Поль Саркози: Я всегда уходил первым
«Он утонул! Он утонул!» – кричала в отчаянии женщина лет сорока по имени Котинка. Ее глаза, полные ужаса и слез, не оставляли ни капли сомнения в правдивости ее слов. Даже по лицам военных, славящихся черствостью, вдруг пробежала тень сострадания к призывнику, чье тело уже покоилось на дне озера. Пока они прощались, выражая свои соболезнования, Котинка продолжала лить слезы. Если бы они знали, что то были слезы счастья, что ей так ловко удалось провести военных и спасти своего сына от призыва в армию. В своих мыслях она уже представляла его новую жизнь во Франции. Так оно и случилось. Париж встретил Поля Саркози, как встречает всех, влюбив в себя и заворожив. Правда, отрезвление наступило так же быстро: в первую же ночь ему пришлось провести на решетках метро под звездным небом Парижа. Но уже через двадцать лет Полю было суждено стать миллионером и смотреть на город огней из окон своей роскошной квартиры. Пройдет еще почти сорок лет, и президентом страны, приютившей венгерского эмигранта, станет его сын – Николя. Пожалуй, именно так мог бы выглядеть сценарий захватывающего фильма о жизни Поля Саркози.
Тонкий ценитель искусства, женщин, шикарных авто, сшитых на заказ костюмов и рулетки (он выиграл дом в Нормандии за один вечер в казино) за всю свою долгую жизнь не потерял своего легендарного шарма. Поверить в то, что ему восемьдесят семь лет, так же трудно, как и в историю его жизни. Отец будущего президента был вынужден карабкаться на жизненный Олимп с самых низов, соглашаясь на любую работу. Оттого и отдыхать не привык и даже сейчас начинает каждый свой рабочий день в восемь утра в мастерской. Эту черту характера унаследовал и его сын Николя. Работоспособность и целеустремленность у них в крови.
В семьдесят шесть лет Поль Саркози совершенно неожиданно для окружающих взял в руки кисть и стал художником. Он объехал уже практически весь мир, повсюду выставляя свои картины. Россия – не исключение; его выставка пройдет в Москве в Музее современного искусства в июле этого года.
Наше знакомство с Полем Саркози произошло на выставке «Арт Монако» и началось с моего вопроса: «Как вам живется с фамилией Саркози?» Элегантный мужчина в сером костюме насмешливо улыбнулся: «Приехав сюда эмигрантом, я никак не мог представить, что однажды мой сын будет восседать в Елисейском дворце, и знаете что? Это чертовски приятно, и я горжусь им!»
Любой, кто не знал о его сложных отношениях с сыном, с восхищением посмотрел бы на собеседника. Но, увы, практически вся Франция помнила слова президента, сказанные в одном из его многочисленных интервью: «У меня есть все, кроме отца».
Поль Саркози – четырежды женатый отец пятерых детей от двух разных браков – никогда не принимал обвинения в том, что он плохой отец. Устав от упреков и назойливых вопросов, он решил ответить всем и сразу, выпустив книгу «Столько жизни».
«Пришло время ответить на ложные обвинения в том, что я бросил своих детей. Я с раннего детства приучал их к работе и учил быть целеустремленными, а то, что я не был все время рядом, – это нормально. В мои времена детей растили женщины, чтобы мужчины могли работать и развиваться. Да, я не уделял Николя много времени, но посмотрите, каким человеком он вырос! Работящий, целеустремленный, c экстраординарной памятью и преданностью своему делу – это те черты характера, которые я вложил в него».
…Чтобы попасть к Полю в дом, необходимо преодолеть пешеходный мост через реку, другого способа нет, если вы не являетесь жителем этого района. Царящая здесь тишина заставляет вас на минуту забыть о том, что вы находитесь в двадцати минутах от Триумфальной арки и в десяти минутах от центра Парижа – в коммуне с романтическим названием Леваллуа-Перре.
– Я отправлю за вами лифт, система безопасности не позволяет подняться самостоятельно, – говорит господин Саркози в домофон.
Преодолеть четыре этажа удается за двадцать секунд, и, как только открываются двери, вы попадаете в другое измерение. В нем ключевые роли играют краски. Хозяин дома встречает в белом халате, на котором разноцветными фломастерами пестрят надписи «любимому дедушке», «не болей», «я тебя люблю» и т. д. Такой необычный наряд естественным образом становится предметом нашего разговора, после приветствия, конечно.
– Это внуки постарались на мой день рождения – самое дорогое произведение искусства в этом доме, над которым трудились тринадцать человек одновременно! (Смеется.)
Он приглашает зайти и прямиком отправиться в сердце своего дома – мастерскую, где Поль проводит большую часть времени.
Коридор длиною несколько метров, соединяющий столовую и мастерскую, увешан произведениями Поля, в основном в технике коллажа, правда, понять это удается не сразу, выдают лишь геометрические формы, легшие в основу этих картин.
– Я увлекся коллажами совсем недавно. Здесь нужно зрение орла, в моем случае глаза иногда подводят, но результатом я доволен. Сейчас я работаю над обнаженной натурой. Пойдемте покажу.
Фраза «творческий беспорядок» к Полю никак не относится. В его мастерской тюбики с красками аккуратно выставлены в ряд, кисти разложены по размерам, а на стенах и на полу стоят уже законченные картины. Он подходит к столу, берет в руки линейку и начинает старательно вычерчивать прямые линии.
СВы впервые взялись за кисть в семьдесят шесть лет, что вас сподвигло на это?
Моя жизнь была полной приключений, но даже в самые сложные моменты я очень любил ее. Любил так же сильно, как женщин и моих детей. Сейчас я еще сильнее ценю каждую данную мне секунду в жизни и хочу использовать время по полной, занимаясь тем, что делает меня счастливым. В восемьдесят семь лет занавес может опуститься в любой момент.
СНа большинстве ваших картин в мастерской изображены обнаженные женские фигуры. Вы до сих пор неравнодушны к женскому полу?
Я сохранил для женщин венгерскую вежливость и галантность – то, что видел в своем детстве, и то, чего так не хватало французским женщинам. Моей первой любовью была немка, оставшаяся вдовой с двумя детьми на руках. История любви, которая продлилась четыре месяца, могла бы стать сюжетом целой книги. Эта страсть определила мое будущее. Ее звали Эрика, мне было семнадцать лет, ей – двадцать восемь. Мне часто приписывали то, что я любил женщин моложе меня. Эрика является подтверждением обратного. Я готов был тогда умереть за нее, но память – странная штука: сегодня я не помню ни ее черт лица, ни даже силуэта. Я впервые увидел ее несущей воду в окружении двоих детей, но в семнадцать, когда вы спешите жить, ничто не может остановить вас – ни наличие детей, ни возраст. Тогда войска наступали все ближе, и я оказался перед выбором – последовать с моими родителями или уехать с Эрикой, которая хотела вернуться в Германию, в город, в котором она родилась. И я последовал за ней. Чтобы хоть как-то заработать, взял пятьдесят белоснежных платков втайне у отца и собирался разрисовывать и продавать их. Мне удалось продержать на плаву два месяца мою маленькую семью, продавая эти платки. Но однажды Эрика получила весть от своей матери и решила ехать к ней. Я готов был ехать с ней и в этот раз, но она этого не захотела. Наше расставание стало для меня неожиданным потрясением. Я не хотел жить. С горя я даже бросился под машину, но за рулем оказался хороший водитель. Решение Эрики было окончательным, возможно, этот эпизод и стал причиной моих сложных отношений с женщинами. После этой истории я предпочитал всегда уходить первым. Даже если им иногда казалось, что они хлопнули дверью и ушли, – для меня дверь уже была закрыта. Уходил ли я из-за страха или по какой-то другой причине? Я не знаю.
СА как вы познакомились с первой женой – матерью Гийома, Франсуа и Николя?
Мы познакомились с Андре у нее дома, у меня была назначена встреча с ее сестрой Сюзан Маллах. Даду, именно так я ее называл после, открыла мне дверь, и я был сразу очарован ею. Тогда она была студенткой юридического факультета. В 1949-м мы поженились. Я много работал тогда, стремился сделать карьеру, чтобы обеспечить безбедную жизнь моей семье. Времени на все не хватало, и я не мог проводить с Гийомом, Франсуа и Николя столько времени, сколько мне хотелось бы. Но я никогда их не бросал.
СПосле развода с Андре вы еще не раз были женаты…
Моя проблема в том, что, будучи очень сентиментальным и честным человеком, я шел под венец каждый раз, когда влюблялся или почти влюблялся… Но мне удалось сохранить хорошие отношения со всеми. Во время новогодних праздников я собираю всех за одним столом: моих бывших жен, детей с их половинами и моих тринадцать внуков. Намного приятнее собираться всем вместе, чем жалеть о прошлом!
СКаким был Николя в детстве? Можно ли было судить о его талантах и стремлениях уже тогда?
Все мои дети по-своему талантливы, и я бы не хотел выделять и говорить только об одном из них. Франсуа изучал медицину, Гийом хотел стать инженером, Оливье – банкиром, Каролин – архитектором, а Николя последовал по стопам своей матери и стал адвокатом. Но все они знали, чего хотели, и каждый из них добился успеха на своем поприще.
После прогулки по дому делаю еще одну попытку все же поговорить об их отношениях с Николя – но Поль ловко уходит от ответа:
– Неужели мои достижения и мои работы недостаточно интересны, чтобы говорить о них?
Совершенно очевидно, что неизбежные вопросы о сыне-президенте за последние годы ему порядком надоели. Он, безусловно, признает достижения Николя и говорит о том, что после победы на выборах двери галерей для него начали открываться чаще, но чувствуется в его словах нотка какой-то обиды – то ли профессиональной, то ли личной. В книге Поль мельком упоминает о тонкой душевной организации Николя и его впечатлительности. Вспоминает, что в юношестве он так увлекался конным спортом, что готов был спать в конюшне, но несчастный случай, произошедший с американским актером Кристофером Ривом, который упал с лошади и оказался прикован к инвалидному креслу навсегда, заставил Николя бросить конный спорт сразу, как он узнал эту трагическую новость. Он также подмечает, что Николя – гурман, испытывающий особую слабость к шоколаду. Но, будучи предрасположенным к полноте, он вынужден все время ограничивать себя. В то время как сам Поль может есть шоколад в любых количествах.
СПоль, давайте вернемся к самому началу: как вы оказались в Париже?
С приходом в Венгрию Советской армии у меня было два пути: стать одним из солдат или бежать. Я выбрал второй путь. Убежать тогда удалось немногим, но у мамы была подруга, которая сообщила нам заранее, что начинается мобилизация, и я отправился в Париж за несколько дней до призыва. Дорога была долгой и сложной. Сначала я попал в Марсель во Французский иностранный легион. Все считают, что я записался туда сам, но, убегая от одной войны, пошел бы я на другую? Тогда мой контракт на пять лет был заключен обманным путем: двадцатилетний парнишка, я не понял, как меня надули и на что мне пришлось подписаться. Благо волей случая я был демобилизован и наконец добрался до Парижа, где мне пришлось всему учиться заново. В первую очередь языку, потому что я не говорил бегло по-французски. После нужно было адаптироваться к культуре, которая была так далека от меня. Я вырос в традиционной семье венгерских дворян с фамильным гербом, своими вековыми устоями и традициями. Но кое-что я с легкостью усвоил: я несколько раз разводился, что было невообразимым в это время в Венгрии… Прибыв в Париж нищим, я не растерял своей гордости и пытался показать всем, кем на самом деле являюсь. Острая необходимость в признании и любви была главной движущей силой для меня.
СКогда впервые вы почувствовали, что добились своей цели – признания?
Когда я только оказался в Париже, я брался за любую работу: подрабатывал художником-портретистом, носил бобины на кинопроизводстве, работал курьером и даже выходил на ринг. Известный в свое время художник Фриске, у которого я проходил стажировку, научил меня рисовать афиши. Так началась моя карьера в рекламном бизнесе. Я работал для «Ореаль», ставшей впоследствии известной маркой L’Oreal. Набрался опыта в «Элвингер» – крупном рекламном агентстве и, наконец, открыл свою «Студию Саркози». Я всегда любил свое дело, был полон идей и даже придумывал новые продукты. В начале семидесятых я был ответственным за разработку нового фирменного стиля марки Biotherm и создал первое солнцезащитное средство от морщин.
СТеперь вы нашли себя в роли художника и уже успели объездить практически весь мир. Несколько лет назад вы уже были в Москве, что нового нам ждать в этот раз?
Моя первая выставка в Москве состоялась благодаря приглашению Зураба Церетели. Мы познакомились с ним в Венгрии, откуда он пригласил меня в Москву. С той поездкой у меня связаны замечательные воспоминания, мне присудили звание почетного члена Академии искусств России. А у меня в кабинете висит картина – подарок Зураба. В этот раз он приехал ко мне в гости и предложил повторить тот опыт. Я с радостью согласился. Какую именно серию картин я буду выставлять, мне бы не хотелось пока говорить. Но, думаю, та обнаженная натура, которая стоит у меня на мольберте еще незаконченной, обязательно найдет свое место среди экспонатов в Музее современного искусства.С