Андрей Волков: На высоте 8 тысяч метров никто не имеет права рассчитывать на помощь

После просмотра фильма Балтазара Кормакура о трагическом восхождении в 1996 году на высочайшую вершину мира двух коммерческих экспедиций остается много вопросов. Зачем люди стремятся покорить вершины, рискуя погибнуть? Что происходит с телом человека на высоте более 8 километров? Как альпинисту сделать выбор: помочь умирающему или пройти мимо? Об этом рассказали президент Федерации альпинистов России Андрей Волков, президент клуба «7 вершин» Александр Абрамов, в разное время покорившие Эверест Иван Душарин, Людмила Коробешко, Сергей Дудко, Денис Абуев, а также кардиолог Ярослав Ашихмин.

Кладбище Эвереста. Почему погибшие остаются на склонах горы

Ксения Чудинова: Нам «снизу» этот фильм видится не так, как вам «с вершин». Статистика восхождений на Эверест различается, но самые распространенные цифры такие: 1500 восхождений и 200 погибших. Больше 10 процентов альпинистов не вернулись. Вы, Александр, в одном из интервью сказали, что нельзя продолжать совершать восхождения, лавируя между трупами и делая вид, что это в порядке вещей. Вы говорите, что настало время разработать программу по спуску погибших с маршрута.

Александр Абрамов: Восходить в таких условиях нельзя, но приходится. Что делать с телами погибших — вопрос еще не решенный. Но когда альпинист погибает в горах, принято считать, что он по крайней мере закончил свою жизнь в местах, которые любил всей душой. Я бы хотел погибнуть в горах.

Андрей Волков: Непал в свое время провел экспедицию по очистке южной стороны Эвереста, где скопилось много баллонов, которые оставляли альпинисты. Были убраны и останки погибших, потому что некоторые погибли буквально на тропе. Сейчас Эверест с южной стороны свободен от этих ужасных картин.

Альпинисты гибнут в горах, но это не то, что характеризует альпинизм. И чтобы уйти от этой темы, хочется сказать, что восхождение моей экспедиции на Эверест произошло за четыре года до трагедии, показанной в фильме. И я был знаком со Скоттом Фишером из «Горного безумия» (одна из коммерческих экспедиций 1996 года. Фишер погиб во время спуска. — Прим. ред.). Мы встретились с ним выше первого лагеря и поспорили о том, как проходить маршрут, кто пойдет первым, а кто вторым. Актер в фильме не очень на него похож.

Ксения Чудинова: Боюсь, что от темы смерти в альпинизме никуда не деться. Для тех, кто поднимается на вершину, тела погибших — это напоминание о ценности жизни. А сколько стоит жизнь альпиниста на Эвересте в денежном выражении и в метафорическом?

Андрей Волков: Стоимость жизни — это вопрос к страховым компаниям. Но для каждого из нас жизнь эгоистично бесценна.

Александр Абрамов: Когда ты идешь и видишь, что кому-то плохо, но тебе самому не лучше, непонятно, кому кого спасать и что делать. Трудно понять, что происходит на высоте, пока сам туда не поднимешься. И да, жизнь любого человека бесценна.

Андрей Волков: Помощь на высоте выглядит совершенно не так, как внизу. Серьезно помочь человеку — передвинуть его, перенести — выше 7 километров просто невозможно. Когда в фильме Анатолий Букреев поднимает людей, надо понимать, что он был необычным человеком даже для альпинистского мира. Он был высотником экстра-класса с уникальными физическими данными. То, что он ходил туда-сюда на высоте выше семи километров, — это экстраординарное событие. Обычный альпинист такого сделать не смог бы.

Александр Абрамов: На такой высоте можно помочь только тому, кто в состоянии стоять на ногах и двигаться. В противном случае его песенка спета.

Горная болезнь. Что происходит с человеком во время восхождения

Ксения Чудинова: В фильме есть непонятный мне момент: Бек Уизерс, у которого начались проблемы со зрением на высоте, но сохранилась способность передвигаться, зачем-то остался дожидаться проводника экспедиции, пока остальные на спуске шли мимо него. Почему?

Александр Абрамов: Фильм снят по трем книгам, которые были написаны Кракауэром, Букреевым и Уизерсом. Он вышел очень реалистичным и достоверным, за исключением неточностей, которые пришлось допустить просто для того, чтобы фильм получился. Например, в реальности никто не снимает кислородную маску на высоте, чтобы поговорить — альпинистам вообще не до этого. На высоте мозг очень плохо работает. Отсутствие кислорода затормаживает мозговую деятельность, возникают галлюцинации. Дмитрий Москалев так однажды начал на полном серьезе разговаривать со своими ногами: советовался то с левой, то с правой, идти вниз или вверх. Это звучит смешно, но на деле очень опасно. И то, что люди в экстремальной ситуации плохо соображают, не понимают друг друга, — это обычная ситуация. Поэтому и было совершено много ошибок при восхождении: кому кого где ждать.

Одной из основных ошибок экспедиций 1996 года стало то, что на гребне группы сопровождали всего два шерпа, хотя предусмотрено было 18. Остальные по какой-то причине сидели на южном седле в ожидании спуска команды. Может, я невнимательно читал книжки, но никто не объяснил, почему так произошло. Возможно, проводники хотели сделать восхождение более спортивным, но если в экспедиции принимают участие не спортсмены, делать этого нельзя.

Андрей Волков: При просмотре фильма может возникнуть иллюзия относительно скорости движения альпинистов. Они там все очень быстро двигаются. В реальности все происходит раз в пять медленнее. Все часто останавливаются и напряженно дышат. Но смотреть такое кино было бы очень скучно. Герои фильма разговаривают, поэтому кажется, что участники экспедиции недопоняли друг друга. Хотя на самом деле у них не было возможности и поговорить.

Ксения Чудинова: Ярослав, а можете подробнее рассказать про «горняшку»? Что происходит с человеком на такой высоте?

Ярослав Ашихмин: Есть несколько состояний, которые могут случиться с человеком на таких высотах. Все слышали о горной болезни, но есть еще одна проблема — отек головного мозга, атаксия, при которой человек не может двигаться. Ее сложно определить, можно ошибочно принять за горную болезнь. Тем более что одновременно у человека может быть отек мозга и отек легких, который может проходить без симптомов. Как, например, объяснить, что Бэк Уизерс долгое время лежал без сознания, а потом очнулся и смог дойти до лагеря? При горной болезни или обморожении у него это вряд ли получилось бы, а объяснить его состояние мягким отеком мозга вполне можно. Меня больше всего в фильме удивило, что альпинисты не использовали никаких медикаментов для облегчения восхождения и спуска. Когда читал о восхождениях на высоту в американской литературе, большое внимание там уделялось фармакотерапии.

Александр Абрамов: На самом деле при восхождении ничего, кроме витаминов, принимать нельзя, любые энергетики можно использовать только во время спуска. И то только когда речь идет о спасении жизни, чтобы продлить работоспособность организма. Ни в коем случае нельзя принимать тонизирующие средства при подъеме вверх: когда действие лекарства заканчивается, ты оказываешься еще выше и в более тяжелых условиях, но еще менее сильным. Это то, что произошло со Скотом Фишером, который колол себе дексаметазон: когда действие препарата закончилось, он упал без сил, обрекая себя на смерть. Я сам видел такие трагедии: в 150 метрах от финиша человек, который шел бодрее всех, вдруг просто повис на веревках и умер.

Ярослав Ашихмин: Что еще меня удивило при чтении литературы об альпинизме: американцы утверждают, что при фармподдержке восхождения могут совершать даже пациенты с серьезными заболеваниями.

Андрей Волков: Я бы категорически не согласился с этим, базируясь на своем опыте. Может, медицина и шагнула далеко, но мы все еще очень плохо понимаем, как эти лекарства будут работать на высоте. Не думаю, что существуют многочисленные исследования клиники на высоте 8 километров. Мы стараемся избегать приема любых лекарств, если речь не идет о жизни и смерти. Дексаметазон можно принимать только при спуске вниз. 

Коммерциализация гор. Что изменилось за 25 лет

Ксения Чудинова: События, описанные в фильме, произошли в 1996 году. С тех пор прошло почти 20 лет. Неужели за это время не появилось никаких решений, которые помогают безопасно взойти и спуститься?

Андрей Волков: Нет. Лучше стали материалы, из которых сделано снаряжение. Это важный вклад, но не революционный. Восхождение как было тяжелым, так и осталось.

Александр Абрамов: Да, кислородные баллоны стали чуть легче, а снаряжение стало крепче и надежнее. Люди больше не идут на вершину, пока шерпы не провесят весь маршрут от подножия до вершины. Ни одна экспедиция не начинает свой путь, пока не станет известно, что шерп забил последний гвоздь. Потому что начали учитывать опыт прошлых экспедиций, в том числе трагический. Появилось больше правил, написанных кровью альпинистов. Но возможности человеческого тела не изменились.

Ксения Чудинова: Обсуждение и осуждение коммерциализации Эвереста произошло после того, как трагедии, подобные той, что мы видели в фильме, начали происходить систематически. Одна из историй, которая меня особенно потрясла, — гибель англичанина Дэвида Шарпа, мимо которого безучастно прошли 42 альпиниста. Совершающие восхождение телевизионщики канала Discovery даже попытались взять у него интервью, но затем оставили умирать. В этот же день на вершине оказался безногий новозеландец Марк Инглис, совершивший восхождение на протезах. Он тоже прошел мимо Шарпа. Японцы говорят, что на высоте выше 7 тысяч метров мораль — это роскошь. Первовосходитель на Эверест Эдмунд Хиллари сказал, что коммерциализация оскорбляет горы. Оскорбляют ли горы попытки непрофессиональных альпинистов покорить их?

Александр Абрамов: Раньше люди ходили по дорогам пешком, потом появились кареты и машины. Это удачный пример коммерциализации. Аналогично в горах появляются коммерческие экспедиции, которые для своих участников провешивают веревки, прокладывают маршруты. И оказывается, что, если бы не было веревок, погибало бы не 10 процентов альпинистов, а 20 или больше. Процент погибших на Эвересте постоянно снижается именно потому, что в экспедициях участвуют гиды, а шерпы обеспечивают маршрут.

Андрей Волков: Я могу рассуждать как спортсмен или как человек, который видит складывающийся рынок. Рынок остановить нельзя. Эверест — важный символ для людей, который рождает спрос, а тот в свою очередь рождает предложение. Как спортсмен, который никогда не был в коммерческих экспедициях, я обратил внимание на большое количество провешенных перил в фильме. В 1992 году такого не было. Было немного рваных веревок на Ступени Хиллари, остальное мы провешивали сами. У нас не было шерпов и был ничтожный доступ к кислороду. Но если коммерциализация происходит, бессмысленно вставать у нее на пути. И операторы должны друг с другом договариваться и формулировать бизнес-нравственность восхождения. У советского альпинизма была высоконравственная основа: сам погибай, а товарища выручай. Но это правило нельзя применить к коммерческим экспедициям, участники которых купили дорогую путевку. Должны ли люди все бросать и оказывать спасательные работы?

Героизм в горах. Как помочь умирающему альпинисту

Ксения Чудинова: Некоторые участники экспедиций пожертвовали своим восхождением ради спасения других. Мне эти люди кажутся настоящими героями: 24-летний израильтянин Надав Бен-Иегуда, который помог спуститься турку, или, например, американская семья Вудхолл, которая попыталась помочь умирающей Френсис Дистефано-Арсеньевой, не справилась с этим и через восемь лет вернулась специально, чтобы «захоронить» ее тело, обернув в американский флаг и сбросив с обрыва. А вы кого считаете героем?

Александр Абрамов: Не хочу вас расстраивать, но истории, о которых вы рассказали, не соответствуют действительности — их написали журналисты. Я оказался в одном самолете с этим «спасенным» турком, и он рассказал мне, как все было на самом деле. Турок объяснил, что он отдыхал на склоне, когда мимо прошла экспедиция. В ней был молодой израильтянин, он сильно выдохся. Шерпы помогли им обоим спуститься, а после этого альпинистов пригласили в посольство Израиля, сделали фотографии с флажками в руках. На следующий день в газетах появилась история о молодом израильтянине, который спас умирающего турка.

То же самое можно сказать об истории с Дэвидом Шарпом. В один год с Шарпом погибло еще 15 альпинистов. И дело не в равнодушии тех, кто прошел мимо, а в том, что умирающим невозможно было помочь. Можно было только лечь рядом, заплакать и умереть. Или пройти мимо и жить дальше. Ведь пронести 100 килограммов по двух-трехкилометровому гребню, по которому люди и так с трудом перебираются, физически невозможно. Чтобы спустить Шарпа живым, нужна была слаженная работа 20 шерпов, которые занимались бы исключительно его телом. Как можно было обвинить безногого инвалида, который якобы ради своей гордыни прошел мимо умирающего, что он не остался умирать рядом?

Андрей Волков: Тот, кто собирается подниматься выше семи километров, должен по-другому относиться к нравственности: он не может рассчитывать, что в опасной ситуации кто-то бросится его спасать. Он не имеет права на это рассчитывать. Он должен рассчитывать только на себя. Альпинисты выглядят очень жестокими в таком разговоре, поэтому я хочу сгладить углы. Трижды восходивший на Эверест руководитель нашей экспедиции в 1992 году Иван Душарин был свидетелем моей истории: при спуске группы один из участников, новозеландец, стал плохо себя чувствовать. У него закончился кислород. Когда вы идете на большом расходе кислорода, вы очень от него зависимы, и новозеландец был в очень плохом состоянии. Я совершал восхождения, используя кислород в небольшом количестве, так как имел большой высотный опыт. На вершине и при спуске я его не использовал, так как чувствовал себя прекрасно. Поэтому я отдал новозеландцу свой баллон. Не знаю, спасло ли ему это жизнь и насколько помогло. Люди помогают друг другу, когда действительно есть чем помочь. В этом смысле с этикой у альпинистов все в порядке.

Александр Абрамов: Андрей, если бы ты реально плохо себя чувствовал, понимал, что без кислорода мог бы сам умереть, ты бы отдал баллон новозеландцу?

Андрей Волков: Вы провоцируете!

Ксения Чудинова: И все-таки вы смогли бы пойти дальше?

Андрей Волков: Да!

Ксения Чудинова: И все равно, Андрей, в моих глазах вы — герой.

Андрей Волков: Альпинисты никогда не используют этого слова в отношении друг друга.

Ксения Чудинова: Иван, а для вас кто герой?

Иван Душарин: Андрей правильно сказал, что слово «герой» в нашей среде не используется. После случая с новозеландцем Андрею хотели присудить международную награду, но он отказался: спасли человека и все, зачем что-то оформлять? Конечно, у нас складываются особые отношения друг с другом после тяжелых восхождений. И в обычной жизни я могу назвать друзей-альпинистов героями, но все-таки так говорить не принято. Поступок Андрея — это поступок нормального мужика и альпиниста.

Мечта и амбиции. Зачем люди покоряют вершины, рискуя жизнью

Ксения Чудинова: Мы — те, кто сидит внизу и никогда не бывал на вершине, — без конца читаем про восхождения самого молодого альпиниста, самого старого альпиниста, первой женщины, первой американки, первой новозеландки, первой женщины с грудным младенцем. Слово «первый» звучит везде. Желание быть среди избранных — это сочетание амбиций и проверки своих возможностей? Что вас поднимает на вершину?

Александр Абрамов: Решение идти на Эверест принимают амбициозные люди. Они же хотят еще и прыгнуть с парашютом, сделать трюк на мотоцикле. Они берут от жизни все. Им нужен Эверест — они его получают.

Ксения Чудинова: Людмила, вы восходили на Эверест дважды. Зачем?

Людмила Коробешко: У меня ответ банальный: муж — альпинист. Несколько лет уговаривал, и я пошла. Во второй раз мы участвовали в проекте: меньше чем за год надо было обойти все семь вершин. И я поднялась второй раз.

Денис Абуев: Мой ответ тоже банален: Эверест был моей мечтой. К этой цели я шел долго, готовился заранее. Поддержка близких помогла мне осуществить мечту.

Ксения Чудинова: А вы шли с флагом? Все говорят, что восхождение — это их личный выбор, личное испытание. А на вершине фотографируются с флагами страны. Значит, это не личное?

Денис Абуев: Я занес на вершину флаг СССР альпиниста Владимира Шатаева, который уже бывал на Эвересте. И мне было просто интересно донести его туда еще раз. Флаг — это символ. Ты на вершине можешь сфотографироваться с каким-то неизвестным мужиком рядом или с чем-то родным, например, с флагом. Некоторые отрабатывают спонсоров и несут наверх их флаги: руки отморожены уже, а надо достать и сфотографировать.

Ксения Чудинова: А вы перед восхождением думаете о том, что можете никогда не вернуться к семье? Инструктируете своих близких на этот случай?

Сергей Дудко: Таких мыслей у меня не бывает, своих близких я не инструктирую. Они переживали, конечно, поэтому следили за информацией о моем подъеме на сайте. Но я не согласен с Сашей Абрамовым в оценке достоверности фильма. Я не профессиональный альпинист, обошел шесть вершин. Экспедиции не так драматичны. Может, нам повезло с командой и погодой. Но Эверест из проекта «7 вершин» оказался не самой тяжелой горой. Практически любой человек в хорошей физической форме может привести себя в порядок и при достаточной мотивации подняться на вершину. На Эверест могут взойти очень многие, все не так страшно.С