Сублимация санкций. Лишат ли Россию чемпионата мира по футболу

«Россию нужно лишить права на проведение чемпионата мира по футболу в 2018 году» — на этой неделе эти слова впервые произнесли не маргинальные американские конгрессмены, а вполне влиятельные и респектабельные европейские политики. Особенно примечательна формулировка депутата бундестага от правящей коалиции Штефана Майера: он предложил «снять табу с предложений лишить Россию чемпионата». В этой фразе вся суть двойственно-ханжеских взаимоотношений политики и спорта. Все прекрасно понимают политическое значение спорта (и, конечно, крупных турниров, в первую очередь), но, делая серьезные лица, занудно бурчат про «праздник, который ничего не должно омрачать».

Ни у кого не было сомнений, что пекинские Игры 2008-го Китай превратит в собственную презентацию под заголовком «Знакомьтесь с новой сверхдержавой», а идущие практически подряд сочинская Олимпиада и общероссийский чемпионат мира — это патетический аккорд в патриотическом гимне «Россия встает с колен». Но провести все это на должном уровне (особенно с российско-китайским размахом) стоит огромных денег, поэтому особых возражений против такого спортивного самоутверждения у мира не было. Европа и США получили мощнейшую прививку от прямого и беззастенчивого смешения спорта и политики во время нацистских Игр 1936-го года, и с тех пор стараются действовать на стыке этих материй предельно деликатно. Тот же неприезд Барака Обамы, Ангелы Меркель и прочих западных лидеров в Сочи был обставлен по всем канонам дипломатического этикета: мы, мол, может, и хотели, но график, здоровье и вообще не до того; а вам — удачно провести. Само появление в хоре европейского осуждения еще и спортивного регистра говорит о переходе на совсем новый этап противостояния. Разумеется, говорить, осуждать и грозить проще и не так болезненно, как вводить реальные, бьющие и по самим себе санкции, но заметьте: после присоединения Крыма о чемпионате мира никто не говорил. Для полноформатного бойкота и тем более отлучения от турнира нужен по-настоящему масштабный повод вроде ввода войск в Афганистан или сербскохорватской войны.

В складывающихся обстоятельствах (и мне, как футбольному болельщику, очень неприятно это признавать) чемпионат мира не выглядит тем участком фронта, за который будут сражаться с приказом «ни шагу назад». В отличие от Игр в Сочи, перед которыми Владимир Путин объявил амнистию и выпустил Ходорковского и Pussy Riot, чемпионат вполне может стать разменной монетой или активом, которым можно пожертвовать ради чего-то тактически более ценного. В первую очередь, потому что принести столько же дивидендов, как Олимпийские игры, чемпионат мира априори не сможет. Игры (особенно зимние) — крайне разряженное мероприятие, где спортивные пустоты по законам физики массового внимания обречены заполняться иными смыслами. Чемпионат мира такого не позволяет: сколь бы красочную церемонию открытия ни придумал Эрнст, все в мире забудут о ней примерно к восьмой минуте первого матча. Вспомните, как схлопнулись примерно на второй день бразильского турнира абсолютно все разговоры о протестах: слишком велика концентрация чистого дистиллированного спорта, и остальное просто не влезает в сюжет. Во время Олимпийских игр, когда главным событием дня может стать забег на четыреста метров с барьерами или финал двоек в бобслее, автоматически лезешь в медальный зачет или пытаешься развлечь себя другими мыслями о глобальном. Сверхплотный чемпионат мира такой возможности не оставляет.

Местом проведения Олимпийских игр формально назывался Сочи, географически был Адлер, а реально они проходили в совершенно новом и специализированном городке, который построили исключительно ради этих нескольких недель. Вынося за скобки пройденный несколько раз по кругу спор о целесообразности колоссальных затрат, глупо и бессмысленно отрицать, что олимпийская инфраструктура произвела планировавшееся впечатление. Были сдвоенные туалеты и прочие локальные косяки, но общий уровень с компактно расположенными аренами и отелями, удобными медиазонами и сносно работающим транспортом был космически высоким.

На чемпионате мира обеспечить нечто подобное практически невозможно. Вместо одной ударной стройки будет минимум семь-восемь; вместо де-факто пустыря — сложные городские рельефы; а вместо необходимости запустить один поезд и десяток автобусов — решение логистических вопросов крупнейшей страны мира (пусть и только ее европейской части). Ощущение города, сошедшего с открытки, будет невозможно произвести во всех городах, в которых планируется проводить чемпионат. О реальной России размазанный по стране тонким слоем чемпионат скажет гораздо больше пасторальной Олимпиады, но очевидно, что это, скорее, минус с позиций идеологов спортивного прославления.

Наконец, главное, что изменилось за последние несколько лет (помимо политической ситуации, разумеется), — это готовность безостановочно и безотчетно тратиться на спортивные стройки.

Еще пару лет назад заявка Нижегородской области, которая одна в отрыве от других регионов просила на чемпионат 270 миллиардов рублей, пусть и выглядела космической, но никто бы не пошел протестовать против непомерных трат по бразильскому образцу. А вот сейчас, на фоне сюрреалистических предложений о «патриотическом налоге на Крым» и вполне реальной конфискации пенсионных накоплений, турнир 2018 года стремительно превращается в чемодан без ручки или Крым в составе Украины: содержать до невозможного дорого, отдавать до невозможного жалко. Консолидированный бюджет российского турнира посчитать не просто сложно, а совершенно нереально. Дело не только в традиционном для России раздутии всех возможных смет, но и в отсутствии единого и понятного центра принятия решений.

Глава оргкомитета Алексей Сорокин вовсю озвучивал общую сумму затрат, когда решением о реконструкции «Лужников» даже и не пахло. Сейчас в России практически нет объектов, которые находятся в середине строительного цикла: они уже либо построены или близки к завершению («Казань-Арена», стадион «Спартака» и — не думал, что когда-нибудь скажу это, — стадион «Зенита»); либо толком не начинали строиться (Калининград, Волгоград, Самара). Сам по себе этот факт мало о чем говорит: в той же Бразилии стадионы в жутчайшем аврале сдавали в последний момент. Все годы подготовки к Сочи коллективное «не успеем», «не построим», «все развалится» доносилось отовсюду, но было решительно опровергнуто на практике. Снова вынося за скобки принцип «за ценой не постоим», бессмысленно отрицать, что Россия накопила огромный опыт подготовки к большим турнирам и при максимальной (олимпийско-универсиадной) концентрации ресурсов будет готова к турниру значительно лучше, чем была Бразилия этим летом. Ключевой вопрос в готовности и желании применять эти ресурсы.

Перенос чемпионата мира по футболу — процесс, с одной стороны, гораздо менее глобальный, чем пересмотр энергетической политики Европы, но при этом знаковый и, что важно, безвозвратный. Дедлайн по этому решению приходится примерно на конец 2015 или начало 2016 года. Разумеется, изменения могут произойти и позже, но это крайние меры, на которые стороны пойдут лишь в случае катастрофического и непоправимого форс-мажора, вроде прямого военного столкновения. Даже если решение будет принято прямо сейчас, полноценно подготовиться к проведению турнира в одиночку ни одна страна (даже страстно желающая этого Англия) уже не успеет. В качестве запасного рассматривается вариант, при котором турнир распределится между несколькими странами Европы. Над санкциями в отношении России можно посмеиваться, но в случае с чемпионатом все иначе — его (как беременность) нельзя отменить чуть-чуть или понарошку.

Путин часто готов жертвовать отдаленным будущим ради решения сугубо тактических задач, и чемпионат мира относится именно к этой категории. Симптоматично, что все заявления о судьбе турнира были сделаны уже после и ночного выступления президента, и после разрекламированного заседания Совбеза, которые принято считать умеренными и примиряющими. Путин никогда не выказывал особых отдельных симпатий к футболу (особенно на фоне олимпийского хоккея), и его готовность жертвовать и отступать ради имиджевого чемпионата видится важнейшим индикатором: перед Сочи Путин был в максимально комфортной позиции и мог позволить себе несколько красивых жестов. Сейчас ситуация для него в разы тяжелее, а чемпионат принесет значительно меньше Олимпиады при гораздо более серьезных издержках. Уступки ради чемпионата, которые будут или не будут сделаны в ближайшее время, конкретней многих тысяч слов скажут, готова ли Россия к добровольной самоизоляции.