Кира Сапгир: Порядок сродни божественному

Последние шестнадцать лет Колетт прожила в доме № 9 на улице Божоле, с окнами, выходящими на Пале-Рояль.

«В субботу и воскресенье в саду Пале-Рояль почему-то до полудня безлюдно и очень тихо. А ведь достаточно было бы детской свистульки, чтобы нарушить этот порядок сродни божественному», – напишет она о своей последней гавани в самом сердце французской столицы.

По существу, у Колетт с Пале-Роялем состоялась «любовь до гроба». И сегодня в коллективном сознании эти два имени практически неотделимы друг от друга. Собственно, Колетт завершила вереницу исторических имен, связанных с одной из самых культовых достопримечательностей Парижа – дворцом и садом Пале-Рояль.

«Меня зовут Клодиной, а живу я в Монтиньи. Здесь я родилась... но думаю, что умирать буду не здесь…» – это первая фраза первого романа Колетт «Клодина в школе». На самом деле родина Колетт, как и ее героини, юной Клодины, – Бургундия. Там Сидони-Габриэль Колетт родилась 28 января 1873 года, в городке Сен-Совëр-ан-Пюизе.

В восемнадцать лет у Колетт была роскошная коса длиной один метр пятьдесят восемь сантиметров. И эта коса пленила прожженного парижанина, автора популярных бульварных романов Анри Готье-Виллара, у которого был псевдоним на английский манер – Вилли. За него в 1893 году Колетт вышла замуж. Сейчас уже никто не помнит имени Вилли. И если вспоминают о нем вообще, то только оттого, что некоторые книги, подписанные им, на самом деле написаны его молодой женой Колетт.

Однажды Вилли предложил скучавшей в Париже двадцатилетней супруге начать писать, просто чтобы провести время. Например, записать забавные истории о школьной поре, над которыми сам покатывался со смеху, слушая Колетт. Рассеянным взглядом пробежав написанное – только чтобы не обидеть молодую жену, Вилли был потрясен свежестью тона, сочными красками, какой-то бархатистостью стиля и предельной точностью каждого описания! Ловкач-беллетрист немедленно продал рукопись издателю под своим именем, назвав роман «Клодина в школе». Так появился первый роман Колетт о Клодине, за которым последовала целая вереница.

Успех был потрясающим! Клодина, женщина-подросток, вызвала настоящую сенсацию в Париже! Ведь на сцену, сменив пышных красавиц бель-эпок, легким шагом вошла новая женщина, грациозная, независимая, дерзкая.

Весь Париж сходил с ума по Клодине. Даже был создан особенный стиль «Клодина» – совместное творчество Колетт и ее лучшей подруги Коко Шанель: пиджак мужского покроя, белый отложной воротничок с черным бантом, фетровый котелок.

Но доходы от всего этого получал Вилли, нещадно эксплуатировавший жену, которую держал у себя в литературных «неграх» – и вообще в «черном теле». Лишь к тридцати годам удалось Колетт опубликовать сборник рассказов под своим именем и освободиться наконец от литературно-супружеской повинности. Вырвавшись от Вилли, Колетт поступила в «Мулен Руж». Как выразился ее друг, комедиограф Саша Гитри, «повела жизнь танцовщицы-писательницы».

Коротко стриженная, гибкая и грациозная, как кошка, Колетт, тридцатитрехлетняя «красотка кабаре», выглядела подростком.

Любовь у Колетт всегда земная, обращенная к зримому, вещному миру. Такой любви не знают родившиеся в больших городах. У того, кто провел детство среди серых городских камней, не может быть такого острого зрения. Привыкнув в детстве всматриваться в деревенский простор, Колетт все в своей жизни видела невероятно красочно, рельефно. Она – редкий стилист. У нее невероятно богатый словарь, приобретенный в ее родной французской глубинке. Известно, что Колетт, подобно крестьянам из ее родных мест, даже не грассировала, и речь ее пестрела деревенскими словечками… А вот ее описания природы не уступают кисти Коро:

«Прелесть и очарование этого края составляли холмы и долины. Долины местами суживались, превращаясь в теснины», – пишет она в одной из книг. «Но главными были леса, леса необозримые и глухие, плавными валами катившиеся вниз по склонам – далеко-далеко, как только видит глаз… Изредка зеленый дол прерывался небольшой пашней. Но она тотчас же тонула в беспробудных лесах. Там и сям – несколько бедных ферм, совсем немного, но достаточно для того, чтобы их красные крыши оттеняли бархатную зелень…»

Творения Колетт несли наслаждение всем пяти чувствам. И все пять чувств несли наслаждение ей самой. Она любила все. Любила молодых мужчин – и не отвергала немолодых. Любила зверей и птиц, любила деревню и шумный город, любила солнце и тьму – и любила саму любовь.

Вход с улицы Валуа, сегодня в сады Пале-Рояля лучше проникнуть через малую калитку, проделанную в «Пассаже двух павильонов». Именно отсюда открывается во всей красе вид на площадь, дворец и блистательный променад, так восхитивший некогда автора «Истории государства Российского», Николая Михайловича Карамзина, посетившего Париж в 1790 году.

«Вообразите себе великолепный квадратный замок и внизу его аркады, под которыми в бесчисленных лавках сияют все сокровища света, богатства Индии и Америки, алмазы и диаманты, серебро и золото; все произведения натуры и искусства; все, чем когда-нибудь царская пышность украшалась; все, изобретенное роскошью для услаждения жизни!.. И все это для привлечения глаз разложено прекраснейшим образом и освещено яркими, разноцветными огнями, ослепляющими зрение. Вообразите себе множество людей, которые толпятся в сих галереях и ходят взад и вперед только для того, чтобы смотреть друг на друга! Тут видите вы и кофейные заведения, первые в Париже, где также все людьми наполнено, где читают вслух газеты и журналы, шумят, спорят, говорят речи и проч. <...> Всё казалось мне очарованием, Калипсиным островом, Армидиным замком...» – гласит знаменитая цитата из «Писем русского путешественника» Николая Карамзина.

Колетт поселилась здесь после двух бурных браков, закончившихся разводами, рождения дочери и пятнадцати переездов – по всему Парижу. В жилище с окнами, глядящими в сад, ей хорошо. Там у Колетт все, что она так любит: кошки и собаки, цветы и фрукты, коллекция старинных стеклянных шаров – пресс-папье и, самое главное для нее, пачки бледно-голубой писчей бумаги (бледно-голубой цвет не утомлял глаз). На этой бумаге, при свете лампы с бледно-голубым абажуром, пишет она по ночам.

В то время Колетт уже почти не может ходить, жестоко страдая от артрита. И, заметив в поздний час свет голубой лампы сквозь ветви сада, приходят развлечь и отвлечь соседку от страданий неразлучная пара – поэт Жан Кокто и его возлюбленный, белокурый атлет, писаный красавец, киноактер Жан Маре.

«Воздух Пале-Рояля освещен лунами лампад окружающих арок», – написал пятидесятилетний Жан Кокто, поселившийся там в 1940-м.

«Кокто прекрасно устроился, – откликается Колетт. – Кухня со всеми удобствами, четыре комнаты, ванная, горячая вода».

«Из своего окна я болтаю с Колетт, которая пересекает сад со своей палочкой, элегантно повязанным шарфом на манер галстука, красивым глазом и в сандалиях на босу ногу», – замечает ее сосед.

Впрочем, Колетт и Кокто – «кошка и лис», как их звали, – были больше чем соседями или даже друзьями: они были сообщниками. На бесчисленных сдвоенных портретах у них такой вид, словно им шепчут на ухо о чем-то по секрету. Взгляд полон лукавства, на губах усмешка – не то над миром, не то над собой. Даже прически у обоих похожи: мелко курчавятся светлые волосы, сбитые на сторону, слева направо – будто ветер сдувает морскую пену.

...Их двойная тень застыла на дорожках Пале-Рояля. И приходящий сюда, возможно, расслышит в шуме каштанов заговорщицкий шепоток, шутку, шелестящий смешок.

«Успокойтесь, ничто не угасло – просто я удаляюсь от вас. Ухожу в открытое море, не в пустыню», – напишет Колетт в книге «Голубой маяк» – одной из последних.

В 1954 году она тихо угасла в своем жилище над картинами Пале-Рояля. Ей был восемьдесят один год. Католическая церковь отказалась отпевать покойную, поскольку она была разведенной (надо сказать, до сих пор разведенные верующие лишены права причаститься). При этом французские власти устроили Колетт всенародные похороны. И когда ее гроб поплыл в сопровождении громадной толпы из дома № 9 по улице Божоле, в ветвях деревьев Пале-Рояля, казалось, раздался грустный вздох.

Свой последний приют она нашла на кладбище Пер-Лашез.

Имя Колетт увековечено на площади близ Пале-Рояля перед «Комеди Франсез». Площадь была названа в ее честь в 1966 году волей тогдашнего министра культуры Франции Андре Мальро.

«Она сбежала из всех литературных школ, как озорная школьница – с уроков», – писал Жан Кокто.

Озорная школьница – Клодина – сейчас живет под тисненым переплетом «Плеяды», возводящей писателей в ранг классиков. Но для той, что подарила ее миру, главным всегда был «восторг перед жизнью». Мгновение для Колетт было притягательней вечности. А важнее любой славы – смех в саду, краткое, робкое слово первой страсти или же нежный, презрительный взгляд, какой бывает у женщин и кошек.С