Группа Messer Chups: Россия не ценит своих героев

О русском гостеприимстве

Олег: В клубе «Гоголь» нам выделили лимит в баре — по 1000 р. на каждого — и покормили едой для персонала. Меня это всегда смешило. Когда сюда приезжает какая-нибудь иностранная группа, они пытаются показать пресловутое русское гостеприимство, но когда выступают музыканты из Питера, промоутеры и сотрудники клубов относятся к ним как к бомжам. Если ты не какая-то звезда типа Пьехи, то тебе в гримерку ни конфет, ни фруктов не положат. Раньше и алкоголя не давали. Говоришь: «Можно пиво?» А они: «Нет, но мы можем дать вам скидку 50%». Один раз в «Мастерской» я разозлился и остановил концерт. Сказал, что мы объездили весь мир и нигде такого идиотизма не видели. Потом, конечно, они нам заставили весь стол — в России пока прямо не скажешь, никто ничего не сделает.

О жизни в туре

Олег: Нам всегда было проще организовать концерты за границей — сперва это были какие-то фестивали, а потом мы нашли агента, который стал нам делать большие туры — на месяц или полтора. Там на нас больше спрос, чем в России.  

В Европе в принципе везде приятно выступать. Основной показатель — это, конечно, сам концерт и публика, но немаловажно, хорошая ли гостиница, приветливый ли организатор. Иногда организаторы говорят: «Можете переночевать в бэкстейдже». Но мы же не панк-рок. У нас есть девушка, и мне не 20 лет, а 40. В такие места мы не возвращаемся. Но когда после этого едешь в другой город, агент заранее всех предупреждает, и Свету (Света «Зомбирелла», вокалистка группы. — Прим. ред.) там уже встречают с цветами. В последнее время мы требуем комфорта.

Но иногда уже начинают надоедать все эти страны. У нас бывает по 30 концертов подряд каждый день, и недели через две ты превращаешься в музыкальную шарманку. Но это и есть рок-н-ролл. Я все равно стараюсь получать удовольствие от каждого концерта — энергия публики здорово подпитывает. Вообще, самое тяжелое в туре — это не сами выступления, а дорога из города в город. Это сильно выматывает, особенно когда с утра у тебя похмелье. Пару раз я даже отменял концерты и просто отлеживался в номере. В турне бывает слишком много алкоголя, а организм у меня уже не тот.

Мы только что приехали из Польши, и в поезде Света сказала, что у меня вся одежда воняет. В туре невозможно стирать, и уже на вторую неделю ты превращаешься в такого вонючего рок-н-ролльного монстра...

Света: Ребятам легко — они встали, расчесались и пошли. А мне сложнее. Но за восемь лет ты привыкаешь к дискомфорту и учишься выживать в любых условиях.

Олег: У нас уже даже стерлась грань между обычной жизнью и гастролями. Мы же не поп-артисты, у которых две жизни: на сцене они одни, а в обычные дни другие. В жизни мы ходим в том же, в чем и выступаем на концертах...

Света: Олег, я — все мы на самом деле дикие домоседы и одиночки. Я могу неделями оставаться одна дома, и мне не скучно самой с собой. А потом приезжаешь на фестиваль, и перед тобой многотысячная толпа. В туре постоянно встречаешь разных людей, и все хотят с тобой общаться. Получается такой контраст. И это самое интересное.

О Messer Chups, русском роке и карьере на Западе

Олег: Мы использовали хитрый ход — сами ничего не придумывали, а смешали в кучу разные клише: хоррок, рок-н-ролл, пин-ап. Света похожа на Бетти Пейдж, во время концертов на экране мы крутим треш из 50–60-х. И это людей завораживает.  

Света: Я думаю, именно из-за дефицита этой музыки и этого стиля люди к нам и потянулись. Мы смешали все вместе: и би-муви, и 50-е, и рокабилли, и серф.

Олег: Мы никогда не думали: «А что бы нам такое играть, чтобы на Западе схавалось?» Я всегда делал ту музыку, которая мне нравилась. В 2002-м полюбил серф, и мы начали играть серф. Тогда он не был еще популярным стилем. Благодаря нам многие группы в Мексике или Испании начали тоже играть серф, я научил кучу гитаристов серф-звуку,  девушки начали одеваться как Света. У нас возникли последователи, это стало модным. Мы не то что мессии, но в России всегда какие-то группы задавали направления для молодежи. При Брежневе «Аквариум» казались революционерами.

Но сейчас из русского я почти ничего не слушаю. Знаю, что есть какие-то новые группы — Tesla Boy, какие-то подделки под старые «Нож для Фрау Мюллер»... На Западе русской группе так же сложно пробиться, как и азербайджанской или дагестанской. Это какая-то доля случая. Вот Шнуров сделал прорыв, но у него своя история. Хотя сейчас все меняется — много групп, которые работают на хипстеров и играют электроклэш. Может быть, они и могут добиться чего-то в своей нише — поехать в Японию или в Европу. Сейчас любая группа может найти себе зарубежный лейбл, и никто даже не будет знать, из какой она страны. Многие в Европе не знают, что Messer Chups — русская группа, половина людей, которые подходят к нам после концерта, думают, что мы немцы. 80% людей вообще не понимает, что такое Россия, никто про нас ничего не знает и ничем не интересуется, особенно музыкой.

О патриотизме и эмиграции

Олег: Патриотического «За Русь усрусь!» — такого у нас нет.

Света: Многие музыканты, например, из Америки никогда даже русских людей не видели. И они удивляются, когда какая-то русская девушка начинает рассказывать им про редкие модели гитар. Когда они общаются с нами, у них создается хорошее впечатление: они думают, что все русские очень милые люди.  

Олег: C этой точки зрения мы делаем позитивный пиар России. Но однажды какой-то сербский фестиваль попросил русское консульство помочь организовать наш приезд. Они позвонили и сказали: «Мы очень хотим вашу группу». — «Какую такую группу?» — «Messer Chups». На что им ответили: «Такой группы не существует в России». В этом смысле у нас, конечно, не ценят своих героев.

Мы часто думаем перебраться на Запад, но там нужно знать язык, снимать жилье, платить налоги. Всего слишком много «нужно», а я слишком ленивый и не могу собраться с силами и сделать этот шаг. Я уже старый для таких рывков. Мы все время говорим об этом. У меня хороший контракт с немцами, и можно было бы там жить и работать, наверное. Но нельзя просто после тура взять и остаться там жить. Проще сесть на самолет, прилететь в Питер и лежать на диване.

О рок-н-ролле с наркотиками и без

Олег: В 50-е все рокабилли-музыканты употребляли амфетамины — то, что принимали водители фур и летчики во время войны. Банда Джонни Кэша торчала на спиде. Если бы они не принимали наркотики, они бы сочиняли классическую музыку или джаз. Хотя даже в джазе можно слушать только тех, кто сидел на героине. В серфе нет героина и нет психоделиков — на доске прокатись, там адреналина больше будет. И мне нравится эта энергия в музыке.

Я тоже бывший наркоман и все это исследовал — отличие моего современного концерта от концерта в молодости в том, что раньше у меня гитара шевелилась, как змея. Мне казалось, что она мягкая. Я не слышал низкие частоты, так как закладывает уши и снижается диапазон. А сейчас наркотики ушли, а рок-н-ролл остался. И мой личный драйв никуда не делся. У нас стало больше поездок и концертов. Сейчас такое время, когда на гастролях ты можешь встретить звезд из 50-х и 60-х и сам при этом тоже быть какой-то звездой. Это весело и приятно.

О рок-н-ролле в 2013-м и политике

Олег: Драйв есть во все времена, он немножко меняется, мутирует, но сейчас все в порядке с рок-н-роллом. Ничего меньше не стало. По крайней мере на Западе. Сейчас там возвращается мода на все это рок-н-ролльное движение. В Европе ходят на концерты и тусуются в клубах те, кому за 30, за 40. В России не так: у нас только молодежь ходит куда-то. Сама публика другая — более скованная и местами снобская. Здесь нет истории рока, люди не знают музыки. Почему наш русский рок такой унылый? Потому что они пытаются придумать его заново. В Европе клубы существуют уже десятилетиями, а у нас  все это искоренялось и пресекалось. Я помню, как раньше тебя могли избить из-за закатанных брюк или сбритого затылка. И никуда, к сожалению, это не ушло. Не знаю, откуда сейчас все это берется — законы пишут люди моего поколения. Наверное, это все из-за каких-то их внутренних комплексов происходит.

Всю свою жизнь я пытался влиять на политику нашей страны при помощи музыки. И для этого не обязательно петь на баррикадах. У нас своя терапия — я считаю, что в России нужно обращаться не к политикам, а к людям. При этом не обязательно призывать их к чему-то, нужно просто информировать. Людей нужно не напрягать, а расслаблять. И музыка — лучшее для этого средство.С