Наталия Почечуева:  Хлебное место

Когда-то в Поварской (Кормовой) слободе Земляного города жили повара, пекари, скатертники... От них остались названия переулков: Скатертный, Столовый, Ножовый. Хлебный переулок занимали хлебопеки государева хлебного двора. Потом, после переноса столицы в Санкт-Петербург, царские слободы пришли в упадок, и на их месте в XIX веке стали селиться, сначала в деревянных домах, а потом и в кирпичных, дворяне и купцы. В самом конце XX века переулок включили в заповедную территорию «Поварская – Большая Никитская», а здания по четной стороне вошли в объединенную зону памятников истории и культуры. Та же участь постигла и двухэтажный дом номер шесть, построенный в 1868 году по проекту архитектора К. В. Гриневского. В начале прошлого века здесь жил этнограф и один из основоположников научной географии Д. Н. Анучин.

Но этот статус дома-памятника совсем упустила из виду Ольга Тимянская, купившая здесь семь лет назад стопятидесятиметровую квартиру. «Это ­пространство – настоящий пазл, – рассказывает она, – я и не думала тогда, что квартира станет первым фрагментом мозаики, которая со временем разрастется». Надо сказать, конструкция дома не совсем обычна, парадный фасад, выходящий окнами в переулок, имеет два этажа, и высота потолков здесь четыре с половиной метра, а в той части, что смотрит во двор, потолки трехметровые. Над вторым этажом располагается еще один антресольный уровень со своим отдельным входом. На момент появления Ольги там жила семья и уезжать никуда не собиралась, при этом антресоль довольно опасно висела под углом и требовала подпорок. Да и вообще дом 1868 года нуждался в серьезной реконструкции, к которой совершенно не были готовы соседи снизу. Ольге еще предстояло узнать, что, покупая квартиру, она автоматически вступает в зону военных действий.

Чтобы определить масштаб бедствия, пришлось вскрывать полы, стены и потолки. За подвесным потолком обнаружились протечки и остатки некогда пышной лепнины, под полами – деревянные перекрытия в плохом состоянии. Пока делался первый проект с учетом необходимости установить независимые металлические швеллеры, пока получался первый пакет согласований, в доме образовалось ТСЖ, и выяснилось, что к квартире можно присоединить чердак. Кто же от такого откажется?! Снова стали делать проект и снова получать согласования с учетом новых задач и дополнительных объемов. Только поставили все печати, как соседи надумали продавать антресольный этаж. Это было чудом и удачей (теперь никто не мешал все укрепить), но также означало, что процесс проектирования и согласования придется начинать сначала. В этот момент люди обычно ломаются и продают опостылевшую недвижимость, но только не Тимянская. Она лишь сильнее сжала зубы и по десятому разу прошла все круги ада. «Вообще-то я девушка не самая практичная, но упертая, беру вес и тащу, пока не надорвусь. А потом выясняется – нет, не надорвалась, можно еще тяжести добавить». Когда же наконец беготня с бумажками завершилась и начались строительные работы, случилось самое страшное – нижняя соседка подала на Ольгу в суд. Выяснилось, что работы не только в архитектурных памятниках, но и в объектах культурного наследия нужно дополнительно согласовывать в соответствующих инстанциях по культурному наследию. Отсутствие этого, в общем-то, формального согласования стало для Тимянской ударом, поставило в положение нелегала и отняло еще один кусок жизни. «Не было такого суда, в котором бы я не побывала, и такой инстанции, куда бы меня не отправили. При этом не стоит забывать, на карту было поставлено абсолютно все. В эту недвижимость я вложила и свою квартиру, и мамину. Все, что у нас было и чего не было…»

Но, когда трудности остались позади и можно было свести дебет с кредитом, оказалось, что куски мозаики сложились в симпатичную площадь триста шестьдесят метров (с учетом семидесятиметрового чердака для сына, отдельной антресольной квартиры для мамы, двух собственных подъездов и лестниц). Тут было за что бороться, особенно человеку, который вырос в центре и даже не представлял себе другой жизни.

РОДНЫЕ ПЕНАТЫ

Сколько себя помню, мы жили с мамой в коммуналке в знаменитых Волоцких домах, что в Трехпрудном переулке. Строил наш дом архитектор Нирнзее, и недостатка в хороших образцах перед глазами не было. Приметы породистого интерьера у меня записаны на подкорку. Красивая лепнина, двери под потолок, янтарный паркет с пояском из темного мореного дуба, ванна на львиных ногах, плитка-октогон на кухне и в ванной. Те детские ощущения были мною учтены при проектировании нынешнего интерьера. Но еще до Хлебного переулка у меня была идея фикс выкупить ту нашу четырехкомнатную барскую коммуналку в Трехпрудном, и ведь я ее таки выкупила, но не удержала. Она была убитая, а хотелось жить сразу, да еще отдавать долги, и хотя я так долго мечтала о той квартире, но в результате решила, что сто двадцать три метра не потяну, сглупила и продала. Потом жалела. Но теперь можно перевести метры в годы и составить простое уравнение. В восемь лет я в коммуналку попала, в тридцать выкупила. Потом еще девятнадцать лет шла к Хлебному переулку. Получается целая жизнь. Так что не сомневайтесь, как говорится в рекламе, мы этого достойны!

КТО КРАЙНИЙ?

Есть еще одна вещь, доставшаяся мне в наследство от коммуналки, – страх перед очередью в туалет. Поэтому сейчас в моей квартире семь (!) ванных комнат (зато никто не переминается рядом с ними с ноги на ногу). Они как расписные шкатулки, встроенные в более сдержанное по духу пространство. А расписными их делает цементная плитка Via, которую я подсмотрела в Париже, в отеле «Кост», где всегда останавливаюсь. Его оформлял мой любимый Жак Гарсия. И мне очень нравится, что там каждый предмет уникален, каждая деталь про­­рабо­тана, нет ничего, что бы Гарсия упустил, вплоть до декоративной решетки датчика кондиционера, и это вызывает море уважения. Уже потом я нашла эту плитку на Maison & Objet (выставке, которую я никогда не пропускаю) и стала возить в Москву. Кстати, гораздо дешевле, чем она у нас продается.

ЯДЕРНАЯ СМЕСЬ

В юности меня часто звали сниматься в кино, один раз на роль ведьмочки. И все из-за внешности. А чего удивляться, папа еврей, мама на три четверти якутка, на одну – гречанка. Это для Якутии нормально, там все перемешано: сидельцы до революции, сидельцы после революции, до войны, после войны. Все они привносили что-то свое, украинцы – картошку, прибалты – вязание, а якуты умудрялись сохранять свои традиции и впитывать чужие. Грибы вот только у них никто не собирает, почему-то это не прижилось. Люди теплые, главное в них – чувство семьи и локтя, помогают друг другу при любой возможности. Кстати, как ни пытались якутов крестить, язычество все равно никуда не делось. На похоронах вроде и крестятся, а в гроб все равно любимую сумочку покойницы кладут. Все там Евлампии и Никаноры, фамилии простые русские, а язык тюркский. Впервые я туда попала в пятнадцать лет. На всю жизнь запомнила дикую смородину в лесу и поля земляники. Когда ходила по ягоды, дурела от этого запаха... Вообще там фантастическая природа, рыбалка, ягоды. Но при этом все крошечное: стоит тайга, но карликовая, не кривые березки полярные, а такие же, как у нас, только маленькие.

ИГРА С МАСШТАБОМ

В этом интерьере можно обнаружить микросолонку размером с ноготок и камин четыре с половиной метра высотой. Наверное, в этом выражается мое отношение к себе самой. Я осознала, какого я роста, уже будучи взрослым человеком, увидела свое отражение как-то в витрине магазина, кажется, это было в Германии, и вдруг заметила, что толпа плывет на одном уровне, а я гораздо ниже. Это было настоящим открытием. Всю жизнь я весила плюс-минус сорок шесть килограммов, но у меня нет страха ни перед большим, ни перед маленьким, вот я и окружаю себя такими разными предметами.

ТЫ ПОМНИШЬ, КАК ВСЕ НАЧИНАЛОСЬ

В двадцать три года, не окончив архитектурное образование в МАРХИ, но успев поработать и в первом, и во втором Моспроекте, я отправилась в Германию. Границы мира раздвинулись, и мы ринулись его покорять. Мне кажется, это дало нам больше, чем все учебные заведения вместе взятые. Помню, в первый же вечер на какой-то модной тусовке я буквально упала со стула, потому что ко мне по-русски обратилась африканка с украинским акцентом. Звали ее Лиз, она радовалась, что нашла собеседника, и мы немедленно подружились, несмотря на ее «шо» и «обувку». Лиз открыла мне Германию вообще и Мюнхен в частности, этот утопающий в парках город, прекрасно устроенный для жизни. Немцы меня поразили своей непохожестью на наше представление о них, поразили их длинные завтраки с шампанским субботним утром. Поразило, что молодые мужчины много и с удовольствием готовят, что вообще как-то все делается вместе. Поразило, что, даже просто работая в ресторане или ассистентом фотографа, можно было весело и беспечно жить, общаться с интересными людьми и каждый вечер ужинать в модных местах. А потом я стала работать в архитектурном бюро, которое проектировало аэропорт в Мюнхене, и все окончательно наладилось. В мои обязанности входило изготовление макетов, и это было прекрасно. Я обожала ездить в макетные магазины, какие там были цветные картоны, какие ножи! Поражало, что кто-то о тебе уже подумал. Тебе нужно сделать газон, а у них уже продается для этого прозрачная тоненькая губочка. Мы не могли об этом даже мечтать. Но самое главное, в Германии я столкнулась с профессией «дизайнер интерьеров», которую у нас в МАРХИ не преподавали, и мне в ней понравилось абсолютно все – теперь я знала, чем буду заниматься в Москве.

ИСКУССТВО В ИНТЕРЬЕРЕ

Так называется мое бюро. Интерьеры своих заказчиков я стараюсь заполнить искусством «от и до», чтобы у них даже не появилось соблазна наполнить его неизвестно чем (а ведь это иногда приходится видеть). Что же касается моей собственной квартиры, я планировала устроить здесь ковровую развеску (искусство я собираю давно, и у меня его скопилось довольно много), но потом оказалось, что когда ты так мучительно доводишь стены по цвету и фактуре, то проделать в них дыру – очень ответственное решение. Единственное, что мне тут виделось стопроцентно, – это пейзажи Георгия Тотибадзе. Так что на сегодня я решилась только на две дырки для Тотибадзе. Все остальное пока стоит на полу. Это ведь дом, а не галерея, здесь не хочется делать съемную экспозицию. Еще в моих интерьерах всегда много столярных объектов, сделанных по индивидуальному заказу, ведь покупаемая мебель всегда узнаваема, и ее сложно подгонять по размеру.

РЕСТАВРАЦИЯ БЕЗ ПРОФАНАЦИИ

Все несущие конструкции в моем доме деревянные, их пришлось дублировать металлическими. Внутренние стены из вертикально стоящих бревен. Мы их сохранили, но сделали усиление, зажали в металлический конструктив, на который сейчас и ложится нагрузка. Но мне важно было сохранить дух того времени, поэтому и кирпичная кладка, и бревна те самые, родные (в нескольких местах я даже оставила эти бревна открытыми). Кирпич я собиралась штукатурить, но прежде его следовало очистить пескоструйкой, и результат мне так понравился, что я попросила оставить все как есть. Только для радиаторов пришлось сделать ниши в определенных местах и заложить случайные. Для этого использовали местный кирпич, но, когда его не хватало, строители привозили чуть ли не в авоськах откуда-то старинный кирпич.

Поскольку дом является объектом культурного значения – из-за того, что в нем жил (более того, именно в этой квартире) ученый Анучин, – я должна была привлекать не абы какую компанию, а только реставрационную, с правом здесь работать. Повезло, что у моего отца, который хоть и принадлежал всю жизнь к профессорским архитектурным кругам, но по части теории, был друг практик, руководящий строительными работами в Большом театре. Он и порекомендовал мастеров.

ПСИХОЛОГИЯ ПОЛОВ

Меньше всего мне хотелось, чтобы дом был похож на лофт, потому что жить в промышленной эстетике семьей – не самое приятное занятие. По той же причине не хотелось видеть на полу «палубу». Представлялся скорее наборный паркет, но не елочка, для такого объема она мелковата, а объем все же хотелось подчеркнуть. И вот я на Maison & Objet случайно наткнулась на прекрасные щиты, набранные из старого дерева, которое демонтируют на виллах, в шато и шале. Это очень дорогой пол, но в нем есть дух времени, которого никакой имитацией не достигнешь. Сколько бы производители ни изображали, что мебель поедена жучком, их молоточкам, сверлам и пыточным инструментам все равно далеко до настоящего жучка. Неровности, сучки дают ощущение жизни. К тому же пол должен соответствовать духу того времени. Я убеждена, что должна быть связь внутреннего наполнения интерьера с типом его строительства. Но в целом современный, эклектичный интерьер – это то, что соответствует духу этого города, потому что вся информация, с которой мы сейчас имеем дело, современная. Ты не можешь вдруг в Москве построить палаццо, это же глупо (хотя некоторые строят).

По той же причине мы не стали делать сложную лепнину, хотя и нашли ее фрагменты за подвесным потолком. Свою задачу я видела дво­яко: с одной стороны, показать историзм здания, с другой – не забывать, что это жилье современного человека, поэтому воспроизводить пышную лепнину не видела смысла. Так что карнизы здесь простые.

ДОМАШНИЙ ОЧАГ

Центром шестидесятиметровой гостиной является камин. Он мне с самого начала виделся именно как объект. Я даже хотела заказать этот объект Александру Бродскому, а потом вдруг поняла, что хочу белую, простую печку-голландку. В тот момент я ни в ком не находила понимания, но сейчас не сомневаюсь, что это было правильное решение. Плитку делали вручную. Не хотелось, чтобы это была плитка из санузла. Рисунок придумали сами. Скручивали жгутик из глины и выкладывали по спирали. Что касается конструктива, то под камин была специально сварена рама, которая опирается на швеллеры, хотя сам он весит не слишком много – это легкая конструкция из гипсокартона.

P.S. Как только ты получаешь приличный объем в центре города, жизнь меняется решительным образом. Раньше я проводила в пробках каждый день от полутора до трех часов. Теперь же перенесла многие функции к себе домой и трачу «дорожное» время на более приятные вещи. Например, на занятия языками и спорт (раз места достаточно, тренер может приезжать сюда). Но главное, домой переместился офис моего бюро вместе с сотрудниками, а это значит, что я могу просто спуститься из кабинета на кухню и накормить сына обедом, когда он приходит из школы, а это настоящая роскошь. Совершенно другое качество жизни.С