-аттракцион рассосалась за какие-то полчаса, но толпы внутри музея сползали по спиральным виткам его этажей неспешно, стараясь не упустить ничего из «всего». Симпатичный шутник-провокатор Каттелан подвесил под куполом музея действительно все, что когда-либо наваял или набил, не сам, конечно, а руками ассистентов: чучела лошадей и собак, Джона Кеннеди в гробу, ушибленного метеоритом папу Римского, коленопреклоненного Гитлера. Художник, работающий в формате, сопоставимом с arena rock, должен говорить с толпой на понятном ей языке, не требующем дополнительной дешифровки. А что может быть более узнаваемо, чем исторические фигуры недавнего прошлого? Кажется, это хорошо понимала мадам Тюссо, причем более двух веков назад.
После арт-ажиотажа на Аппер-Ист-Сайде даунтаун кажется практически безлюдным. Вот только под елью у арки в Вашингтон-сквере девушка-гид с вдохновением, заслуживающим лучшего применения, ангажирует внимание стайки зябнущих туристов не столько эпизодами из славной литературной истории Вашингтон-сквера, сколько байками из краткой его истории в кино. Чтобы, опять же, доступно было. А ведь правда: не каждый вспомнит, кто такие Джон Рид и Луиза Брайант, снимавшие тут квартиру в 1916 году. (Да и кто из писателей в тот или иной период не жил в районе Вашингтон-сквера, начиная с великого Эдгара Аллана По и кончая вашим скромным корреспондентом?) Но все, конечно же, смотрели фильм «Я – легенда», где Уилл Смит в постапокалиптическом Нью-Йорке спасается от агрессивных нелюдей именно тут, в доме напротив арки. Помните? Реакция туристов – умеренный энтузиазм узнавания. А вот, скажем, гипотетическую реакцию Генри Джеймса, родившегося в доме 21 по Вашингтон-плейс и плотно населившего свои романы аристократами старого Нью-Йорка, представить уже сложнее. Футурошок? Апоплексический удар? Предположу неготовность жителя некогда привилегированного района к подобному кинососедству.
И только толпы, осаждающие кинотеатры даунтауна, не редеют ни до Нового года, ни после. Кино, сокрушаются критики, на наших глазах маргинализируется, кино теряет актуальность, а сами критики, в том числе корифеи, теряют работу, и виной тому не только состояние бумажных СМИ, но и упадок кинокультуры в целом. Все это так, увы. Тем не менее из даунтауна острова Манхэттен эти жалобы представляются преувеличенными. В кинотеатре Angelika «Меланхолия» Триера идет сразу на двух экранах, «Резня» Полански – на трех. Неподалеку, в кинотеатре IFC, показывают документальный фильм Вендерса о Пине Бауш… А тут и до «Оскара» в конце февраля рукой подать. Надо же в конце концов разобраться, кого и на что номинировали. А это означает как минимум полтора месяца активной киножизни. Периодам экономического спада, подсказывает история, сопутствует повышенный спрос на продукцию индустрии развлечения. О расцвете мюзиклов студии MGM в годы Великой депрессии всуе упоминать не хочу, чтобы не впасть в депрессию персональную – таких мюзиклов сейчас не делают и делать уже не будут ни при спаде, ни при подъеме… Но если вспомнить, что билет на бродвейское шоу, на хит сезона стоит триста долларов и сумма эта вмещает в себя двадцать (!) походов в кино, то можно с большой вероятностью предположить, где именно ваш корреспондент, отдавая периодическую дань «ресторанной неделе» – в этом году она длится чуть ли не месяц, – рассчитывает скоротать остаток этой не по-ньюйоркски спокойной, чтобы не сказать летаргической, зимы.С