Нелли Холмс: Вуди Аллен. Оптимистическая трагедия

СМистер Аллен, обычно мы встречаемся в вашем родном Нью-Йорке, но – помните – прошлое интервью случилось в Сан-Франциско… Почему вы выбрали для «Жасмин» именно этот город?

Я надеялся, что в Сан-Франциско будут туманы и дожди. Но не повезло – на время съемок выпало удивительно много солнечных дней. В последние годы мне нравится менять города и больше снимать на натуре. Что такое павильон – это четыре стены, стол, софа: замкнутый круг. А во время съемок на натуре могут приключиться неожиданности. Конечно, персонажам приходится встречаться в четырех стенах ресторана или гостиной, но в кадре это не так красиво «регистрируется».

СКейт Бланшетт сказала, что Сан-Франциско напоминает ей Сидней… А что этот город значит для вас?

Я недостаточно хорошо знаю Сан-Франциско, но город весьма живописен: утесы, залив, совершенно особый свет в моем любимом районе Марина… Могу сравнить его только с Монако или югом Франции. 

СНа съемки нового фильма вы туда и отправились – «Магия лунного света» разворачивается на Лазурном побережье. Даже с солнечными днями пришлось смириться?

Это ретро, все происходит в двадцатые годы, короткий период относительного спокойствия в Европе. Его можно и приукрасить.

СКак вы придумываете свои истории? Вот, например, в связи с той же картиной «Жасмин» вас много раз спрашивали про аналогии с «Трамваем “Желание”» Теннесси Уильямса – они, по-моему, очевидны. И выбор на главную роль Кейт Бланшетт, которая играла Бланш в спектакле Лив Ульман, их подтверждает. Но, к моему удивлению, Кейт сказала, что во время вашего «двух-с-половиной-минутного» телефонного разговора по поводу съемок в фильме вы даже не упомянули эту пьесу.

Не думаю, что я ее в тот момент вспоминал. Я обычно заимствую сюжеты из жизни друзей. Сам я, как вы могли заметить, живу уже порядочно, на многое насмотрелся, знаю, какими прихотливыми могут быть человеческие взаимоотношения. Иногда я использую истории не «из первых рук». Если я, например, во время бейсбольного матча подслушаю интересную байку, то по возвращении домой непременно ее запишу. А идею «Жасмин» мне «подарила» жена. Именно Сун-И рассказала историю о женщине, которая развелась с обанкротившимся финансистом и переехала в другой город – не Сан-Франциско, но неважно, – чтобы начать все с чистого листа. Интересно, подумал я. Кейт Бланшетт как раз была свободна. Я видел ее в «Авиаторе» Скорсезе, где она сыграла Кэтрин Хепберн, и в «Талантливом мистере Рипли». Я видел ее «Елизавету» – так что ходить в театр, пусть даже на Лив Ульман, не было нужды, этих фильмов достаточно, чтобы понять, какая Кейт замечательная актриса. Прежде мы никогда не встречались, ну и ладно. Я подумал: «Она прекрасная. Я, пожалуй, напишу сценарий и предложу ей сняться в моем фильме. Она точно сыграет так, что я как режиссер буду хорошо выглядеть. Буду выглядеть так, будто знаю, что делаю».

СНу и без Кейт у вас это, как правило, получалось. Мой самый любимый ваш фильм – «Знаменитость». Вы обратились к селебретизму еще до появления реалити-шоу, после которых все заболели этим недугом.

Меня всегда интересовал именно американский концепт селебретизма. Почему священник, который по телевизору просит у людей денег, считает, что он вправе это делать? Почему золотая молодежь ведет себя как персонаж Лео Ди Каприо? У селебретизма есть и плохие, и хорошие стороны. Хорошие превалируют, если честно. С одной стороны, нет никакого частного пространства, конфиденциальности. Повсюду фотографы, каждая мелочь становится достоянием прессы. И вообще известным быть опасно – вот бедного Джона Леннона даже застрелили. С другой стороны, известность приносит привилегии: лучшие места на шоу, лучшие столики в ресторанах. Полицейский не штрафует: «Ваши права! О, мистер Аллен! Я люблю ваши фильмы. Счастливого пути!»

СТак вы не жалеете, что знамениты?

Иногда жалею. Когда детали моей личной жизни появляются в газетах. Столпотворение прессы у дома, когда я снимаю кино. Фотографируют, цитируют, пишут всякое. Иногда хочется просто пройтись по улице, чтобы тебя не узнали, но это невозможно. Как заново стать девственницей. Такова расплата за то, что я могу позвонить врачу в субботу на рассвете и сказать: «Что-то у меня рука побаливает. Приезжайте сейчас же!» У Сун-И тоже двойные стандарты в этом вопросе. Если она идет в магазин и с ней там церемонятся, ей, конечно, нравится. Но когда она из газеты узнает о своей беременности, на самом деле несуществующей, то расстраивается. У нее особенное положение, потому что она – знаменитость поневоле: даже палец о палец не ударила, а все равно стала.

СВы счастливы в браке?

Мне нравится быть женатым. Брак с Сун-И – мой третий. И каждый раз я был счастлив. Я люблю вспоминать о своей первой женитьбе на Луизе Лэссер: мы были тогда совсем молодыми и поныне остаемся друзьями. У меня, как у всех, впрочем, был ряд неудачных отношений. Но сейчас я очень счастлив и гарантирую, что это мой последний брак, потому что он построен на позитивных и сильных отношениях между зрелыми людьми. Сун-И – очень твердый человек. Она знает, чего хочет, и она хорошо ко мне относится. В какой-то газете написали, что благодаря ей я не сошел с ума. Может, так и есть.

СВаше отношение к браку не изменилось и после неудачных опытов? 

Ну, до какого-то момента они казались вполне удачными. Я думаю о том, что в поколении моих родителей семьи не распадались. Развод казался смертным грехом. Потом общество стало более либеральным – говорю это без осуждения. Ведь, если разобраться, многие пары в этом самом поколении моих родителей и не должны были быть вместе. В итоге они творили только зло – и друг другу, и своим детям. Что я могу сказать? Это неразрешимая проблема. И тема для романов Толстого, Пруста, Джойса: найти любовь, которая только в шаге от тебя. А на родителей вообще-то не стоит ориентироваться. Мои, например, всегда считали, что я должен стать аптекарем, а не режиссером. Фармация – это стабильный заработок. А режиссер – что-то такое ненадежное…

СА что такое фильм Вуди Аллена?

Я сам не знаю. В центре моих фильмов почти всегда стоят семейные проблемы, взаимоотношения между женщиной и мужчиной. Действие моих фильмов часто происходило в Нью-Йорке, но в последние годы он мне приелся. Я любил иногда снимать черно-белые фильмы, но давно этого не практиковал. Люди меняются, сами того не замечая, и фильмы, которые я снял в тридцать и которые снял в шестьдесят или семьдесят, конечно же, разные. И поскольку я постоянно снимаю кино, то я либо взрослею и снимаю лучше, либо старею и снимаю хуже. Зависит от точки зрения. Вам виднее…

СПриятно знать, что каждый год снимается новый фильм Вуди. Работаете вы, как правило, с одной и той же съемочной группой. Не возникает желания поэкспериментировать?

Очень редко. Вот в вашей любимой «Знаменитости» я попытался работать с гигантским составом актеров, хотя обычно мне трудно управляться одновременно с двумя-тремя. Но вот я решил поэкспериментировать, развернуть частную историю с разводом и новой любовью на публике: модные показы, ночные клубы, просмотры, на которые собираются звезды. Признаюсь, я быстро пожалел об этой затее.

СВсегда хотела вас спросить, почему в фильме «Знаменитость» персонаж Мелани Гриффит заявляет, что она – верная жена «до шеи», а то, что выше шеи, принадлежит только ей, и она вправе этим сокровищем распоряжаться по своему усмотрению… Как вам это в голову пришло?

Это выражение всей нашей американской культуры. Только в Америке люди устанавливают такие хитрые различия и находят такие занятные оправдания. Девушка выходит замуж «девственницей», несмотря на то что занималась оральным сексом с сотней-другой партнеров. А президент Америки заявляет, что оральный секс – это не секс.

СВсе ваши фильмы очень целомудренны. «Обнаженку» сложно снимать?

За всю свою карьеру я снимал интимные сцены пару-тройку раз. В «Эпохе радио», когда школьники видят свою учительницу в окне, танцующую голой. В «Мужьях и женах» есть Джуди Дэвис в постели. И немного Пенелопы в «Римских приключениях». Не устоял.

СВы никогда не думали использовать чей-то чужой сценарий для экранизации?

Исключено. Я пишу с раннего детства. Это не означает, что я пишу хорошо, но что-то пишу я постоянно. Когда-то я делал это для телевидения. Что это значит? В понедельник утром, придя в студию, я знал, что надо написать что-то к субботе. Так вот, для меня ничего не изменилось. Неважно, что никто не требует, я все равно прихожу домой и пишу. Мне везет, потому что разные истории приходят в голову постоянно.

СКакие фильмы вы любите?

Старые. Нет, я в принципе люблю смотреть фильмы, но сейчас, если честно, смотреть особенно нечего, поэтому приходится возвращаться к классике. Надо пересматривать хотя бы один фильм Ренуара, Бергмана, Феллини, Куросавы или Антониони в неделю. А еще я много читаю. Хотя читать совсем не люблю. Мои авторы – Артур Миллер, Антон Чехов, они много значат для меня. Но я читаю, потому что без этого не проживешь. Как без еды.

СВ «Полночи в Париже» вы оживили всех своих идолов. Кто из них вам особенно близок?

Не знаю. Не думаю, что я хотел бы повстречаться с кем-то из героев. В течение всей жизни я как раз всячески избегал идолов. Это случилось после того, как я лично познакомился с Граучо Марксом и он оказался обычным надоедливым остряком, такого встретишь на любой свадьбе. Я не хочу знать про своих идолов, что им хочется есть, что у них может болеть голова или что им может быть скучно…

СА какой ваш любимый фильм?

Я могу составить отдельный список из американских фильмов: «Гражданин Кейн», «Крутые парни», вторая часть «Крестного отца», но, если выбирать десятку самых лучших, в ней не будет ни одного американского. Американцы в одном ряду с «Расёмоном», «Похитителями велосипедов», «Великой иллюзией», «Правилами игры»? Немыслимо.

СУдается ли вам заразить любовью к классике дочек?

Не особо. Я пытался познакомить их с музыкой Коула Портера и Чарли Паркера. Они и слушать не хотят. Для них существуют только Леди Гага и Джастин Бибер. А меня они считают устаревшим и стыдятся…

СА вы сами поете в душе?

Да, и только там я могу петь. Не знаю почему. Может, из-за кафельной плитки – голос здорово резонирует. И вода шумит так громко, что пения даже самому не слышно.

СВы поете оперные арии?

Нет, джаз и поп.

СВы, конечно же, суеверны?

Немного. Например, когда я разрезаю банан для сладких колечек Cheerios – мой завтрак не меняется на протяжении десятилетий, – то обязательно на семь кусочков. Мне кажется, что если я разрежу его, например, на восемь частей, то случится что-то нехорошее.

СПочему вы так редко появляетесь на «Золотом глобусе» или «Оскаре»?

Я не люблю самолеты. Я люблю сидеть дома и смотреть в тишине телевизор. Сама идея перелета, облачения в смокинг, скопления множества людей в одном странном месте – брррр, это не мое…

СИ Лос-Анджелес вы не жалуете…

У меня в Лос-Анджелесе много друзей, я люблю приезжать туда на пару дней. Но я бы никогда не смог жить в этом городе, потому что без машины это невозможно. Когда я приезжал в Лос-Анджелес в пятидесятые, там не было ни одного хорошего ресторана. Сейчас и отличных ресторанов, и музеев полно, но все равно после пары дней хочется домой. Я не люблю просыпаться и видеть солнце. Я люблю дождь. Мне нравится гулять по улицам на своих двоих. Как в Нью-Йорке, Париже и Лондоне. Мне комфортно знать, что если мне вдруг захотелось китайского супа в четыре часа ночи, то я его получу…

СВас многое раздражает?

Я клаустрофоб. Я не люблю туннели. Меня часто называют ипохондриком, но это неправда. Я просто паникер. Например, если я говорю, что у меня болит палец, то это значит, что он и вправду болит. И я сам страдаю от своих фобий. Меня постоянно обвиняют в цинизме. Кажется, Марк Твен сказал, что «цинизм – имя, которое мы даем правде…» Да, я циник, и персонажи мои циничны. В «Матч-пойнте» главный герой убивает человека, и ему это сходит с рук. В «Вики Кристине Барселоне» персонаж Скарлетт Йоханссон не может найти счастье, в «Полночи в Париже» Оуэн Уилсон осо­знает, что, в какой бы эпохе ни жил, все равно хочется оказаться где-то еще… Жизнь – это трагический опыт, и все мои персонажи разделяют мое мнение. Еще со времен «Энни Холл», где маленький ребенок заявляет, что в один день ничего не будет. Мне очень повезло: я родился в Америке, живу в Нью-Йорке, не могу пожаловаться на здоровье… Помните финал «Воспоминаний о звездной пыли»? Богач, актриса, политик, доктор, философ, попрошайка и бездомный – все заканчивают одинаково.

СНеужели вы учите этому своих дочерей?

Мы не вступаем с ними в дискуссии о смысле жизни и бессмертии души, просто стараемся вырастить их светскими гуманистками – честными, добрыми и уважающими других. Я прямо им говорю, что церковь зарабатывает на Боге кучу денег. Им сейчас тринадцать и четырнадцать. Или четырнадцать и пятнадцать? Я всегда путаю…

СА про мальчиков вы с ними говорите?

Мы с женой не стесняемся ругаться перед дочерьми, но ничему грязному их не учим. Секс? Да. Они знают, что такое секс, и считают, что это отвратительно.

СОпишите, пожалуйста, идеальную женщину. 

У меня очень поверхностные требования. Мне нравится женщина, которая смотрит на утренний свет через стакан с апельсиновым соком, привлекательна, добра и умна. Короче, идеальна. Новая Ева – это Пенелопа Крус! Все остальное добавьте от себя.

СИ все-таки опишите свою музу сами.

У меня никогда не было музы. Журналисты записывают мне в музы актрису, с которой я работал над последним фильмом. На самом деле я работаю в одиночестве. Сижу один дома с блокнотом и карандашом или с блокнотом и ручкой. Часами. Днями. Было бы замечательно, если бы одна из актрис, с которыми я работал, – Дайан Китон, Миа Фэрроу, Скарлетт Йоханссон, Наоми Уоттс – постучалась в дверь в образе музы. Но это не так. Я работаю до седьмого пота в полнейшем одиночестве… А потом звоню актрисам…

СЕсли бы вам пришлось опять искать спутницу жизни, как бы она выглядела?

Как я уже говорил, это исключено. Я счастлив в браке, все мои мелкие потребности полностью удовлетворяются. Ну, если вы настаиваете, скажу, что меня возбуждает дешевая привлекательность. Я не ищу элегантности Мэрилин Монро или Одри Хепберн. Я бы привел в дом дешевую женщину из второсортного фильма – шантажистку из фильма нуар, например.С