Софико Шеварднадзе: Танцующая
— Какие танцы, Софочка? Ты ведь сто метров без одышки не можешь пройти! — вот такая была реакция у мамы, когда я ей сообщила, что мне предложили принять участие в «Танцах со звездами» и я согласилась. Можно долго рассуждать, почему я на это пошла, но суть в том, что я просто очень сильно хотела танцевать, причем еще с тех пор, когда папа отказался отдавать меня в балетное училище и я по принуждению часами гвоздила этюды Черни за роялем. Желание это было всеобъемлющее и поглотило все изначальные сомнения. Я часто задумывалась, к чему применяется «Бог всегда исполняет истинные желания», как в «Пикнике на обочине», когда Шарту, несмотря на все его желания, всегда падали только деньги! Так и мне, к тридцати годам, когда внешне ничто этого не предвещало, были даны танцы. Предложение от телеканала поступило ровно перед интервью с премьером Литвы. Я сразу согласилась. До начала проекта оставалось полтора месяца. Всё это время я по ночам визуализировала, как я танцую в стразах на голубом экране. И иногда краснела от удовольствия, как однажды, попробовав десерт с горячим белым кремом, посыпанный жареным миндалем. Эйфория предвкушения была неугомонной. Я себя уже отчетливо видела порхающей и ловила на себе восторженные взгляды публики, хотя, должна признаться, никогда не стремилась к победе. Опять же, мне просто хотелось танцевать до конца.
На первой репетиции я с ужасом поняла, что, оказывается, совершенно деревянная, и танцует у меня, увы, только душа. С моим тогдашним весом я больше походила на еле дышащего Карлсона, нежели на порхающую фею. Вспомнилась озабоченная мама. Мой партнер старался не показывать своего отчаяния. Он говорил, что вначале мало у кого получается, но его грустные черные глаза его выдавали. Выучив два с половиной танцевальных шага за много часов, я ушла с полным ощущением, что сдвинула горы. Утром я вскочила с кровати на звук домофона и вдруг непроизвольно рухнула на пол, обалдевши от боли в мышцах. Я на самом деле не знала в тот момент, смеяться мне или плакать. Как в фильмах о жертвах домашнего насилия, я медленно встала с одной рукой на пояснице, другой ощупывая свою икру, и с наморщенным лицом еще медленнее направилась в ванну: надо было готовиться к репетиции, в конце концов, через три недели меня увидит вся страна — я станцую румбу (слово, которое я впервые услышала днем раньше) с белым цветком в волосах.
Представляя себя на сцене по ночам, я, конечно, не подозревала, что танцы, блестки и наращенные ресницы вбирали в себя диапазон ощущений куда шире, чем я когда-либо могла себе представить. Одно то, в какой позе я поднималась и спускалась по лестнице первые недели, чего стоило! Преодолев агонизирующую боль, нескончаемые волдыри на пальцах ног, треснутое ребро и наконец-то запах незнакомого мне тела, я приобщилась к танцам. Посвящение во все это мне очень напомнило процесс инициации в братство американского университета. Там новичок проходил самые абсурдные и жестокие испытания для того, чтобы стать членом клуба. Испытания абсолютно несуразные: поваляться голышом в снегу на морозе, постоять несколько часов посередине кампуса не двигаясь, сгонять, словно ты в российской армии, за пивом, когда тебя будят в четыре утра, и так далее, но желание стать частью братства так сильно, что новички с гордостью исполняют все порученные самоиздевательства. То же самое происходило со мной.
Но инициация оказалась самым легким испытанием этого проекта. Перед первым выступлением в прямом эфире мне открылся мир полностью новых самоощущений. Конечно, я понимала, что танцую далеко не лучше всех участников. Но за три недели репетиций я как-то уверенно чувствовала себя в тридцатисекундном выступлении. И тут я стояла перед выходом на сцену, с тем белым цветком в волосах и облегающем мои тогда все еще пышные формы сиреневом платье, когда я поняла, что в этот момент со мной может произойти всё что угодно и я не контролирую ситуацию. Я сейчас не имею в виду божественную волю, а рефлексы и ощущения, которые овладели мною и были мне абсолютно чужды до этой минуты. Одновременно начали трястись колени, бешено биться сердце, пересохло во рту. Добавьте к этому пальпитации и состояние искаженной реальности. Мой партнер начал мне махать салфеткой, чтобы я не упала в обморок. Признаюсь, это был бы выход! Я покрылась холодным потом и передо мной пролетела вся моя жизнь. Это не было сильное волнение, был всеохватный повальный страх! И, оказывается, все неприличные выражения про страх — не просто выражения: в твоем теле действительно возникают очень странные рефлексы! Так как в обморок я не упала, мне пришлось выйти и станцевать. Страх этот сопровождал меня до последней секунды номера, и как только музыка умолкла, у меня было полное ощущение, что меня наконец-то выпустили на волю из закрытого пространства, где держали под высоким давлением, которое парализовало мое тело. Я вдруг опять стала абсолютно нормальной. Пройдя это испытание, я была глубоко уверена, что если мне удастся удержаться в проекте определенное время, то с каждым выступлением будет становиться легче. Во всяком случае, по всей логике должно было быть так. Представьте мое изумление, когда я поняла, что легче так и не станет. Каждый раз, выходя на сцену, я испытывала этот страх: он меня никогда не покидал.