Елизавета Епифанова: Часы глазами Эми Фары Фаулер

Как мозг переводит стрелки

Согласно сериалу «Теория большого взрыва», нейробиологи занимаются тем, что подсаживают мартышек на кокаин, а потом вскрывают им мозг. На самом деле среди них встречаются настоящие эстеты. Как, например, Самир Зеки, который основал в Калифорнии учреждение с соответствующим названием — Институт нейроэстетики.

Суть его учения примерно в следующем. Мозг человека эффективно развивался, утрамбовывался в складки, кора нарастила много полезных зон, например, надкраевую извилину и веретенообразную извилину, появились зеркальные нейроны (это те, что отвечают за эмпатию и способность воспроизводить действия других) — все это помогло человеку выживать и обучаться в мире больших и злых хищников, но потом, чтобы все это богатство не заросло мхом, оно превратилось в инструмент эстетического созидания и наслаждения. Таким образом, нейронные пути от зрительной зоны до лимбической системы, изначально предназначенные для распознавания опасности, теперь используются, чтобы подобрать, скажем, галстук в тон рубашке.

И если знать первичные механизмы реакции (опасность, съедобно, самка), то можно понять, что именно и почему люди считают красивым.

Другой калифорнийский нейробиолог Вильянур Рамачандран, единомышленник Зеки по части нейроэстетики, даже придумал свои фирменные «правила красоты» с точки зрения эволюции и работы мозговой коры. Правил вначале было восемь, но по мере написания новых книг стало уже десять:

Часть статьи не может быть отображена, пожалуйста, откройте полную версию статьи.

Подробнее об этих правилах можно прочитать практически в любой из книг Рамачандрана, но в основном он выводит их все из базовых навыков, необходимых для выживания в дикой природе. Мелькнули в кустах пятна — это антилопа или тигр, бить или бежать? Человек принимает решение и запоминает не только удачный результат, но и удовлетворение от самого процесса его принятия — так называемый «ага»-эффект. Воспроизведение этого «ага»-переживания в объектах искусства и становится эстетическим критерием. Главный недостаток нейроэстетов в том, что они отметают жалкие попытки людей логически оправдать свои предпочтения. С философией они вообще не дружат. Да и с самой эстетикой у некоторых нейрофизиологов, прямо скажем, не очень.

Но тем не менее интересно посмотреть, как лимбические реакции оказывают влияние на привлекательность тех или иных предметов. Например, часы — круглые, со стрелками. Это не квадрат Малевича, тут не разгуляешься.

Вещь в себе

Основа привлекательности объекта в том, что он должен представлять собой цельный образ. Это и называется «законом группировки», когда разрозненные черты соединяются в единую композицию. Вспоминая прячущегося в кустах зверя, человеческий мозг мысленно объединяет кучку желтых пятен и получает картинку льва. Впоследствии пятна могут быть уже любого другого цвета, просто человеку атавистически приятно группировать похожести. В случае часов первое, что создает эффект группировки, — это соответствие цвета ремешка цвету циферблата или корпуса.

Важно также, чтобы форма разметки и даже стрелок перекликалась с чертами корпуса. Например, знаменитые «яблоки Бреге» на вороненых стрелках создают общность благодаря идее малого круга, вписанного в большой.

Но еще тоньше и эффектнее цельность такого объекта, как «наручные часы», подчеркивает правильное сочетание круга и трапеции. Круг «держит» циферблат, трапеция является переходным элементом от корпуса к прямоугольному браслету. При этом люди воспринимают часы исключительно как круглые, а про прямые углы забывают. Два наиболее характерных примера круга, заключенного в многоугольник, — Grand Seiko и Rolex Oyster.

Но главным мастером группировки в часовом дизайне был легендарный Джеральд Джента, который создал образ круга фактически из одних прямых граней. Его фирменным изобретением была «гайка», в которую он превращал любые часы, попавшие к нему в руки: IWC Ingenieur, Patek Philippe Nautilus, Audemars Piguet Royal Oak, Omega Constellation и, наконец, Bvlgari Octo.

Интересно, что «гайка» хороша тем, что служит группирующим объектом между кругом и прямоугольником, но может быть доминирующей формой. Хотя, возможно, только для людей с хорошим чувством юмора.

Большие буфера

Среди всех правил Рамачандрана самое забавное — «максимальное смещение», которое на практике успешно применяется при дрессировке животных. Оно состоит в том, что если зверька приучить к какому-то объекту, имеющему характерные черты, то в дальнейшем он только на эти черты и будет обращать внимание. Например, если крысе класть еду в прямоугольную кормушку, а в квадратную не класть, то она запомнит, что прямоугольник — это хорошо. И впоследствии, если перед ней поставить широкую и узкую прямоугольные кормушки, она выберет узкую, потому что она более прямоугольна. Читатели мужских журналов также хорошо знают закон максимального смещения, называя его «большие буфера».  

Правило успешно действует и в случае наручных часов. Ультратонкие часы год от года становятся все тоньше, а турбийоны — все больше.

Изоляция и контраст

Это наиболее логичные правила нейроэстетики. Контрастность объекта позволяет быстрее определить его границы, а изоляция, то есть привлечение внимание к какой-то одной детали, необходима, потому что человеческий мозг имеет лимит этого самого внимания. Глаз может смотреть на все стрелки разом, но правая теменная доля все равно выберет всего одну. И ее нужно сделать красной.

Точно так же карандашный набросок мозгом воспринимается легче, чем целое многоцветное полотно. Кстати, можно заметить, что и многие часы лучше выглядят на эскизе, чем в жизни. Удержаться от излишеств, сохранив буквально контур корпуса и циферблата, требует изрядного мастерства.

Cимметрия и ритм

Хорэс Барлоу ввел в нейропсихологию понятие «подозрительное совпадение». Оно исходит из того, что в природе абсолютной симметрии не бывает, и когда человек видит картинку, которая уж больно ладно складывается, мозг отказывается ей доверять, чувствуя угрозу. Поэтому симметричный часовой циферблат только выигрывает, если внести в него «неправильный» элемент, оживив композицию. Особенно в создании искусственной асимметрии преуспела часовая школа Гласхютте.

Также выигрышно смотрятся сочетания круглой разметки с линейными индикаторами и особенно ретроградные указатели.

При этом боязнь совпадений ни в коем случае нельзя доводить до хаоса. Гармония, в том числе и в часах, задается ритмом, состоящим из повторов и отбивок. Например, повтор — это одинаковые цифры разметки, которые через равные промежутки перебиваются окном календаря или счетчиками хронографа. Накладные «лапки» на ранте задают ритм римским цифрам, выгравированными на ранте,

так же как любой другой ребристый узор или гравированные зоны. Или, например, цветные полосы другого оттенка, пересекающие циферблат.

И снова буфера

Наибольшую сложность у нейроэстетов вызывает последний пункт списка — механизм метафоры. С точки зрения мозговой деятельности, метафора — это сновидческий образ онейроидного мышления, возникающий в правом полушарии, который затем оформляется в логический образ в левом полушарии. Как именно это происходит, ученые не знают. Но одним из частых случаев метафорического инструментария дизайнера является прием «пикабу» или завуалированного образа, вновь отсылающего мозг к далекому предку, пытающемуся разглядеть в зарослях дичь. Почему недосказанность, аллюзия, намек эффектнее подробного рисунка? Потому что человек любит разгадывать загадки. А самые любимые загадки касаются темы смерти и секса, что также успешно используется в часовом дизайне. Секс, конечно, чаще.

Возвращаясь к Джеральду Дженте, можно вспомнить, как в начале двухтысячных он основал марку Gerald Charles и стал делать часы с мостом турбийона, в котором отчетливо угадывались его собственные усы. Наверное, это был самый неудачный проект синьора Дженты, потому что усы его несли сомнительный эротический подтекст, а кого-то даже отпугивали.

Часовым коллекционерам нравятся выпуклости и округлости.

И особенно, когда их две.