Елизавета Епифанова: Портрет часовщика в интерьере
Большинство ценителей и знатоков сложной часовой механики весьма смутно представляют себе, что за люди ее создают. Собственно, привлекательность часов и заключается в их значительной отстраненности от личности автора. Покупателям неинтересны его музыкальные пристрастия и политические предпочтения или представления о смысле жизни. При личной встрече с часовщиком у вдумчивого клиента чаще всего возникает единственный вопрос: зачем вы это сделали? А лет сто назад вопрос ставился по-другому: как скоро вы можете это сделать? Потому что иногда клиенту и жизни не хватало, чтобы дождаться заказа.
Сейчас еще принято спрашивать у создателей часов, что привело их в профессию. Они довольно ловко научились отвечать про традиции, радость изобретения и прочие высокие смыслы.
Но в основном побудительные причины ковыряться в маленьких колесиках делятся на два вида. Первый – сломал что-то ценное и не знал, как починить. Второй – было скучно.
Если притащить токарный станок в городскую квартиру, пожалуй, близкие могут и не обрадоваться такому новому хобби, но в маленьких швейцарских городках с этим проще. Ведь большинство старых домов сохранили классические кухни позапрошлого века, с очагом, разделочным столом, сливом и, главное, огромными чугунными раковинами, где так удобно промывать детали от масла. О том, что в семье растет новое часовое дарование, родственники зачастую догадывались по возросшим счетам за электричество.
Первым из современных часовых мастеров, который снискал публичную известность, был Франк Мюллер. Но нельзя сказать, чтобы ему это пошло на пользу, хотя поначалу, конечно, возбуждало. Смотрите – он и трехосный турбийон может собрать, и с топ-моделями зажигает. В основном же сами часовщики предпочитают прятаться в мастерских или в задней комнате бутика, оставляя роль светских знаменитостей своим менеджерам и антрепренерам. И двести лет назад все было точно так же. Пока Жан-Марк Вашерон сидел в каморке с лупой, Франсуа Константин дерзил королям и дрался на шпагах с разбойниками.
Из этого складывается ошибочное заблуждение, что жизнь создателей часов невыразимо скучна. Например, про изобретателя турбийона Абрахама-Луи Бреге особо ничего и не расскажешь, если не цитировать Пушкина и Теккерея. Сидел себе тихо на набережной Орлож, когда началась революция, сбежал в Швейцарию, забрав так и не законченные часы Марии-Антуанетты. С воцарением Наполеона вернулся в Париж, чтобы сделать часы теперь уже для другой королевы, Каролины Мюрат. Фу, конформист. Пора узнать Бреге с другой стороны. Он был ярым якобинцем и верным другом Жан-Поля Марата и после раскола 1792 года присоединился к партии монтаньяров (хотя по убеждениям склонялся к жирондистам). Однажды Бреге с Маратом выпивали в гостях у друзей. Дом окружили вооруженные роялисты. Марат выхватил шпагу. Бреге сказал: есть идея получше. Он переодел друга в платье служанки и спокойно провел через толпу, объяснив, что сам он королевский часовщик, а это его любовница. Именно Марат потом сделал Бреге и его сыну фальшивые документы и помог сбежать из страны во время террора.
Записей современников о жизни Бреге сохранилось довольно много, и из них следует, что у того был никак не конформистский, а взрывной и довольно склочный характер. Он буквально третировал своих благородных заказчиков и заваливал суды исками на конкурентов. Вредность – первое условие успеха часовщика и в наши дни.
Раздражительность легендарного Джорджа Дэниелса, изобретателя коаксиального спуска, вошла в легенды. Впрочем, сам Дэниелс вспоминал, что когда он уже в зрелом возрасте решил научиться сам изготавливать золотой корпус часов, то нашел мастерскую в Йоркшире, где попросился во временные ученики. Это был смелый поступок, поскольку средний возраст работников составлял десять-тринадцать лет и атмосфера напоминала роман об Оливере Твисте: мастер ходил вдоль верстаков с тяжелой рейсшиной и бил по спине, если кто-то недостаточно усердно полировал золото. Это происходило в Англии каких-то шестьдесят лет назад. В своих мемуарах Дэниелс выражал явное сожаление, что ручной труд заменили роботами, а подмастерьев перестали пороть – это не в лучшую сторону сказалось на качестве часов.
В итоге Дэниелс окопался на острове Мэн, где стал производить не более пары экземпляров часов в год, предлагая клиентам самим за ними приезжать. Ни одно из произведений современного часового искусства мастер ни разу не удостоил добрым словом. Даже часы Франсуа-Поля Журна, который считал Дэниелса своим духовным учителем (то же Журн говорит о Бреге, на могиле которого в Париже он, по слухам, в молодости провел целую ночь). Характер Журна тоже не сахар. В 1990 году он вместе с другом и сокурсником по Парижской часовой школе Вианне Альтером основал компанию THA (Techniques Horlogères Avancées), выпускающую сложные механизмы для Breguet, Audemars Piguet, Franck Muller и других, но они совершенно не смогли работать вместе и быстренько разошлись. Ну и прекрасно. Зато сейчас у нас есть целых две интересные часовые марки. Альтер уехал в горную избушку, а Журн приобрел здание в Старом городе и теперь с гордостью заявляет, что у него единственная часовая мануфактура прямо в центре Женевы.
Не единственная. В пяти минутах ходьбы от женевского фонтана располагается фабрика с подпольным названием SC2, принадлежавшая до недавнего времени некоему Эрику Поспешному. Господин Поспешный явно тоже любит Диккенса, потому что на его маленьком предприятии, создававшем эксклюзивные механизмы, корпуса, циферблаты и другие компоненты для очень известных брендов, царила настоящая диктатура. Работников Поспешный не кормил и даже заставлял платить за кофе из машины, стоявшей у него в кабинете. В результате Аким, Виржиль и еще трое мастеров сами решили найти себе нового хозяина и упросили Ивана Арпу, в прошлом году запускавшего вместе с инвесторами бренд сложной механики Spero Lucem, приобрести заодно и их мануфактуру. Иван не считает себя гениальным часовым мастером, поэтому человек незлобивый.
Но владельцы некоторых очень красивых и известных экземпляров должны понимать, что их часы, возможно, потому так хороши, что обильно политы кофеиновыми слезами голодных работников.
Впрочем, есть и исключения. Например, Жан-Марк Видеррехт, основатель ателье Agenhor (создающего механизмы для Hermès, Van Cleef & Arpels, Roger Dubuis, Romain Jerome), очень милый человек, Филипп Дюфур, последний из могикан, вообще не признающий компьютерные станки, – само радушие. Даже Роджер Смит, ученик Дэниелса, продолжающий его работу на острове Мэн, умеет улыбаться.
Музыку большинство часовщиков предпочитают классическую, романтическую. В тройке лидеров у них Рахманинов, Лист и Шопен. Исключение составляют итальянцы, которые в часах ищут страсть, а не успокоение. Винсент Калабрезе во время очередной попытки социализации в большой компании замучил всех на фабрике Blancpain громкими записями Эроса Рамазотти.
Вообще часовщики плохо приспособлены к работе в подчинении. Трудно сказать, кто кого больше ненавидит: мастер инвестора или наоборот. Не все, но большинство независимых мастеров предпочитают сидеть в маленьких ателье, которые даже с GPS трудно найти. И помощники у них почему-то долго не задерживаются, если только это не дети или супруги.
Вот тут надо немного затронуть тему любви и секса. Опять же, у управленцев и директоров по продажам часовых компаний жизнь интересная. Они много путешествуют, знакомятся с новыми людьми, подолгу живут в Юго-Восточной Азии и на Ближнем Востоке, потому что там перспективные рынки. Рождается тема для сценария. Другое дело часовые мастера. Они испытывают недостаток политкорректности и человеческих ресурсов. Поэтому чаще всего за всяким великим часовщиком стоит великая женщина, причем стоит с самого начала, когда он купил на eBay первую коробку старых балансов.
Супруга независимого часового мастера чаще всего берет на себя всю самую тяжелую работу: общение с заказчиками, с прессой (она же пишет пресс-релизы – это не сложнее, чем пожарить решти), бухгалтерию, а иногда и осваивает станок с ЧПУ. Хайди Прешер, Мэй Прецьюзо, Эвелин Джента, Кэролайн Смит всегда были полноправными партнерами своих мужей. Именно Доминик Арпа придумала технологию украшения циферблата настоящими крыльями бабочек.
Поскольку часовщики общаются в основном друг с другом, нередки случаи супружеских измен. В таком случае мастер отбивает у конкурента не только супругу, но и ценного специалиста.
Возникает вопрос: а бывают ли женщины-часовщицы? Случается. Наиболее известный пример – Кароль Форестье-Казапи, глава технического отдела Cartier. Она родилась в семье потомственных часовщиков, поэтому даже не задумывалась о выборе профессии, но, что интересно, супруг «королевы турбийонов» ни разу не брал в руки лупу, а занимается монтажом окон. Впрочем, сама Кароль по складу ума скорее инженер, и если бы ей не пришлось заниматься часами, могла бы успешно проектировать реактивные двигатели. Во всяком случае, про часы Cartier никто не говорит, что «они собраны женщиной». А ведь такие часы тоже есть. Вот история Евы Любе, помощницы Томаса Прешера. Между прочим, девушек в часовой индустрии довольно много, они выполняют скучную монотонную ручную работу: полируют, гравируют, собирают детали под микроскопом. Есть даже расхожая шутка о том, как выглядит типичный швейцарский часовщик сегодня: это женщина средних лет на машине с французскими номерами и наклейкой baby on board. Но то, что удобно для большой компании с соцпакетом, нервирует одиноких независимых мастеров с холерическим темпераментом. Они оттого и не любят брать в помощницы незнакомых женщин, что те норовят выскочить за симпатичного стекольщика.
Что и произошло с Евой. Она вышла замуж и уехала в Австралию, где родила ребенка. И заскучала (см. причину №2). От нечего делать она стала собирать собственные часы из разного антикварного хлама прямо в семейном гараже. Потом купила пару станков, и дело пошло. Только представьте, на краю земли сидит девушка Ева и делает турбийон.С
Читайте также: