Вадим Рутковский: ММКФ. Время рожать
«Врачи, производящие аборты, убийцы неродившихся детей! Пускай от этой дьявольской работы у вас сочится кровь из-под ногтей!»
Это стихотворение я когда-то подглядел на самопальном плакате в метро и вспомнил, посмотрев драму «морального беспокойства» «Людоед-вегетарианец» хорвата Бранко Шмидта. Вот как к этим стихам относиться? Да, мракобесие, трэш и дичь, но смешно же, и цепляет, и в память впечатывается.
Так и про многие фильмы из конкурса ММКФ не знаешь, что и думать. Вроде посредственные, провинциальные, но ведь вполне живые, и переживать заставляют, и забавляют, потому что рождены, а не сделаны по расчету. Сделанные как раз тоска — вроде финской «Голой бухты», переплетающей несколько унылых и предсказуемых историй: это страшно распространенный фестивальный формат, который давно пора запретить законодательно.
Иной пример — «Июль» болгарина Кирила Станкова, бытовая история трех невеселых и несколько помятых подруг, выбравшихся на море. Упоминание Солнечного Берега — местного курорта, где женщины оказываются проездом в северный Крапец, и дешевого бренди «Слнчв Бряг», широко распространенного в СССР, настраивает на душевность: я тут же вспомнил, как в младшем школьном возрасте начал коллекцию винных этикеток этим самым «Брягом». Дальше — больше: неказистые герои вызывают симпатию, а эпизод встречи первого июльского утра под детское шампанское и песню «Юрай Хип» просто прекрасен. «А солнце может пошутить и не взойти? — Зависит от того, что решат братушки! — ??? — Русские — оно же всходит с той стороны». Русский след тоже появится — в лице сбежавшей от жлобов-сутенеров проститутки Наташи, которую болгарские подруги доблестно спасут. Это все похоже на наше кино рубежа 1980–90-х, когда быт легко мешался с криминальной романтикой, про вкус и стыд никто не вспоминал, о прокате не заботились, но работали с куражом.
Чистым «авторским кино 1980–90-х» выглядит латышско-российский проект «Гольфстрим под айсбергом» Евгения Пашкевича, высокопарное дилетантство о путешествии демоницы Лилит сквозь страны и эпохи. Несносное, но искреннее произведение, работа над которым заняла десятки лет: в третьей новелле можно увидеть совсем еще молодых Алексея Серебрякова, Елену Морозову и Ксению Раппопорт (к ее немотивированно обнаженной груди припадает герой Серебрякова — и случается это в сирийской пустыне!).
Наивна и поэтична иранская картина «Взрослея вместе с ветром», своего рода антипод «Гольфстрима», доверяющий естеству, природе, а не фантазиям.
Китайская «Вишенка на гранатовом дереве» — тоже образец наивного искусства, деревенская комедия про выборы в горсовет, с десятком сюжетных линий, вдруг образующих совершенно абсурдистский узор. И тема аборта тоже возникает, только в Китае закон об ограничении рождаемости при наличии двоих детей делает его обязательным. Оттого комическая героиня, залетевшая по-тихому, убегает из дома, мешая героине главной без проблем выиграть выборы.