Вадим Рутковский: Ничего, кроме правды: документальное кино берет зрителя в оборот

СЗачем тебе это? 

Антон Мазуров: Уверен, что открытие ЦДК — одно из важнейших культурных событий прошедшего года в Москве. Таких «оборудованных культурных точек» в Москве как в мегаполисе много, но связанных с кино больше и не назвать. Музей кино больше десятилетия как уничтожен. А я когда-то там работал... ЦДК теперь необходимо наполнять смыслами.

Лекторий — штука просветительская, а мне это всегда было близко, этим, собственно постоянно стараюсь заниматься — и для окружающих, и для себя.

Лекция требует подготовки, а значит, дополнительного исследования, это крайне интересно. Дискуссионная площадка — это коммуникация, она тоже часто приносит открытия. В общем, реализую свой профессиональный интерес и делюсь накопленным пониманием.

Михаил Ратгауз: Чтобы удовлетворить любопытство, которое простым купанием в водах нового и новейшего кино насытить очень сложно. Не знаю, как у кого, а у меня есть маниакальная страсть — пробовать новые вещи. Я с радостью отозвался на предложение ЦДК, потому что так называемое «документальное кино» — термин, который, как выясняется, практически ничего не значит и работает грибком на мировой детской киноплощадке, под которым скрываются самые разные дети, — так вот «документальное» в его глубинах и ширинах я не знаю совершенно. Это прекрасная отправная точка для того, чтобы что-то исследовать и рассказать другим.

СВ чем документальное кино превосходит игровое?

Михаил Ратгауз: Вряд ли тут можно говорить о превосходстве, разве что о большей свободе. Например, экономической: документальное традиционно дешевле и мобильней игрового. А это развязывает руки и в более существенном смысле. Конечно, за эту свободу платили: а именно изгнанием документального в тень. Массовый выход «дока» на свет происходит на наших глазах. Вторым произвольным «преимуществом» я бы назвал гораздо более короткий путь между сознанием автора и его кино. Правда, я говорю о жанре «фильма-эссе», который тоже пристроился к «творческой фиксации действительности», но фиксирует то, что внутри, сознание или память автора. Такое кино мутирует то в дневник, то в кино-фейсбук, то в приснившуюся кому-то рифму. Здесь свобода огромна, потому что между автором и камерой практически нет посредников. И таких фильмов в моей части цикла будет много.

Антон Мазуров: Кино началось с документа. Документ старше и изощренней, он несравнимо разнообразнее в жанровой широте, он активно развивается... Последние 15 лет очевидный бум неигрового кино, связанный в первую очередь с технологической, цифровой революцией. Технологический переворот меняет метод, усложняет его. Препарирование реальности становится более глубоким. Неигровое кино — глобальный антропологический проект самопознания истории, общества и человеческой индивидуальности. Помимо этого, кажущаяся простота работы с камерой «здесь и сейчас» — мощнейший творческий стимулятор для людей любого возраста, возможность смыслового самоперерождения. Ну и, в конце концов, никуда не уходит простой человеческий интерес к фактуре материала фильма, к его этнографическо-приключенческой ценности...

СНе боишься, что слово «лекторий» может отпугнуть потенциального зрителя, как нечто академическое и скучное? 

Антон Мазуров: Идею лектория сгенерировала команда Центра документального кино. Московский зритель и так крайне нелюбопытен, поверхностен, даже в просвещенной страте. Бояться уже поздно. Мы живем в обществе, которое сыто и буржуазно, предпочитает проводить время, участвуя более в легком развлечении, «модном» хэппенинге и чревоугодии. Москва — столица страны с отсутствующей потребностью в открытых политических дискуссиях, а значит, отсутствует и потребность серьезной и постоянной интеллектуальной «подпитки», в которой кино играет принципиальнейшую роль наравне с чтением. У нас больше двадцати лет — книжный бум, а интеллектуальная литература издается все меньшими тиражами — 300-1000 экземпляров. У нас телевидение не зеркало общества, но инструмент его разложения и т. п. Самое время маленькими компаниями объединяться вокруг общего, интересного, абстрагироваться от разрушительных социальных трендов, подпитываемых медиа, избавляться от массовой стадности, углубляться и удивляться.

Михаил Ратгауз: Это слово придумал не я, но, пожалуй, не боюсь. За последние лет пять в Москве слово «лекция» стало снова вполне фешенебельным.

СО чем ты будешь рассказывать? 

Михаил Ратгауз: Это будут режиссерские портреты с отрывками из фильмов и одной полноценной картиной, после которой разговор продолжится. Жанр монолога довольно утомительный, и я бы хотел превратить его всеми силами в диалог. Надеюсь, что в эту игру включатся и собравшиеся. Что касается имен, то, с одной стороны, это будут такие прекрасно известные синефилам люди, как Херцог, Зайдль, Цзя Чжанкэ, но в их документальном изводе, а с другой — такие имена, как Крис Маркер, Росс Мак-Элви, Питер Меттлер, Раймон Депардон или Петер Форгач, которых тут почти никто не знает. Начну с фантастического датчанина Йоргена Лета — того самого прекрасного пожилого господина, которого низко пытал Ларс фон Триер в фильме «Пять препятствий». Список совсем не окончательный, я смотрю фильмы, читаю, тасую фигуры. Но схема такая.

Антон Мазуров: Выбрал несколько имен, которые мне более известны и интересны: Жан Руш и Аньес Варда, Эррол Моррис, Роберт Франк, Уильям Кляйн и Гуилтьеро Джакопеттти. Выбрал фильмы, которые практически никто тут не видел. Буду рассказывать о личностях. Моя тема обозначена как «История киноглаза: авторские способы документирования реальности и прошлого». Вот и подобрал авторов, у которых есть свой «метод» восприятия, картина мира с индивидуальным акцентом, режиссеров с ярко выраженным, неотменяемым «ебанько» — почерком и личностным характером.

СТвои любимые неигровые фильмы?

Антон Мазуров: Моя профессия — в «состоянии перманентного просмотра». Состояние давнее, но крайне нестабильное в смысле вкусов и интересов. Я остро чувствую вибрации и «волны» интереса и эстетических тенденций. А они постоянно меняются, как ветер на море. Всегда медитирую от «фильмов-эссе» Маркера и Варда и позднего Ивенса. В принципе, сейчас увлечен результатами киноантропологии учеников Разбежкиной и Угарова. Это очень сильно. Британское документальное кино конца 60-х всегда радует глаз. Terminus Шлезингера могу для создания настроения смотреть несколько раз подряд. Всегда привлекает неигровое кино в эстетике «мокьюментари» — вот Stories We Tell Сары Полли очень в этом ключе мне был интересен. Фильмы, которые раздвигают рамки эстетической свободы, в политическом измерении тоже очень мною востребованы. А кое-что из того, что я люблю, покажу в ЦДК. Просто надо следить за афишей и расписанием этих лекций-показов-дискуссий. 

Михаил Ратгауз: Это вопрос, на который очень не хочется отвечать, ровно потому, что этот список, надеюсь, за этот год сильно изменится.

СКого бы ты хотел видеть в зале? 

Михаил Ратгауз: В зале я хотел бы видеть людей, готовых открывать неизвестное. Звучит очень бледно, но это, пожалуй, так. 

Антон Мазуров: Каждый просмотр и разговор — не академический, не сухой. Идея в просвещении, популяризации, творческом стимулировании. Потому — открыт любой любопытствующей аудитории с живыми глазами. Конечно, придут молодые по преимуществу, их и жду в первую очередь, с ними легко меняться энергией. Студенты, хипстеры, которым уже хочется углубляться, киноманы, любители живых изображений, те, кто уже смог оценить зал ЦДК как лучший и уютнейший в нашем гигантском и неуютном городе. Случайно зашедшие в круговой прогулке по Садовому кольцу. Замерзшие и ищущие тепла. Те, кто снимает свое кино, и неигровое тоже. Ждем всех.С