Сергей Полотовский: Английский для всех

В середине марта весь «Фейсбук» облетела фотография. Высокий, статный иностранец в зачетном пальто, с улыбкой вельможи и лицом идеального отца семейства, сказочника и балагура, жмет руку неуклюжему небритому мужчине в очках. Иностранец обходителен, а мужчину распирает от восторга. Пикантность в том, что мужчина – депутат Петербургского закса Милонов, автор сомнительного закона о гей-пропаганде среди несовершеннолетних, а иностранец – можно сказать, пропагандист: открытый гей, национальное достояние Британии и мировой любимец, умница, писатель, актер, телеведущий и правозащитник в западном понимании термина – Стивен Фрай.

Взаиморасположение фигур на фото ясно отвечает на истеричный мем Навального «Кто здесь власть?!».

Власть, авторитет, влияние, soft power, возможность открывать любые двери, фолловеры, паства тут только у одного симпатичного человека. В пальто.

Ходит байка, что, когда Чубайса в конце девяностых перекидывали с одного ответственного правительственного поста на другой, как-то раз дверную табличку не успели поменять, или неизвестно еще было, как точно называется новое назначение, и оставили просто «Чубайс». Логично, хоть и смешно. Потому что в России конца девяностых Чубайс был не фамилией, а должностью.

Так и Фрай. Сам он определил себя в «Твиттере» British Actor, Writer, Lord of Dance, Prince of Swimwear & Blogger – «британский актер, писатель, властелин танца, принц купальных костюмов и блогер». Как писал Андрей Родионов, «я журналист «Живого журнала», веду в интернете свою страничку»; пять с половиной миллионов подписчиков в «Твиттере» тоже пальцем не размажешь.

Однако любое жанровое определение окажется поразительно неполным.

Писатель? Да, писатель, один из лучших современных английских прозаиков. Автор скетчей и романов, учебников по популярному музыковедению и стихосложению.

Актер? Еще какой. Протагонист в «Уайльде», характерный детектив в «Госфорд-парке» и, конечно же, Дживс в телеэкранизации Вудхауза.

Но для кого-то прежде всего комик, наследник великой островной традиции, насмешливый голос поколения. Для кого-то – в руки не бравшего книг – телеведущий. А для огромного количества детей и взрослых Стивен Фрай – Голос.

Именно он озвучивал «Гарри Поттера», он выступает рассказчиком в фильме «Автостопом по галактике», это он говорит за Чеширского Кота в бёртоновской «Алисе». И Винни-Пух – тоже он. Это голос, звучащий в подкорке англосаксонских пользователей популярной культуры. Генератор волн, легко вступающих в резонанс с черепами миллионов. Заморский Левитан–Пельтцер–Олег Табаков.

Такое ощущение, что если вообще возникает вакансия что-нибудь хорошее озвучить, то где-то в Голливуде загорелые и убеленные сединами продюсеры вздыхают: «Ну что, давайте скинемся и опять позовем Фрая?» – «Не, ну а кого?»

Соплеменники даже прощают ему акцент и подачу, характеризуемые коротким словом posh. Можно произнести по-английски одно предложение так, что за ним сразу встают если не дворецкие и вековые дубы, то по крайней мере несколько лет Оксфорда или Кембриджа. Политики стараются этот posh, эту эманацию выпендрежа и патрицианского пренебрежения как-то сгладить. Некоторые сознательно переходят на кокни, чтоб поближе к народу. Фраю сходит с рук не только запредельно «высокое» произношение, но даже сверхобразованность и словарный запас с большую часть «Британники». За глубину и теплоту, которые никаким posh не скрыть. Лев Толстой тоже, хоть и граф, был зеркалом русской революции и, в общем, народным героем.

А еще Фрай – режиссер, актер театра, радийщик, сценарист, документалист, журналист и либреттист. Милая деталь: в 1984-м Фрай за компанию с Майком Окрентом переписал мюзикл тридцатых Me and My Girl и по итогам стал миллионером в весьма молодом возрасте. Дальше решал уже только художественные проблемы.

Но до успеха еще надо было дожить.

Ровесник спутника, Фрай в середине семидесятых сорвался с резьбы и ушел из дома с чужой кредитной картой путешествовать по стране. История описана в автобиографии «Моав – умывальная чаша моя». Семнадцатилетнего подростка довольно быстро приняли. Поверили в искренность раскаяния и засадили за учебники. А читать и учиться Фрай любил всегда.

Так и попал в Кембридж, где, по словам Фрая, всякий студент мечтал, что его совратит профессор и предложит работать на советскую разведку.

В разведку не взяли, но Фрай попал в любительский театр The Footlights, основанный в 1883-м. А играть в кембриджском драмкружке во все времена – это как играть рок-н-ролл в Ливерпуле начала шестидесятых или владеть дачей в кооперативе «Озеро» девяностых: от полезных знакомств не отобьешься – трамплин в большую жизнь. У англичан так повелось, что из Кембриджа выходили многие лучшие актеры, комики, писатели – зарабатывавшие не по первой специальности.

Дуглас Адамс – автор «Автостопом по галактике», сэр Дэвид Фрост – взявший то самое телеинтервью у Никсона, Салман Рушди и добрая половина коллектива «Монти Пайтон»: Джон Клиз, Грэм Чэпмен и Эрик Айдл.

Фрай учился в одни годы с Хью Лори, Эммой Томпсон, Тони Слэттери, вместе с которыми сыграл потом в ностальгических «Друзьях Питера» (1992) Кеннета Браны: старые студенческие друзья через десять лет приезжают навестить в замке успешного однокашника-гея, у которого для них есть некая новость.

С начала восьмидесятых Фрай то в одном телешоу, то в другом. За компанию с Хью Лори. А иногда и с выпускником Оксфорда Роуэном Аткинсоном – в разных сезонах сериала «Черная гадюка».

В 1986-м BBC заказывает Фраю и Лори скетч-шоу, которое станет известным под названием A Bit of Fry & Laurie. Два дружка исполняют на двоих все главные роли. И женские, и мужские. С перерывами передача «Немного Фрая и Лори» шла до 1995-го. Всего двадцать шесть выпусков.

У каждого поколения, по крайней мере британского, свои «монтипайтоны». Свои комедийные выразители духа времени. Звезды телеэкрана. После Фрая и Лори – в начале девяностых пришел Стив Куган, на рубеже тысячелетий – Рики Джервейс и Стив Мерчант, еще чуть позже – Little Britain Дэвида Уоллиамса (sic!) и Мэтта Лукаса. В Британии комедия – национальное достояние и чуть ли не важнее рок-музыки.

В конце восьмидесятых – начале девяностых двуглавым вечерним Ургантом мировой державы были Фрай и Лори.

Вершиной сотрудничества стал телесериал «Дживс и Вустер», выходивший с 1990-го по 1993-й. Дживс и Вустер – слуга и хозяин, Панса и Кихот, лед и пламень английского века джаза – симбиотическая пара, где Il Penseroso Дживс на первом месте, а L’Allegro Вустер – на втором.

Сериал зацементировал образ Фрая как консервативного, что твои корни дуба, хранителя традиций, многоумного дворецкого. Журналисты, бравшие у Фрая интервью в начале девяностых, любили «дать человечинки» и в уродливой манере новой журналистики писали «Весь такой твидовый Стивен Фрай...», при том что Фрай приезжал на встречу в черной кожаной куртке и на мотоцикле.

И консерватизм его был особого свойства. На протяжении восьмидесятых и половины девяностых Фрай активно сотрудничал на радио и писал колонки в издания «Лисенер» и «Дейли телеграф» (и то и другое потом было опубликовано в сборнике Paperweight, «Пресс-папье»). Из этой задорной поденщины вырастает образ закоренелого либерала. Дай волю, Фрай бы еще в эпоху Тэтчер легализовал не только однополые браки, но и всевозможные наркотики.

Тогда же, в начале девяностых, Фрай, всю жизнь писавший то одно, то другое, становится настоящим, всамделишным писателем. В 1991-м выходит роман «Лжец» – полуавтобиографическая вещь. В 1994-м «Гиппопотам» – пастораль не без детективного сюжета, в 1997-м «Делая историю» – антиутопия с машиной времени, где, по сути, история ХХ века переписывается скорее не для того, чтобы доказать неизбежность вспышки немецкого фашизма – вне зависимости от исторической фигуры Гитлера, его убивают еще до рождения, – а чтобы два прекрасных парня смогли встретиться и полюбить друг друга, в 2000-м «Теннисные мячики небес» – современный ремейк «Графа Монте-Кристо».

Стиль Фрая-писателя легок и тяжел одновременно. Фрай не забывает ни на секунду, что литература – развлечение, игра, но образованность не спрячешь. Некоторых английских авторов легко читать без словаря, с некоторыми в словарь приходится залезать, с Фраем третий уровень – лезешь в словарь, а там такого нет.

Хороший большой писатель обязательно должен принести что-то свое, новое, то, чего до него не было. Показать то, что раньше люди почему-то не видели. Что снег бывает сиреневым, а море может смеяться. У Фрая в «Делая историю» читаем: I don't know why I find it intensely erotic to stand naked before an open fridge, but I do («Не знаю, почему меня так сильно эротически возбуждает, когда я стою голым перед открытым холодильником, но это так»).

Хорошо же. Правда ведь.

Ну и привет лексикографам: Фрай, по мнению Оксфордского словаря английского языка, впервые употребил слово lovie (или в более традиционном спеллинге luvvie – «дорогуша») в значении «актер», особенно актер претенциозный, не чуждый нарциссизму, то есть любой актер. Про актерство-то Фрай знал не понаслышке.

В 1997-м выходит кинокартина «Уайльд» с Фраем в главной роли. Рифма проста до бесстыдства: Фрай – Уайльд сегодня. Такой же эрудит, гей, эстет.

С этого фильма запустилась американская, то есть мировая слава Стивена Фрая. На озвучания и в эпизоды стали звать гораздо чаще. В 2003-м Фраю даже дали денег на собственное полномасштабное кино. Фрай-режиссер снял «Золотую молодежь» по роману «Мерзкая плоть» Ивлина Во. Кино – не провал, однако больше на такое денег не давали.

Но это уже был выход из кризиса. А сам кризис, сравнимый с бегством из дома в семнадцать лет, случился в 1995-м. Шедшая в Вест-Энде пьеса «Сокамерники» была неласково встречена прессой. Исполнитель одной из главных ролей Стивен Фрай взял и исчез. Ушел со всех радаров. Не последний человек в британском шоу-бизнесе считался пропавшим без вести, прятался неделю, потом обнаружился где-то в Бельгии. По словам Фрая, в те дни он всерьез думал о самоубийстве. Тогда же, в тридцатисемилетнем возрасте, ему поставили диагноз – «биполярное расстройство». То, что раньше называли маниакальной депрессией. С этим живут, по некоторым подсчетам, так живет где-то каждый четвертый, но эмоционально человека сильно шатает – то все очень хорошо, то очень и очень плохо. Про свою болезнь Фрай позже снял для BBC документальный фильм, куда притащил других коллег с тем же недугом, таких как Ричард Дрейфус и Робби Уильямс.

Фрай вообще все, что с ним происходит, переводит в популярные, обучающие книги и передачи.

Любовь к музыке (и невозможность что-нибудь самому спеть или сыграть) вылилась в «Неполную и окончательную историю классической музыки». Любовь к поэзии – в The Ode Less Travelled, учебник английского стихосложения. Любовь к заковыристым словам – в пародийную телепередачу QI – инверсия IQ.

Все отличные медийные продукты. Человек, что называется, на своем месте, даром что этих мест с дюжину.

Включая борьбу за права угнетенных во всем мире. В этот раз Фрай приезжал в Петербург снимать для BBC документальный фильм про ЛГБТ-сообщества в разных частях света. И встречался не только с депутатом-гомофобом, но и с ассоциацией «Выход».

Любовь англичан и всего прогрессивного человечества к Фраю объяснима не сразу. Сложно угодить большинству с такими данными.

Фрай, если брать первую производную, еврей, умник, гомосексуалист, атеист и с выдающимся кривым носом. Однако все со смягчающими обстоятельствами. Еврей, по материнской линии – венгерского провенанса, но такое воплощение английскости еще поискать. Умник, бесконечно иронизирующий над самим институтом академического знания и охотно делящийся накопленным, почтовая лошадь просвещения в образе арабского скакуна, он же тяжеловоз литовской породы. Гомосексуалист, но, как заметила подруга фрайевой молодости Эмма Томпсон, «на девяносто процентов гей, а на десять – все остальное». Томпсон – особа разбитная, ей видней. Да и гей он не нуреевского склада. Полтора десятилетия проповедовал – вероятно, в шутку – аскезу. Еще полтора жил с одним партнером. Атеист, призывавший не пускать папу римского в Британию, но при этом морализатор экуменистического толка. Веселый язычник. А нос на таком крупном и выразительном лице даже и не замечаешь. Особенно в динамике, когда Фрай что-то говорит.

На могиле Набокова, как известно, кроме имени-фамилии и восьми цифр с тире написано только Écrivain – «писатель». Что в подобном случае писать на могиле Фрая – абсолютно непонятно. Можно только надеяться, что этот вопрос возникнет очень не скоро.С