Режиссер Филипп Кен: Чтобы спасти человека, ему на помощь должны прийти звери
Москвичам Кен немного знаком: в прошлом году он приезжал на фестиваль NET со спектаклем «Эффект Сержа». Swamp Club, где, кроме незадачливых людей, действует, например, крот-мутант, — другая визитная карточка его коллектива Vivarium Studio, до недавнего времени ютившегося в небольшой полуподвальной галерее в Париже. Но теперь «Виварий» перебрался в Нантер, где Кен возглавил театр Amandiers. И поступил с ним примерно как Кирилл Серебренников с Театром им. Гоголя: полностью переформатировал старика, сделал ремонт и составил концептуальную программу сезона 2014–2015. Теперь в этом театре есть, например, медиатека и зеленый амфитеатр, где зрители сидят на склоне холма, обращенного к зданию театра, а спектакль происходит внутри него. А в программе — новый спектакль Кена Next Day с участием тринадцати фламандских детей, которые хотят спасти мир. И, например, «Ребенок» Бориса Шармаца, в котором 26 школьников из Ренна становятся «материалом» в руках профессиональных танцовщиков: детей как безвольные тушки, прекрасные, но не осознающие себя, подкидывают, поднимают, переносят, вызывая у них восторг и желание чему-то учиться, так что постепенно они оживают и обретают собственные движения. Кроме того, в программе работы Жерома Беля, Винсана Макена, Мило Рау, Rimini Protokoll, пьеса режиссера Кристофа Оноре, спектакль художника Тео Мерсье и многое другое. Отечественным фестивальным антрепренерам есть к чему присмотреться. Пока же встречаем в Петербурге классику — Swamp Club и его удивительного автора.
СВы ведь вообще-то художник. Зачем вы занимаетесь театром?
Чтобы работать вместе со своими друзьями. Чтобы заниматься публичным искусством и находиться в прямом контакте со зрителями.
ССерж, герой спектакля, который вы привозили в Москву на фестиваль NET, делает маленькие спектакли один у себя дома.
Вы же видели, это не совсем так. У него много друзей в разных странах, в том числе в России. Для участия в спектакле мы каждый раз приглашаем нескольких жителей города, в котором его показываем, с условием, что это не должны быть известные актеры.
СТеатр Vivarium Studio, основанный вами десять лет назад и занимающийся по большей части лабораторной работой, — это альянс вполне самостоятельных художников. Таких мобильных групп по всей Европе появляется с каждым годом все больше и больше. Как думаете, почему сегодня люди искусства предпочитают не работать в одиночку, а сбиваться в маленькие сообщества?
Не знаю, для нас важно быть вместе, принимать вместе решения. Часто это политические решения, достаточно амбициозные. А когда мы вместе, это придает силы, уверенность в гораздо большей степени, чем индивидуальная работа.
СВ основе многих спектаклей Vivarium Studio лежат естественно-научные концепции. Вам нравится каталогизировать, коллекционировать предметы или явления?
Сейчас, положим, нет, но вот когда я был маленьким, собирал насекомых. Мне нравились палочники — насекомые, похожие не то на листочки, не то на деревянные щепки. Я просто обожал изучать их, наблюдать за ними. У Жоржа Диди-Юберманна есть один важный для меня текст про палочников, он рассматривает их возможность перевоплощаться, казаться не тем, что они есть на самом деле. Ну и название нашего театра, как вы можете догадаться, тоже напоминает об удовольствиях энтомолога.
СТеатр как своего рода живой уголок?
Как естественная возможность наблюдения за людьми. Со всеми ограничениями — например, фронтальности, — которые он накладывает.
СВ спектаклях Vivarium Studio, кочующих в последние годы с одного крупного европейского форума на другой, всегда ощутимо присутствие природы: большие деревья с большими листьями, водопады, водоемы. В Big Bang можно было поплавать на надувной лодке, в Swamp Club на сцене целая экосистема с цаплями, осокой и другими болотными растениями. Но природа всегда ограничена какой-нибудь искусственной рамкой. Почему?
Это игра в натурализм. В театре интересно играть с тем, что реально, а что нереально; что предусмотрено, а что непредсказуемо. Есть еще игра слов в выражении «человеческая природа» (la nature humaine) — я сочиняю текст для конкретных исполнителей, в случае спектакля «Эффект Сержа» это Гаэтан Вурк. Ну еще присутствие природы в наших постановках — это в том числе дань романтической традиции. На лоне природы человек впадает в меланхолию, задумывается о нарушенном сегодня естественном порядке вещей.
СПри этом свои полуфантастические пейзажи вы населяете животными, словно бы сошедшими со страниц «Книги вымышленных существ» Борхеса. Какую роль они играют в спектаклях Vivarium Studio?
Чтобы спасти человека, ему на помощь должны прийти звери. Знаете, на меня неизгладимое впечатление произвела поездка в Японию: у них есть монстры для решения любых личных и социальных проблем, монстры, аллегорически представляющие страхи. Ничего подобного в Европе вообще и во Франции в частности нет и в помине, пантеон наших monstres sacrés очень скромен: волк, дракон — вот и весь сказ.
ССобственно театральная деятельность — лишь одно из направлений мультидисциплинарной работы Vivarium Studio: вы ведь еще и организацией выставок занимаетесь, издаете книги и фотоальбомы, не говоря уже о перформансах и site-specific, которые ваша команда делает то тут, то там. Как, кстати, прошла премьера вашего последнего проекта Bivouac в Нью-Йорке?
Неправильным было бы сказать, что фестиваль Performa пригласил выступить в Бруклине именно Vivarium Studio — они, если можно так сказать, запали на гигантского крота, которого вы видели в Swamp Club, и попросили нас сочинить какой-то site-specific с его участием. В итоге мы придумали перформанс-путешествие, варьирующий мотивы Swamp Club: крот собирал зрителей в автобус, вез их на экскурсию по всяким странным местам, откуда, например, открывалась совершенно непривычная панорама Нью-Йорка.
СНа московском показе «Эффекта Сержа» у многих зрителей сложилось ощущение, что вы будто бы смеетесь над всей индустрией contemporary art, над галерейным бизнесом, системой арт-резиденций.
Есть немного. Искусство должно быть свободным, а сегодня художник очень зависим от причуд коллекционеров, тирании мод, конъюнктуры рынка — всем нам приходится работать в очень непростом контексте. Театр, как мне кажется, куда более свободен, даже если он существует за счет государственных бюджетов. Вот, кстати, и еще одна причина, почему я занимаюсь театром. Хотя на самом деле мое отношение к современному искусству нежнее иронии — я все-таки очень много черпаю из работ, скажем, Фишли и Вайса или Романа Зигнера (видеозапись перформансов Зигнера и фотоинсталляции Фишли и Вайса можно увидеть в сентябре-октябре в ГЦСИ, на выставке Kulturprozent. — Прим. ред.).
СВам ведь тоже приходится быть частью арт-рынка: собирать программу фестиваля в театре «Женвилье», гастролировать с Vivarium Studio.
Более того, именно арт-рынок позволил выжить такому утопическому проекту, как Vivarium Studio. Французское государство тратит на культуру довольно много денег, но в самом начале нам жилось очень и очень несладко. Мы зависли между миром театра, танца и contemporary art — и нигде толком не могли прижиться. Мы начали вести более или менее спокойную жизнь только после того, как получили признание в Германии и Швейцарии, — наша команда выживала только благодаря поддержке фестивалей.
СВидела в Германии вашу «Пьесу для технического персонала драматического театра Ганновера». На большой сцене, с декорациями. Как вы работаете со зрелищностью?
Предпочитаю интимность. Даже на большой сцене стараюсь сохранить ее между актерами. В этом спектакле техники театра готовят небольшую новогоднюю вечеринку.
СОни очень смешно тестируют сценическую машинерию, у них, по-моему, даже заедает подъемник.
Очень люблю этот спектакль. Жаль, что мы не смогли с ним съездить на гастроли: техники постоянно нужны в театре.
СВы теперь тоже будете работать в большом репертуарном театре. Только что вы возглавили театр Amandiers в Нантере, которым в свое время руководили такие big guys французского театра, как Патрис Шеро и Жан-Луи Мартинелли. Как вы сами относитесь к этому новому витку своей карьеры?
Мне уже давно казалось интересным и важным развить идеи Vivarium Studio в стенах какой-то крупной институции, и когда в Нантере объявили конкурс на замещение должности руководителя Amandiers, я прошел собеседование — и в итоге выиграл. Я бы хотел начать с оммажа нашим старшим современникам и пригласить туда Хайнера Геббельса и Кристофа Марталера, а в ближайшем будущем сконцентрироваться на поддержке молодых артистов из разных стран мира.С