Леонид Добровольский:  В бане без родителей

Воспоминания Леонида Добровольского, уроженца Ленинграда, 1946 года рождения

С Серёжей и Володей нас объединяло еженедельное совместное хождение в баню. Дело в том, что никаких там ванн ни у кого из нас дома не было, но, что важнее, у нас не было отцов. До какого-то возраста каждый из нас ходил мыться в баню с мамами или бабушками, в женское отделение, но по понятным причинам наступил момент, когда это стало невозможным. Теперь я уже не помню, как мы объединились по поводу бани: то ли наши матери как-то между собой договорились, то ли случайно как-то вышло. Надо себе представить трёх восьмилетних мальчишек с огромными эмалированными тазами, в которых лежат свёртки с чистым бельём, полотенцами, мочалками и мылом, идущих в Ямские бани, располагавшиеся на нашей улице Достоевского, которая прежде называлась Ямской.

Сначала надо было отстоять очередь за билетами, а затем уже встать в очередь в банный класс согласно купленному билету. Были классы с парной за 40 копеек и т. н. «общий класс» без парной — за 30. Ходили мы в баню обычно по пятницам, очереди были невероятно длинные — часа на полтора-два. Не представляю, как у нас хватало терпения их выстаивать. Из «классов» выходили люди с распаренными красными лицами, и через некоторое время банщики объявляли, что могут пройти, например, четверо. Верхнюю одежду принимали в гардероб, там же давался номерок, который соответствовал номеру шкафчика и места на белой деревянной скамейке.

Здесь ты раздевался, вешал одежду в шкафчик и звал банщика, который закрывал шкафчик на ключ. Номерок за верёвочку вешался на щиколотку или на запястье — кому как больше нравилось.

Потом шли в мыльную, где, прежде всего надо было занять место на мраморной скамье для мытья и захватить пару цинковых тазиков — шаек. Для мытья головы и тела использовался принесённый с собой эмалированный таз, одна шайка с водой ставилась под ноги, а другую обычно наполняли прохладной водой для окатывания.

Захватив скамейку, мы наполняли все тазы водой, клали рядом с ними свои мочалки и мыльницы и шли в парную.

Помещение парной, обычно полутёмное с тусклой лампочкой в плотном тумане, стены и потолок почти чёрные от копоти. В одном углу печь с раскалёнными большими булыжниками сверху, за дверцей в топке ленивый огонь лижет обугленные крупные поленья. Большую часть парилки занимает деревянная конструкция в виде лестницы с огромными ступенями — полками, на верхней полке — самая жара, не продохнуть, на нижней — жарко, но терпеть можно. В тазиках замоченные веники, берёзовые и дубовые, их продают мужики у входа в баню, но настоящие парильщики приходят со своими. Кто-то с огромным ковшом на длинной ручке кричит: «Посторонись, сейчас поддам!» — и выплёскивает с размаха воду из ковша на камни.

С верхней полки раздаётся:

— Вот пошло-пошло, хорошо! А ну-ка, поддай ещё!

После каждой поддачи нас обдаёт жгучим жаром, пронимающим до самого нутра.

Мы жмёмся на нижней полке. Кто-то берёт брошенный избитый веник и, подражая мужикам, мы начинаем охаживать друг друга. Эффекта никакого, иногда только больно от царапающих кожу голых веток. Тут кто-нибудь из взрослых вдруг замашет над тобой настоящим целым ещё веником, и жар, кажется, проникает в каждую клеточку организма.

После парной, откуда мы, в конце-концов, вылетали пулей, атмосфера зала для мытья казалась благодатью, особенно, если после этого окатиться холодной водой из полного таза. Мы принимались за мытьё: мылись сами, а потом по очереди яростно тёрли спины друг другу намыленными мочалками. Кажется, до такой степени чистоты во взрослые годы мне отмываться больше никогда не приходилось — кожа скрипела, и во всём теле чувствовалась какая-то небывалая лёгкость.

Одевшись и собрав вещи, мы выходили в вестибюль и направлялись в новую очередь — к пивному ларьку. Здесь мы пили квас или клюквенный морс. Когда стали постарше, то уже выпивали и по «маленькой» — гранёную кружку на четверть литра жигулёвского пива. Стоила она 11 копеек. Случалось это мероприятие еженедельно по пятницам или субботам.

Вообще в те годы с мытьём были проблемы: либо нужно было идти в баню и отстаивать длиннющие очереди, либо идти на помывку в гости к родственникам или знакомым. В некоторых коммунальных квартирах, где жило по нескольку семей, были ванные комнаты с дровяными колонками. Соседи устанавливали очередь, закрепляя за каждой семьёй определённый день недели, дни при этом разыгрывали по жребию. Мы, бабушка, мама и я, ходили иногда мыться к бабушкиному племяннику, дяде Володе.

Дома у него собиралась целая компания. Все приходили со своими дровами — небольшой вязанкой тонко нарубленных сухих чурок, но, кроме этого, приносили выпивку и что-нибудь из закуски или сладкое. После мытья в ванной, которое растягивалось на несколько часов, все усаживались за стол, и начинался настоящий праздник иногда даже с танцами под патефон или электропроигрыватель. Кто-то приходил с детьми, и дети, в том числе и я, что-то поев, забирались под стол — другого свободного места не было, и там занимались своими делами.