Мазарин Пинжо: Мир книг позволял мне не бояться, что меня разоблачат

Отрывок из книги Мазарин Пинжо «Никому ни слова» читайте здесь.

Растянутая черная майка-«алкоголичка», короткие шорты, волосы, собранные в небрежный пучок. Она похожа на подростка, если не видеть лица. Лицо вдумчивое, немного осунувшееся. Все-таки трое детей, недавний развод и постоянно довлеющее клеймо внебрачной дочери президента.

Сорок лет со дня рождения, тридцать лет со дня ее официального признания отцом, двадцать лет со дня падения «завесы секретности» дочери президента Франции Франсуа Миттерана, и на все про все один час, чтобы узнать ее – настоящую Мазарин Пинжо.

СТот факт, что вы были государственной «тайной», должен был, несомненно, оставить неизгладимый психологический след. Это так?

Когда ты живешь, окруженная тайной, когда ты сама и есть эта тайна, многие самые обычные вещи становятся очень сложными, а иногда и вовсе невозможными. Тебя преследует постоянный страх, что кто-то раскроет твою тайну, что тебя разоблачат. Это, конечно, не может пройти бесследно, поскольку глубоко укореняется в сознании, становится частью тебя. Скрывать свою личность, не носить фамилию отца, стараться быть «невидимкой», чтобы не создавать проблем, – это основа, на которой ты строишь все отношения с окружающим миром. Литература в этом смысле была для меня настоящим спасением, своего рода терапией и возможностью освободиться.

СЗначит, литература сыграла в вашей жизни одну из ключевых ролей?

Я выросла в особых условиях, в общем, можно сказать, в одиночестве. У меня, конечно, были знакомые, родственники, но это был мир и обстоятельства, бесконечно далекие для большинства подростков. Сказать, что у меня были друзья, сложно, ведь с друзьями вы можете делиться секретами, ходить друг к другу в гости, рассказывать, кто как провел лето. К сожалению, всего этого я была лишена. Книги стали моей отдушиной, моим миром без табу. С помощью книг я путешествовала, мечтала, заводила друзей – одним словом, переживала всю гамму чувств, которые только может испытать подросток. Реальный мир был закрыт для меня, в нем было много запретов и страхов, зато мир книг позволял никому не врать и ничего не объяснять, а главное – не бояться, что тебя разоблачат. Я начала много читать лет с двенадцати, заглатывая каждую новую книгу со зверским аппетитом. Очень быстро французская и русская литература XIX века стали моими любимыми «блюдами». А Достоевский – любимым автором. Кстати, в этом мы сходились с отцом: его любимой книгой был «Идиот», моей – «Братья Карамазовы». Думаю, любовь к чтению и писательству передалась мне генетически, ведь папа очень любил читать и писать. Несмотря на то что он написал много политических книг, романы ему удавались ничуть не хуже, и он вполне мог стать известным писателем-романистом. Желание писать у меня появилось уже в раннем детстве. Я сочиняла маленькие рассказы, поэмы – отчаянно выплескивала свои эмоции на листе бумаги. Писательство стало моей единственной возможностью высказаться.

СЧего вам не хватало в детстве больше всего?

Когда вы растете в определенных условиях, вы не задаете себе вопросов, вам кажется, что так и должно быть. И только после начинаете понимать, что существуют другие жизненные модели. Самым сложным для меня было не иметь возможности гордиться своим отцом и говорить открыто, кто он. Вы ведь знаете, как дети в школе часто начинают задираться: «Мой отец пожарный!» – «А мой банкир!» Мне нечего было ответить в таких случаях, я должна была молчать как рыба. Конечно, можно было врать, но я старалась максимально избегать лжи. У меня с детства была установка не врать. Можно что-то умалчивать, недоговаривать, но лгать нельзя ни при каких обстоятельствах. Конечно, по вечерам мы с папой проводили время вместе, но только дома, в четырех стенах. Я не могла пойти с обоими родителями в кино или на прогулку, выбрать с папой платье в магазине, зайти за пирожными в ближайшую булочную. Мое детство было лишено самых простых, но таких ценных вещей, и именно их мне не хватало.

СНо у вас есть любимые детские воспоминания?

Как бы странно это ни казалось, наша жизнь была рутинной. Встречались каждый вечер дома, ужинали, смотрели вместе телевизор или читали, а после отец укладывал меня спать, иногда пел колыбельную. И так изо дня в день, как хорошо выученный ритуал. У нас не было каких-то ярких моментов как раз потому, что все происходило в четырех стенах. В то же время в моей памяти иногда всплывают вспышками какие-то детали. Помню его взгляд, улыбку и лицо, светившееся гордостью в момент, когда он узнал о моем поступлении в среднюю школу. Я помню его выражение лица и то чувство радости, которое испытала сама, глядя на него, ведь в этом возрасте мы всё делаем в большей степени для родителей, чем для самих себя.

СИстория ваших родителей была очень сложной и одновременно невероятно романтичной. Мечтали ли вы о чем-то похожем для себя?

Удивительно, что вы задаете этот вопрос. Вчера я ужинала со своим приятелем, и мы как раз говорили об этом. В подростковом возрасте я была очень закомплексованной как раз из-за той любви, которую наблюдала между моими родителями. Мне казалось, что любовь должна быть абсолютной, иначе в ней нет никакого смысла. Я не флиртовала, такое поведение мне казалось недостойным и пустым.

Сегодня, с высоты опыта собственной семейной жизни, пережитого развода и новой любви, я понимаю, что ни при каких условиях не смогла бы вести тайную жизнь, как мои родители. Никогда. У меня развилась острая «непереносимость» к тайнам любого рода. Это, кстати, к вопросу о психологических травмах. Раньше мне казалось, что ради любви можно пойти на многое, но сейчас я понимаю, что хочу прожить свою жизнь, с любовью или без, и совсем не готова жертвовать ни своим счастьем, ни тем более счастьем своих детей. Моя жизнь и свобода для меня не менее важны, чем любовь.

СКаким был ваш отец? Не президент республики, а отец семейства, человек, которого вы знали.

Со мной он был всегда очень внимательным, нежным, часто баловал меня. Он никогда не ругал меня и не злился, хотя стоило иногда! Его всегда тянуло ко всему простому, и он сам был очень простым в кругу семьи. Вне дома, на виду у всех он должен был всегда соответствовать сво­ему званию. В рабочие будни его ждали череда совещаний государственной важности, званые ужины с руководителями других государств, министры и сотни других людей, которые постоянно окружали его. Поэтому когда он оказывался дома, то хотел просто спокойствия и самых обычных вещей. С удовольствием съедал яйца вкрутую, поднимал ноги на табуретку, и мы садились все вместе смотреть футбольный матч. Такой вот неприкосновенный семейный ритуал: он обожал футбол, и мы всегда смотрели его вместе.

СА что вы испытывали, когда видели отца по телевизору?

Для меня человек на экране был просто персонажем, как, например, для детей, чьи родители актеры. Они видят персонаж, но не видят в нем своего отца или мать, так было и со мной.

СКак изменился для вас образ президента Миттерана за эти годы?

Когда он стал президентом, мне было всего шесть лет. В тот момент сделать какие-то выводы о его образе было невозможно, но даже ребенком я всегда наблюдала, какое неизгладимое впечатление он производил на окружа­ющих. Для меня лично его образ не изменился – скорее это я, повзрослев, начала воспринимать многие вещи по-новому. Стала понимать мотивы его поступков, причины, по которым он что-то от меня скрывал. Вместе с рождением детей у вас появляется более глобальный взгляд на все, в том числе на вашу семью. Ваш отец перестает быть богом для вас и, так же как и вы, и ваши дети, становится важной частью вашего рода, составляющей одного генеалогического древа. С политической же точки зрения у него были взлеты и падения. Он допускал ошибки, как и все, кто когда-то стоял у власти. Кому-то он нравился, кому-то нет, но во все времена к личности Франсуа Миттерана никто не относился с равнодушием. Сейчас его все более мифологизируют: «последний великий президент Франции» с самым долгим сроком правления за всю историю страны – все-таки четырнадцать лет! И главное, он был ярким носителем образа Франции. Правда, этот образ был абсолютно чужд мне, и я хочу, чтобы в памяти моих детей он остался таким, каким знала его я.

СКакое самое главное открытие вы сделали после смерти отца?

Я постоянно открываю для себя что-то новое, но больше это касается взаимоотношений моих родителей. История их любви, этапы и события. Мама внезапно может вспомнить и рассказать что-то, но это происходит, правда, крайне редко, она у меня не из слишком разговорчивых. Вы можете сколько угодно пытать ее вопросами и не добиться ровным счетом ничего. Последнее откровение я услышала от нее на Пасху, когда мы красили яйца. Она вдруг начала рассказывать, как каждый год отец прятал шесть яиц в разных местах, записывая подсказки, где их найти. Я с удивлением спросила: «И что, он правда это делал?» Я и представить себе не могла, чтобы он стал тратить время на такие вещи. «Да, да, он обожал это!» – ответила с улыбкой она. Читать дальше >>

Часть статьи не может быть отображена, пожалуйста, откройте полную версию статьи.

Читать с начала >>

СОхарактеризуйте пятью-шестью прилагательными те стороны и черты Франсуа Миттерана, которые были известны самому узкому кругу людей.

Чувствительный. C необыкновенной аурой. Ему стоило зайти в любую комнату, и все чувствовали невероятную внутреннюю силу и мощь, которые исходили от него. Добрый. По крайней мере, со мной он всегда был очень добрым и внимательным. Скрытный. Решительный. Собранный. В самые критические моменты он мог уйти в лес и гулять там на протяжении нескольких часов, просто чтобы все продумать. Этой черты я, к сожалению, не унаследовала. Он владел своим временем, а не наоборот. Он никогда не позволял срочным делам завладеть собой.

СКакие черты его характера передались вам?

Свободолюбие, независимость. Не другие вам диктуют, что вы должны делать, а вы сами решаете все в своей жизни. А еще – умение добиваться поставленных целей. Наверное, только благодаря этой черте я смогла пройти сложный этап моего личного признания как писателя.

СВаш дебютный «Первый роман» практически сразу стал невероятно популярным. О нем говорили все французские и иностранные СМИ. Безусловно, многие связывали успех книги с именем Франсуа Миттерана, но ведь и вы, должно быть, понимали это.

На момент выхода «Первого романа» скандал вокруг моего имени еще не утих, поэтому разговоры все больше шли не о книге, а о сложившейся ситуации. Так что, с одной стороны, книга стала популярной благодаря моему имени, а с другой – она была воспринята достаточно жестко опять же из-за него. Признаюсь честно, я трудно переживала это. Мне было всего двадцать три года, и я хотела, чтобы люди читали «меня» ради «меня». Я, конечно, понимала, сколько критики может на меня обрушиться, и даже подумывала о том, чтобы взять псевдоним. Но девятнадцать лет тайной жизни и так слишком долгий срок, и я больше не могла прятаться за чужим именем. Сегодня я очень рада, что не стала тогда лукавить, хотя соблазн был велик. Зато вопрос решился раз и навсегда, и теперь я с гордостью ношу свое имя и больше ни от кого не скрываюсь. Возвращаясь к «Первому роману», скажу, что лично я считаю моей настоящей первой книгой «Зашитый рот». В ней я впервые осмелилась заговорить о самых сокровенных вещах, о том, как жила до того дня, когда журнал Paris Match сделал тайну нашей семьи всеобщим достоянием. Книга «Зашитый рот» для меня во многом особенная. Работая над ней, я смогла взглянуть на свою жизнь со стороны, разложить все по полочкам. Ко всему прочему я писала ее, когда ждала рождения своего первого ребенка, и, естественно, это меняло многое. Вообще, главные события моей жизни становятся источником для новых книг, и в то же время слова на бумаге – источник моей жизни. Например, моя последняя книга посвящена разводу, который мне пришлось пережить не так давно. Это история девушки, отец которой работает в SNCF (национальная компания французских железных дорог. – Прим. авт.), а мать – логопед. Персонажи вымышленные, но в то же время в книге присутствует много автобиографических моментов. Мне нравится создавать своего двойника, который не является мною, но думает и поступает как я. Вообще развод – один из таких периодов, когда вы открываете себя заново. Развестись – значит прервать свою семейную схему, и это касается не только вас с парт­нером, но часто и модели взаимоотношений между вашими родителями.

СКак ваши дети перенесли развод?

Конечно, им было непросто, но по крайней мере появилась ясность. Я считаю, что неопределенность в статусе и отношениях родителей невероятно опасна для детской психики. Если бы в детстве я лучше понимала, почему все так, а не иначе, мне было бы легче найти себя в жизни. Если нет любви, то лучше объяснить, что это и есть главная причина ухода из семьи. Как, например, было в случае с моим отцом и его первой женой. Мы никогда не знаем, как сложится жизнь и отношения, но мы можем сделать свой выбор. И именно слово «выбор» является ключевым в моей жизни.

СЗначит, развод был ваш выбор?

Да, и не ради кого-то другого. Просто я перестала быть счастливой в этом браке, отношения не клеились. Умение принимать решение и делать свой выбор – очень важный жизненный пример для детей. Даже если это сложно, надо двигаться к тому, что вы хотите, а не терпеть ради сохранения видимости благополучия. Это, кстати, опять же относится к истории отца, который поначалу не мог выбрать и метался, пытаясь сохранить и ту и другую семью. Но я свой выбор сделала – и счастлива сегодня и вновь влюблена.

СЗначит ли это, что ваша следующая книга будет о любви?

Вполне возможно, и, возможно, даже будет переведена на русский! (Смеется.) Моя новая любовь говорит свободно по-русски, он жил в России. Но я еще не думала о новой книге. В данный момент я работаю над несколькими оригинальными сценариями. Они не имеют никакого отношения к моим книгам, но совсем недавно мне поступило предложение об экранизации моих работ, и, возможно, моя последняя книга будет адаптирована для кино.

СТо, что ваш отец был страстным библиофилом, как-то повлияло на ваш выбор профессии?

У меня несколько специальностей. Во-первых, я профессор философии, а в этом мой отец совершенно ничего не понимал. Что касается моей писательской стези, я думаю, что неосознанно он сыграл тут решающую роль.

СКто-нибудь из ваших троих детей уже проявил желание пойти по стопам дедушки и стать президентом Франции?

Моя дочь Тара часто говорит: «Я буду президентом!», но больше в качестве шутки. Хотя она унаследовала его личные качества, и это проявляется уже в возрасте шести с половиной лет! Моим детям часто приходится слышать в школе: «Ты внук президента Миттерана, сын Мазарин?», так что они с раннего детства понимают, что в них есть что-то особенное. Я спрашиваю: «И что же вы отвечаете? Вы можете сказать: “Ну да, и что из этого?”» Я не могла так ответить в свое время, сейчас они могут открыто говорить это и показывать, что им нечего скрывать. Жаль только, что они не могут оценить, какое это счастье – просто иметь возможность ответить так!

СВы поддерживаете отношения с первой семьей своего отца?

Мы поддерживаем отношения с Жильбером, одним из сыновей моего отца. У нас сложились хорошие отношения, несмотря на то что видимся достаточно редко, поскольку он не живет в Париже. К тому же у нас очень хорошие отношения с детьми Жильбера, моими племянницами. Наше знакомство состоялось уже после смерти отца. В этот день меня переполняли разные необъяснимые чувства. Так странно было встретить абсолютно незнакомых людей и понимать, что они были семьей отца, его близкими и любимыми, а значит, и для вас априори они не могут быть чужими. День похорон был одним из самых сложных для меня, напряженность из-за присутствия двух семей накалялась беспрерывными вспышками сотен блицев. Итог вы наверняка видели сами – фотографии облетели весь мир. К тому же крайне щекотливая ситуация, когда вы не знаете, как вести себя, не принадлежите себе, не можете дать волю эмоциям. В голове тысяча вопросов: сесть вместе с гостями, раствориться в толпе зевак или встать впереди вместе с семьей? Благо мои братья оказались великодушными людьми, и мы стояли вместе. Похороны отца соединили наши семьи.

СНасколько ваш образ, сфабрикованный СМИ, отличается от вашего собственного представления о себе?

Люди, которые не знают меня, изначально имеют свое представление обо мне, как правило, ошибочное. Вы видите сами, я довольно простой, открытый человек. Сразу же иду навстречу своему собеседнику, тем самым ломая первоначальное представление обо мне. Я очень трудолюбивая, и это помогло мне бороться с моим самым сильным комплексом – признанием. Сначала меня девятнадцать лет не признавали, потому что я считалась незаконным, внебрачным ребенком президента, а все последующее время – потому что была дочерью Франсуа Миттерана. Люди не видели во мне личности, я часто слышала разговоры, что меня публикуют только благодаря моему родству. После выхода моей одиннадцатой книги эти разговоры наконец стихли. Но вначале это было очень сложно переносить. И за какое бы дело я ни бралась, ко мне всегда относились предвзято. Это, конечно, только подпитывало мои комплексы, и потому, чтобы утвердиться, я участвовала в самых сложных литературных конкурсах. Они проводились анонимно, и никто не мог сказать, что победила не я, а моя фамилия. Там судили меня и только меня. Это, однако, не помогло мне изжить полностью комплекс. Мне всегда надо было быть лучшей, быть идеальной, чтобы меня признавали. Я постоянно жила под этим давлением и относилась к себе очень жестко. Иногда надо уметь быть просто собой, не заботясь о мнениях и суждениях, которые будут звучать. Мне понадобилась практически вся жизнь, чтобы суметь прийти к этому. Сейчас все изменилось, я уже не собираюсь никому ничего доказывать.

СПосле того как тайна вашего рождения была раскрыта, вы не думали о том, чтобы взять фамилию отца?

В самом начале я была настолько потеряна, что не могла думать ни о чем, эта идея пришла ко мне позже. Вернее, осознание того, что носить фамилию семьи, своего отца, своих предков – важно. Я долго сомневалась. Ведь я всегда с гордостью носила фамилию матери. Все мое детство и юность прошли в окружении маминой родни: кузин, многочисленных теть и дядь, бабушек и дедушек. Они и были моей семьей. Родителей отца я не застала: отец был старше матери и относился к другому поколению. Были и формальные сложности: чтобы изменить фамилию, необходимо было подтвердить свои права. Несмотря на то что отец признал меня официально, мне все равно необходимо было сделать письменное заявление, отправить его в соответствующие инстанции, получить разрешение и т. д. Сам факт этой бумажной волокиты меня ужасно нервировал, поэтому я так на нее и не решилась. Но теперь, похоже, я к ней готова, и очень скоро сделаю это.

СПолучается, прощай, Мазарин Пинжо, здравствуй, Мазарин Миттеран…

А может, я соединю обе фамилии в одну и осуществлю мечту мамы.С

Отрывок из книги Мазарин Пинжо «Никому ни слова» читайте здесь.