Кино на «Снобе»: Комедия об эмиграции «Всех, кого люблю, возьму с собой»

Прежде чем поступить во ВГИК (мастерская неигрового кино Бориса Караджева и Ефима Резникова), 30-летний Григорий Рябушев окончил правовую академию при Министерстве юстиции РФ. Первое образование сыграло Григорию на руку — работа по этой специальности научила его отсекать в фильмах все лишнее и выдерживать правильную дистанцию между героями и зрителем. Последняя на сегодня документальная картина «Всех, кого люблю, возьму с собой» продолжает ездить по фестивалям (специальное упоминание жюри программы короткого метра «Границы шока» фестиваля «Киношок», диплом фестиваля «Святая Анна», международный фестиваль ВГИК), Рябушев в соавторстве со своим мастером Караджевым заканчивает фильм про Виктора Пелевина.

Земля. После окончания правовой академии я занимался землей. Мы вели большой проект в рамках государственной программы, скупали огромные участки в регионах, было много денег, а потом один ключевой человек утратил интерес к этому процессу, и все развалилось. Тогда я подумал, что это момент, когда можно попробовать что-то другое, и решил пойти в кино. Хотя сейчас понимаю, что никакого выбора у меня не было.   

Друг. В фильме есть герой, отъезд которого стал толчком к началу работы над этой темой. Это мой друг детства Михаил. Он несколько лет жил в Нью-Йорке, а сейчас перебрался в Сингапур. В родном городе мы жили с ним в домах по соседству и праздновали день рождения в один день. Когда я приехал в Москву, то в первый же день столкнулся с ним на Тверской так буднично, как если бы это случилось на центральной улице нашего родного провинциального города.

Навсегда. Вообще Михаил заслуживает того, чтобы сделать про него отдельное кино. В моем понимании Миша — это физическая инкарнация князя Мышкина. Он сказочно богат, но не умеет сделать из денег инструмента (однажды, находясь в банке, Миша нечаянно уронил на пол платиновую карту со словами: «Ой, миллион долларов упал»). Он органически не переносит проявлений пошлости и коллективной агрессии. Еще он удивительно талантливый человек. Короче, он настолько долго находился в поле моего зрения, что я уже рассчитывал на него по умолчанию, как на часть ландшафта жизни. Но однажды Миша улетел в Нью-Йорк. Навсегда. Для меня это стало поводом всерьез задуматься о том, что может быть и мне «пора валить».

Просто Америка. Для фильма я попросил Мишу вести с помощью iPhone видеодневник. Но не ловить какие-то происшествия, а снимать короткие видеофрагменты, своеобразные впечатления — что кажется ему странным, необычным. Спустя время я получил от него целый массив уникальных заметок, в которых возникала какая-то странная бытовая правда про жизнь «там». Какая-то особая скука, которую трудно выловить в пристрастных ТВ-репортажах и коммерческих американских фильмах. Миша снимал пустыри, приход поезда в Брайтоне, граффити, светофоры, урны, мусор на улицах. Из этих коротких атмосферных фрагментов возникала другая статика, ставшая отражением статики героев, которую я застраивал в фильме. Из нее и возникло ощущение повседневной пустоты, на котором часто можно поймать себя здесь.

Без героя. Я не искал героев и вообще хотел освободиться от героев в «документальном» понимании этого слова. Вся эта железобетонная терминология, этика работы с героем, с материалом, от которого почему-то нужно куда-то идти, — все это понятно, но мне хотелось тотального произвола, и я пытался найти средства, способные мне это дать. Сначала я решил размыть героев в множестве, думал сделать короткий фильм, в котором было бы человек пятьдесят, каждый произносил по реплике и получалась бы такая разношерстная толпа отъезжающих — разных возрастов и положений. Там были состоятельные господа и простые работяги, молодежь и пожилые люди, семейные пары и беременные женщины, собиравшиеся лететь за океан, чтобы родить еще одного гражданина США. Но потом взрослые постепенно отвалились, в разговоре с ними становилось понятно, что ощущение этой темы часто продиктовано какими-то совковыми стереотипами. И что бы в действительности ни стояло за их выбором, пробиваться к этому через наслоения банальностей не хотелось. Молодые участники были более откровенными, высказывались категорично, а главное, их мотивация обнаруживала абсолютную иррациональность эмиграции, что в общем развязывало мне руки.

Lipsynch. Помню, что очень удивился, когда впервые увидел на бумаге расшифрованное в тексте интервью собственного героя, которое, казалось, знал наизусть. Но еще более мощным эффектом обладал переведенный текст, потому что другой язык, например, английский, с его выраженной специальностью, еще больше, еще острее направляет содержание. Я решил использовать это как прием остранения. Так в детстве я особенно любил пиратский синхронный перевод западных фильмов. Позже, когда появился профессиональный дубляж, что-то ушло из них. Именно тогда я понял, что это может быть очень мощным инструментом. Если человек хотя бы немного знает язык, то в таком «видеосалонном» переводе для него есть масса занимательного, потому что он всегда слышит зазор, который возникает между переводчиком и реальными репликами героев. Если слышит ошибку или неожиданную интерпретацию смысла сказанного, он неизбежно реагирует. Но и в том случае, когда он не знает языка, это создает ощущение своеобразного буфера в восприятии между героем и зрителем. Герой воспринимается как иностранный, внешний, не наш, и мы начинаем на него иначе смотреть. Я понял, что это тот способ, которым должны выражать себя герои.

Было слово. Все интервью и высказывания персонажей подверглись обратному переводу. То есть все высказывания были расшифрованы и последовательно переведены сначала на язык той страны, в которую едет герой, а потом обратно на русский. И это дало удивительный результат в самых неожиданных областях работы над фильмом. Это был уже другой уровень вовлечения героев в фильм. Им самим стало интересно, потому что они смогли отделить себя от собственного мнения. Увидеть себя со стороны. Посмотреть на себя как на художественных персонажей. И самое забавное, что они оказались согласны не со всем, что сами же и говорили. В определенном смысле герои стали «актерами» моего фильма. Это открыло широкие возможности для интерпретации текстов. У меня имелись исходные материалы интервью и целый ряд «спичей», как мы их называли, а также свобода направлять текст, незначительно изменяя смысл или интонацию отдельных кусков. Такое совместное творчество дало мне возможность реализовать свой замысел и сделать осознанно манипулятивное кино, диверсию.

Хлопушка и магия. Несмотря на то что режиссировал в этом фильме я все, это абсолютно документальное кино. Просто по причине того, что кино, по моему мнению, регистрирует мотив режиссера, и этот мотив имеет предельно подлинную природу. Я вообще думаю, что кино не существует вне документальной природы, все более или менее сводится к способу организации материала, конструированию. В игровых фильмах достаточно вернуть в монтаж хлопушку с номером дубля — и вся магия рассыплется, а образ превратится в регистрацию людей, прикидывающихся кем-то.

Эта страна. В ходе работы над фильмом возникло ощущение, что нет никакой эмиграции, кроме внутренней. И тот факт, что сегодня можно отправиться жить куда угодно, ничего не меняет. Расхожее выражение «пора валить» на проверку оказывается не призывом бежать из страны, а формулой, особым режимом существования внутри нее. И все эти патриотические обвинения в том, что нельзя называть эту страну «этой страной», всего лишь риторический бред, потому что от этого мы не перестаем быть ее гражданами. И как бы нам ни хотелось отделаться от этих тяжелых смыслов и обязательств, мы все равно пока не можем выработать к ним иммунитет. Мне казалось, что я снимаю кино о тех, кто уезжает, а получилось — о тех, кто остается.

Другие фильмы проекта:

Часть статьи не может быть отображена, пожалуйста, откройте полную версию статьи.

Если вы хотите стать участником проекта, присылайте информацию о себе и своей работе по адресу koroche@snob.ru.