Корнель Мундруцо: Достоинство и свобода — только это имеет значение

СВ спектакле «Деменция» звучит вальс Штрауса, музыка, которая прочно, слишком прочно связана с Веной. А в фильме «Белый бог» использована Венгерская рапсодия Листа. Есть что-то, что связывает ваши последние работы с Австро-Венгрией Прекрасной эпохи?

Знаете, постоянно растущий список потерь, которые несет современное венгерское общество, не дает забыть о наследии Австро-Венгерской монархии. Но в данном случае меня больше привлекает не социально-исторический, а эстетический аспект. Драматическая тональность рапсодии Листа коренится в империи Габсбургов. Идиллический мир оперетт, столь популярный от «сладостных времен благословенных» до сих пор, — это праздник фальшивого счастья в жалкой реальности, покрытой густым слоем блестящего лака и порочной лжи. Зрители «Деменции» медленно перемещаются в ужасающую бездну реальности, ведомые напряжением между сладкими звуками музыки и неутешительной правдой.

СДа, на сцене — «праздник общей беды», как сформулировала когда-то группа Nautilus Pompilius. Но возвращаясь к академической музыке — вам в принципе интересна опера как средство общения с аудиторией? Ваша Иоханна, героиня одноименной киноантиутопии, тоже пела. И еще я читала про вашу постановку «Летучей мыши» в варшавском театре TR.

Опера — один из самых абстрактных сценических жанров. Эта абстрактность почти метафизического толка происходит из самой ее природы, когда сюжет возводится над повседневным опытом. Потому опера — не самый легкий жанр, но самый легкий способ оторвать публику с ее будничными проблемами от тривиальных клише.

СПочему в новом спектакле вы вернулись в госпиталь для душевнобольных? Больница была местом действия той же «Иоханны», и для фильма, я слышала, вы отыскали подлинные интерьеры психушки XIX века. Это такая разновидность вдохновения?

Да. Гений места — то, что сокрушает вас. Помимо желания и воли. Вы стоите там и буквально захлебываетесь чувствами. Как будто в истории о призраках: делаете осторожные шаги, следуя за духами прошлого. Или как в волшебной сказке, где игрушки оживают, чтобы провести ночь в другой реальности. А потом приходят кинематографисты, чтобы наконец рассказать всем одну из возможных историй, случившихся в этой палате. Вот почему.

СКак вы думаете, самоубийство по-прежнему один из основополагающих философских вопросов?

Скорее, драма человеческого существования остается одной из краеугольных проблем всего человеческого вида. Вопросы «как?», «следуя каким принципам?», «любой ли ценой?» и «есть ли предел?». Достоинство и свобода — только это имеет значение. Ваш суверенитет, то есть ваша независимость от всего, включая самые влиятельные и неохватные измерения. И трансцендентальное измерение тоже.

СТрудно ли осуществлять независимые постановки в Венгрии? Улучшилась ли жизнь, после того как крупнейшая немецкая компания Match Factory занялась международной дистрибьюцией ваших фильмов?

Жаловаться на жизнь я точно не собираюсь. Искусство всегда независимо, и духовно, и морально. А процессы финансирования и прочие деловые моменты могут часто меняться. Да, бэкграунд творческого процесса всегда обусловлен бизнесом, и его толковым ведением я обязан Доре Буки (она курирует «Протон-театр») и Виктории Петраньи (она — «Протон-кино»), моим и творческим, и бизнес-партнерам по компании.

СМожно ли уподобить психически больных героев «Деменции» собакам из «Белого бога», другим отверженным?

Сходство в том, что и люди из спектакля, и животные из фильма ничего для окружающих не значат. Они никому не нужны. От них одни проблемы. Их унижают и калечат. Они лишены всяких прав (пусть и совершенно разными способами) — это и делает их похожими.

ССреди советских диссидентов в ходу была шутка «мы рождены, чтоб Кафку сделать былью». Многие в России замечают, что нынешняя социополитическая ситуация еще лучше описана Владимиром Сорокиным, «Лед» которого вы ставили, и мы живем уже даже не в кафкианской, а в сорокинской реальности.

Мне трудно судить. Возможно. Может, Сорокин — это Кафка нашей эпохи. Так или иначе, можно сказать, что его пророчества легко могут обернуться реальностью. Кстати, надеюсь, что в будущем у меня будет шанс перенести роман «Лед» и на киноэкран.

СПочему свой перформанс на тему торговли людьми вы назвали «Трудно быть богом»?

Прежде всего потому, что он был придуман благодаря роману Стругацких. Есть и другая причина: каждый, кто осмеливается решать судьбы беззащитных, играет в бога. В этом, кстати, и смысл названия фильма «Белый бог».

СМногие документалисты, например, Харун Фароки, настаивали на этических и эстетических ограничениях в показе насилия. Вы не стесняетесь в натуралистичном его изображении на сцене.

Да. Публике необходим шок, только испытав ужас, коллективная зрительская душа сможет открыться, чтобы заново воспринять элементарные истины, те же, к примеру, десять заповедей.

СПочему вы всегда используете актрису Орши Тот в качестве агнца божьего, святой или мученицы?

Потому что Орши — отличная актриса с чистым сердцем и убедительным физическим присутствием.

СМеня поразил ваш спектакль «Бесчестье» по роману Джозефа Кутзее. Учитывая, что вы часто отталкиваетесь от большой литературы или мифологических структур (таких как истории Жанны д'Арк или Франкенштейна), позвольте задать такой вопрос: художественная литература вообще и роман в частности еще живы?

Конечно. Читать романы, слушать истории — особый вид удовольствия. Это стимулирует разум, побуждает людей с помощью чужих рассказов осмыслять собственные философские, нравственные, чувственные и эротические, интеллектуальные или повседневные проблемы, страхи, надежды. С чего бы вдруг человечеству отказываться от этого удовольствия?С