Вадим Рутковский: Сверлия в Москве: Электротеатр СТАНИСЛАВСКИЙ вступил в контакт с внеземной цивилизацией
Сверлия — не просто вымышленная волшебная страна; это особая потусторонняя цивилизация, существующая параллельно земной и оказывающая на земные культуры разнообразное влияние. Знак Сверлии — сверло, потому всё, что в нашем мире напоминает сверло, происходит от Сверлии: от игрушечной наследницы Вавилонской башни — падающей Пизанской каланчи — до молекулы ДНК. Сверлия существует сразу в трех временах, у нее две столицы, и населяет ее множество рас — Авры, Легионеры, Гетеры, Дрейлеры, Русалки, а также неуемные лабораторные исследователи Вероятностных Потенциалов Простигосподи, чья деятельность приводит к образованию Дыры между Сверлией и Землей. Угроза гибели заставляет властителей Сверлии, царя Упыря и царицу Лядище, породить Сверлийского Принца, которому суждено вступить в битву с Кружевницей — Богиней судьбы Сверлии.
Так в кратком изложении звучит введение в Сверлию, которое сам Борис Юхананов начитывает из динамиков, пока зрители собираются на спектакль. Прочесть расширенную версию сверлийской истории можно и здесь, на сайте Мастерской индивидуальной режиссуры — проект родился не сегодня, и показ первого эпизода цикла — увертюры — прошел еще в апреле 2012 года. Я, правда, не уверен, что подробное знание барочно избыточного текста (в котором и стеб, и патриархальная велеречивость мифа, и основы монотеистической религии, и катание на дионисийской карусели с ее вечным возвращением умирающего и рождающегося бога, и научная фантастика для старшего школьного возраста, и вдохновенный абсурдистский гон) так уж необходимо для просмотра. Это нелинейная опера, обходящаяся без традиционного повествовательного либретто. Отношения между созданиями, сотворенными Юханановым на бумаге, причудливы так же, как и связи, в которые вступают свет, звук и медленное, но безостановочное сценическое движение. Юхананов — подвижник синтетического и тотального искусства: родившийся из романа-оперы спектакль-перформанс длится и после выхода актеров на поклоны – на CD, съемка каждой части обещает грядущее новое рождение — на DVD, в виде фильма; и оттого только, кажется, у Юхананова в фойе встречаются люди театра, кино и академической музыки, в обычной жизни находящиеся друг от друга так близко — и почти непреодолимо далеко, как Земля и Сверлия.
Сегодня «Сверлийцы» превратились в пять музыкально-театральных перформансов на музыку шести важных современных композиторов. За дирижерским пультом — Филипп Чижевский, исполняют оперу Московский ансамбль современной музыки, вокальный ансамбль N’Caged и ансамбль Questa Musica. Ко дню публикации этого текста Электротеатр показал эпизоды Дмитрия Курляндского и Бориса Филановского; впереди — работы Алексея Сюмака, Сергея Невского, Владимира Раннева и Алексея Сысоева; для зрителя, который следит за актуальным театром и бывал в ЦИМе, на «Платформе» и в «Гоголь-центре», имена не чужие. У каждой части — свое визуальное и пластическое настроение; в двух уже показанных есть небольшие подпорки для зрителя, привыкшего к более ординарному театру: в первом эпизоде — это кентавр-отец, читающий младенцу сыну фрагменты сверлийского эпоса, во втором оперный формат разрывает бесцеремонное вторжение документального кино: фрагмент диалогов между Юханановым и Филановским проясняет значение трех букв древнееврейского алфавита (иудаизм, по Юхананову, — одно из земных проявлений Сверлии).
Не знаю, что думает по поводу «Сверлийцев» «Один-единственный единый» Б-г, но ноосфера точно говорит Юхананову спасибо — масштаб и значимость предпринятого им эксперимента трудно переоценить. Современные российские композиторы участвуют не то чтобы в изящном летнем фестивале Электротеатра — они творят коллективный текст. Примерно как в 1926 году 25 советских писателей (в списке значатся Исаак Бабель и Михаил Зощенко, Алексей Толстой и Леонид Леонов, Александр Грин и Константин Федин) по заданию главреда «Огонька» Михаила Кольцова сочинили роман «Большие пожары» — революционный ответ коллективистскому духу эпохи. Раньше, конечно, было совсем другое время, но утопический романтизм Бориса Юхананова обладает серьезным даром убеждения. И это действо, почти немыслимое для грубой, слабо восприимчивой к неортодоксальному искусству столицы, оказывается жизнеспособным (а ведь каких-то года два назад в этих стенах пипл хавал бульварный фарсок «Мужской род, единственное число»).