Вадим Рутковский: Римский фестиваль. Как хорошие фильмы попадают в ад
Город Глупов форева
Зачем Риму восемь лет назад понадобился кинофестиваль? Думаю, чтобы потешить градоначальнические амбиции: сели рядком местные Собянотти да Капковони, этакие салтыковщедринские создания, типичные для любого города, и решили: пусть будет, раз уж титанический комплекс Auditorium parco della musica все равно построен и не особо эффективно используется. Как городская забава, не претендующая на статус важного кинематографического события, Римский фест тихонько и существовал — до прошлого года, когда дирекция Аудитории пригласила на пост куратора Марко Мюллера, так удачно (для Рима) расставшегося с Венецией. Седьмой Римский был полон энергии, восьмой озадачивает контрастами: даже куратору уровня Мюллера трудно бороться с косностью, царящей там, где фестиваль не более чем чиновничья прихоть.
Вот, например, в этом году в качестве главного зала смотр приобрел гигантскую «Санта Чечилию», но отказался от строительства трех временных кинопавильонов, соответственно, сеансов стало меньше, а график просмотров сложнее. Попасть в «Санта Чечилию» просто по аккредитации, без билета (который надо получать отдельно, за сутки до просмотра), почти невозможно, несмотря на то что зал-великан (великан-эгоист!) заполняется в лучшем случае наполовину (исключение — самый популярный фильм смотра «Она» Спайка Джонза). Такого маразма нет больше нигде: все фестивали, включая так безжалостно критикуемый нами ММКФ, заботятся о том, чтобы фильмы, раз уж приходится их показывать, оказались увиденными, а не наоборот.
Стафф обзавелся десятком корпулентных мужчин и женщин с бейджами Antipirace — в отсутствие пиратов эти стаи толстяков подчеркивают свою значимость тем, что фланируют вдоль и поперек зала во время некоторых показов. «Повезло» фильму открытия — местной грустной комедии про счастливого неудачника «Пятое колесо», во время прочих сеансов толпы «антипиратов» прохлаждаются на улице, не мешая итальянцам заниматься их любимым делом — разгонять телефонами мрак кинозала.
В программе немало «итальянских премьер», что значит: «фильм уже был показан на других фестивалях». В конкурсе, например, «Далласский клуб покупателей» — отличный, но уже показанный в Сан-Себастьяне; вне конкурса — с помпой подаваемые «Ромео и Джульетта» и «Ведьмы из Сугаррамурди», с месяц назад прошедшие в нашем прокате.
Продюсерам «Сталинграда» не хватило чего-то (наверное, догадливости, не денег же), чтобы сделать копию с двойными субтитрами, в итоге все брошюрки предупреждают, что английские титры — только на пресс-показе; мне-то все равно, но коллегам, не говорящим ни по-русски, ни по-итальянски, неудобно.
Талант и связи Мюллера, конечно, позволили найти достаточное количество мировых премьер и пригласить звезд уровня Хоакина Феникса и Скарлетт Йоханссон. Но в том самом главном зале «Санта Чечилия» крутят в основном кино для детей и юношества из параллельной (и третьестепенной) программы «Алиса в городах» и внеконкурсные фильмы. Из конкурсантов — всего три (!), те, к которым причастны голливудские ньюсмейкеры, прочие (как второсортные, что ли?) вытеснены в залы поменьше; так к конкурсу не относятся нигде, включая тот же ММКФ, где конкурс — далеко не самая популярная секция.
Как спецсобытия подаются фотовыставки в фойе (фойе тут целых пять) — все посвящены итальянскому кино, самая любопытная — из «картин», созданных для фильма Джузеппе Торнаторе «Лучшее предложение» (он рассказывал нам об этой авантюре), самая убогая, оставляющая чувство утомительного дежавю, — посредственный гламур фотографа Фабио Ловино, запечатлевшего почти всех ключевых деятелей родного кинематографа.
Да, и wifi работает как во времена Салтыкова-Щедрина. А за сеанс, который начинается вовремя, сотрудников, похоже, секут.
И вот в такой атмосфере показывают действительно достойные фильмы.
Про любовь и апокалипсис
Я с симпатией отнесся даже к картине открытия, тому самому «Пятому колесу». С одной стороны, более чем традиционное итальянское кино про счастливого неудачника Эрнесто; с другой — не без замаха на эпос (в кадре несколько десятилетий из жизни героя, охватывающих и эру левого террора, и взлет Берлускони; в самом остроумном эпизоде небрежно припаркованная машина Эрнесто и его отца, маленькой семейной конторы по ремонту квартир, блокирует автомобиль, в котором террористы «Красных бригад» оставили труп Альдо Моро). И в главной роли, возможно, лучший итальянский актер наших дней, достоверный в любых предлагаемых обстоятельствах Элио Джермано. Так что задаваться вопросом, почему именно этот фильм Мюллер выбрал для открытия, я, в отличие некоторых чересчур требовательных итальянских коллег, не буду.
Следом за ним, тоже вне конкурса, прошел апокалиптический эпос «Сквозь снег», снятый по французской антиутопии с интернациональным актерским составом (от Криса Эванса до Тильды Свинтон) корейским гением Бон Чжон-Хо. Нечеловечески изобретательный, притом что все действие локализовано в поезде, фантастическом экспрессе-ковчеге, где после глобальной экологической катастрофы только и сохранилась жизнь. В формате тоталитарного общества, разумеется. Путь униженных и оскорбленных бунтовщиков из хвоста состава в голову поезда — калейдоскоп жанровых и визуальных изысков, мозаика из фантастики, нуара, историко-революционного кино, научпопа, боевика, фильма восточных единоборств и еще бог знает чего, сложенная с головокружительной раскованностью. Не без самоиронии: идеолог подпольщиков носит фамилию Гиллиам. И, слава корейским богам, без попс-философской пошлости.
Первые конкурсанты контрастны и интересны (кроме одного и правда фильма-отброса — унылого группового портрета молодой бразильской интеллигенции «Между нами», изобилующего всеми возможными банальностями и пошлостями на тему «какими мы были и в кого превратились»). «Я не он» турка Тайфуна Пирселимоглу начинается как социальная комедия: у одинокого вдовца, предпочитающего подрочить на телепорнушку, нежели строить серьезные отношения или, рискуя нарваться на полицейский патруль, вместе с приятелями, на часок улизнувшими от семей, пользовать где-то на окраине проститутку, намечается роман с миловидной коллегой по работе на кухне, посудомойкой, чей муж сидит в тюрьме. Но чем дальше, тем страньше, как говорила льюискэрроловская Алиса: фильм оборачивается комедией метафизической, туманной сказкой о человеке, потерявшем свою тень, экзистенциальной мистикой с мотивами «Двойника» Достоевского.
«Колодец» мексиканского режиссера Майкла Роу, отхватившего три года назад «Золотую камеру» Каннского фестиваля за грубый, плотский и парадоксально оптимистичный «Високосный год», — почти эскиз, драматизирует самую обычную жизнь, нагнетая саспенс из ничего. Маленькая девочка, трогательно увлеченная жизнью жучков (возможно, действуют родительские гены папы-энтомолога) и уходом за домашними курочками, не может примириться с отчимом — не тираном или первертом, но абсолютно нормальным человеком, возможно, даже более заботливым, чем отец, пропадавший в командировках и лишенный родительских прав судом. Лаконичное и жестокое кино о невозможности гармонии — при всех, вроде бы, благоприятных исходных данных.
Американский дебют канадца Жан-Марка Валле «Далласский клуб покупателей» — подлинная история плутоватого электрика Рона Вудруфа (Мэттью Макконохи), любителя родео, кокаина и шлюх, эталонного мачо-засранца, к своему удивлению заразившегося в 1986-м «раком гомосексуалистов» — вирусом иммунодефицита человека. Но не сдавшегося на милость судьбы и официальной медицины, а организовавшего нелегальные поставки запрещенных в США экспериментальных лекарственных средств, продливших жизнь и самому Вудруфу, и сотням членов его самостийного Dallas Buyers Club. Вопреки пессимистическим ожиданиям, фильм оказался не политически корректной драмой о том, как болезнь и общество превращают убежденного гомофоба в толерантного гражданина (хотя линия немыслимой дружбы брутального Рона и закоренелого трансвестита Района здесь одна из главных, а дуэт сбросивших боюсь даже предположить сколько килограммов и теперь закономерно рассчитывающих на «Оскар» Макконохи и Джареда Лито разыгран филигранно). Это почти анархистская байка о том, как здорово существовать, не испытывая зависимости от государства.
«Она» Спайка Джонза — нежная и меланхоличная футуристическая история любви с почти невозможным в современном Голливуде медленным ритмом, долгими монологичными планами и самыми невероятными протагонистами. Он — сотрудник странной конторы по сочинению интимных писем одиноким людям, сам одинокий и тяжело переживающий разрыв с женой Теодор Твомбли (герой Хоакина Феникса носит фамилию великого американского художника, сделавшего рукописный текст частью своих поп-артистских работ). Она — искусственный интеллект, выполняющий функции секретаря, любовницы, друга, лишенная материальной оболочки Саманта (в этой роли — голос Скарлетт Йоханссон). Фильм — не просто странная и красивая лав стори, но и эссе об эгоизме и двойственности человеческой натуры: консьерж из конторы Теодора восхищенно замечает, что тому здорово удаются письма от лица женщин, да и постоянный диалог героя с Самантой походит на общение и с собственным внутренним «я», и с воображаемой идеальной второй половиной. Хоакин Феникс вправе рассчитывать на приз за роль, если только не помешают дружеские и профессиональные отношения с председателем жюри Джеймсом Греем (впрочем, итальянцы такое проявление «коррумпированности» должны одобрить, коррупцией здесь никого не удивишь).
Изящную рифму «Ей» составил маленький португальский фильм «Невидимая жизнь» Витора Гонсалвеша, тихий, нежный и печальный. Непонятно, как описать его магию: Угу, главный герой, госслужащий, в буквальном смысле живущий на работе и ожидающий, увы, неизбежной смерти неизлечимо больного начальника и наставника Антонио, пребывает в перманентной прострации, действие стремится к нулю, за окном идет стройка, работает кран; казалось бы, тоска земная, Роман Балаян отдыхает. Но это сладкая пленительная тоска; завороженность, в которую повергает «Жизнь», сродни той, что возникает при виде бесконечной, омываемой лиссабонскими дождями стройплощадки на месте хранящей имперское величие площади, пустых и гулких больничных коридоров или наполненных нестойким казенным уютом номеров двухзвездочных отелей (в одном из таких останавливается старинная подруга и несложившаяся любовь героя Адриана, стюардесса, переехавшая в Амстердам). На другом полюсе — такие далекие и такие же грустные кадры из любительских фильмов, снятых стариком Антонио на неведомых экзотических континентах. Минималист Гонсалвеш виртуозно работает со звуком, заставляя вслушиваться даже в едва различимое эхо музыки, звучащей где-то рядом, возможно, в недостижимой «видимой» жизни.
А в Риме рядом с конкурсом гремит вторая, экспериментальная программа CinemaXXI, о которой — в следующем репортаже.