Егор Москвитин:  Идентификация Бильбо

Примерно тогда же, когда Джон Р. Р. Толкин вынашивал замысел «Хоббита», в далеком и непохожем на Великобританию СССР Андрей Платонов написал в своем дневнике, что «мещанин, а не герой вывезет историю». Удивительным образом мысли представителей двух разных человеческих формаций совпали. Сказок о борьбе добра со злом сочинено так много, что хорошие авторы всегда пытались найти какую-то новую грань этого сюжета. У Толкина в XX веке это получилось едва ли не лучше всех. Он сделал центральным персонажем эпоса существо, демонстративно лишенное героических амбиций и добровольно изолировавшееся от всех вызовов времени. И описал его приключения лучшим из всех возможных языков — очень богатым, вобравшим в себя всю фонетику европейской мифологии, но не величественным, а ироничным («голова пролетела сто метров по воздуху и угодила прямо в кроличью нору; таким образом была выиграна битва и одновременно изобретена игра в гольф»).

Впрочем, была и другая причина, почему эта сказка осталась в литературе. Соотечественники писателя узнали в хоббите себя. XX век для Европы — время перехода из героической эпохи (закончившейся вместе с припасами полярника Роберта Фалкона Скотта) в эпоху потребительскую. Это время несоответствия между угрозами истории и образом существования цивилизации, ориентированной на комфорт. Толкин неслучайно описывает фешенебельную нору Бильбо Бэггинса очень подробно, живописно и почти без иронии, как будто рекламирует каталог IKEA или пытается посоревноваться с Диккенсом. Главный драматический эпизод «Хоббита» — не сама схватка с драконом, а момент, когда упитанный обыватель решается пойти в безнадежный поход против всесильного зла. Именно поэтому для взрослого читателя пролог, в котором тринадцать маргинального вида гномов врываются в квартиру к благополучному мещанину и наглядно показывают ему, что он в ней не хозяин, кажется не зачином доброй сказки, а бытовым триллером в духе «Соломенных псов».

XX век — еще и время окончательной дегуманизации войны. Во время Крымской кампании в 1853 году русские офицеры ходили в перерывах между сражениями в гости к французам поиграть в карты. В 1915-м немцы применили химическое оружие, и аристократический подход к боевым действиям в Европе сошел на нет. Наступило время всеобщего шока и политики умиротворения — любых уступок агрессорам по принципу «лишь бы не было войны». Толкин писал «Хоббита» примерно в то же время, когда лорд Чемберлен летал в Европу отдавать нацистам спорные территории Чехословакии (которая, конечно, не Хоббитон, но что-то похожее), а вернувшись, виновато сообщал британцам, что «привез мир целому поколению». Для некогда самой пассионарной империи, над которой никогда не заходило солнце, это было одновременно и оскорблением, и облегчением.

Если бы в Англии в то время была цензура, то «Хоббита» можно было бы в шутку назвать книгой диссидентской: весь его смысл в том, что политика умиротворения тлетворна, а злу надо давать бой. Поэтому героический образ Бильбо Бэггинса, выбравшегося из своей уютной норы и отправившегося на другой край земли сражаться за свободу чужого народа, пожалуй, даже более важен, чем весь «Властелин колец». К тому же сам Толкин все параллели между сюжетом своей трилогии и Второй мировой войной отрицал. А о том, как его участие в Первой мировой повлияло на «Хоббита», он, кажется, никогда не говорил. Впрочем, та часть сказки, в которой происходит Битва Пяти Воинств за наследство дракона, настолько похожа на настоящую историю XX века, что отрицать сходство просто нельзя. Получается, что «Хоббит» — это не только сказка о сильном и отважном добре, но еще и мемуары ветерана. Написанные, чтобы самому забыть войну и попросить человечество тоже о ней забыть. Желательно навсегда.

Без этого противоречия между необходимостью восстановить справедливость и желанием сохранить мир «Хоббит» едва ли стал бы одной из главных сказок века. Дети, в отличие от взрослых читателей, хорошо чувствуют, когда с ними играют в поддавки.

Разрывающийся между домом-милым-домом и великими делами хоббит теоретически мог бы стать национальным героем калибра Джеймса Бонда, о котором в одном из многочисленных некрологов говорится, что он был «образцом британской стойкости». Все те же слова можно адресовать и Бильбо Бэггинсу. В недавнем «Скайфолле», кстати, есть еще одно смешное сходство с «Хоббитом». MI-6 продает имущество Джеймса Бонда, считая того погибшим. Точно так же поступают с недвижимостью пропавшего Бильбо Бэггинса жители Хоббитона.

Однако национализировать героя не удалось: права на экранизацию «Хоббита» и «Властелина колец» в последние годы жизни Профессора выкупил американец Саул Зейнц. У наследников тоже осталось немало активов: «Сильмариллион», неопубликованные рассказы, дневники, — но их деятельность свелась не к созиданию, а к запретительству. Сын Кристофер, с одной стороны, посвятил всю свою жизнь развитию дела отца, а с другой — нарушил его волю: Профессор хотел, чтобы к его наследию было допущено как можно больше последователей-творцов.

О новом фильме Питера Джексона сказать особенно нечего: это тот же «Властелин колец», что и десять лет назад, только чуть более комедийный и неторопливый. За первый уик-энд картина собрала рекордные 200 миллионов долларов, а пресса обрушилась на Джексона с кучей обвинений, самые популярные из которых звучат так: 1) слишком растянул фильм; 2) по сравнению с «Властелином колец» — никакого художественного прогресса. Обе претензии не совсем справедливы.

Джексон изначально прицеливался на один фильм, но в New Line Cinema решили монетизировать франшизу по полной программе. Единожды поддавшись продюсерам, Джексон не смог устоять и перед идеей сделать трилогию. Нюансы лицензионных соглашений с потомками Профессора несколько стеснили его в сюжетных маневрах, но выход все равно был найден. Джексон решил экранизировать не только сказку Толкина, но и «Алую книгу», написанную ее героем Бильбо Бэггинсом и впоследствии отредактированную его племянником Фродо. Это своеобразная «Википедия» Средиземья, и вкусных историй в ней много. Некоторая медлительность повествования в первой серии вполне оправданна: весь эпос впереди, задача пролога — показать, как мещанин превращается в героя.

Второй упрек тоже спорный: Джексон вообще был согласен на техническую роль продюсера и уступил режиссерское кресло Гильермо дель Торо, но тот выбыл из графика. Так что «Хоббит» мог выглядеть куда фантасмагоричнее, чем «Властелин колец». Но, оставшись без друга-визионера, Джексон решил сосредоточиться на преемственности трилогий и наращивании технологической мощи: новый фильм мало того что сделан в 3D, так еще и показывает зрительским глазам некомфортные 48 кадров в секунду вместо 24. Это прорыв, дающий эффект присутствия, не сравнимый ни с какими 3D-очками, но к нему еще надо привыкнуть. Третья часть «Хоббита» выйдет летом 2014 года и наверняка будет воспринята публикой гораздо спокойнее.

В любом случае, с главной задачей — встряхнуть в памяти зрителя калейдоскоп нежнейших воспоминаний из детства — фильм справляется полностью. И знаете, это священный опыт. Выясняется, что на чердаке детства осталось много артефактов, прикосновение к которым, как бы банально это ни звучало, заряжает энергией жить и работать. Смешной мультфильм-мюзикл на пиратской VHS-кассете, в котором и гномы, и орки, и хоббиты только и делают, что поют. Доброе лицо Евгения Леонова на обложке «Хоббита», проиллюстрированной художником Беломлинским. Сумасшедший советский телеспектакль с Зиновием Гердтом. С трудом добытый отрывок из так и не законченного мультфильма «Сокровища под горой» с Николаем Караченцовым в роли Гэндальфа. Отчаянный эксперимент с ротоскопированием, предпринятый в Голливуде в 1977 году: режиссер-визионер Ральф Бакши сначала снял «Властелина колец» с живыми актерами, а потом раскрасил его, превратив в мультик.

Я читал Толкина в третьем классе, и это тоже были предновогодние дни. Точнее, ночи, потому что электрички из Средиземья в нормальный мир для меня не ходили. Такое если начнешь читать, то уже не оторвешься. Помню, что болел ветрянкой, лечился зеленкой и представлял себя гоблином.

Так вот, возможность вернуться в то время несравнимо важнее финансовой жадности New Line Cinema, бюрократической беспомощности Питера Джексона и изъянов новых технологий. Теперь страшно хочется, чтобы конец света не наступал: впереди еще два фильма.