Вадим Рутковский: Это наша «Родина»

Так вышло, что я видел «Родину» дважды – осенью 2014-го, с черновым еще звуком, и летом, на «Кинотавре», отшлифованный, без помарок, вариант, – и думаю, что будет и третий раз. Потому что «Родина» реально берет в плен: ее трудно забыть, к ней хочется возвращаться – как к фильму-роману. Герои этого современного эпоса – наши соотечественники, оказавшиеся в Гоа. Кто – случайно, как Гарри (Андрей Смоляков), олигарх, заставивший посадить личный самолет в первом же более или менее подходящем месте в воспитательных целях: повздорил с дочкой-подростком Евой (Любовь Аксенова), решил проучить, но проучил в итоге только себя. Кто – сознательно, как сибирский пацанчик Макар (Петр Федоров), спустивший драгоценный отпуск на жадный поиск просветления. «Родина» сплетает несколько судеб в один тугой узел.

Я страшно горд, что знаком с режиссером Бусловым, что он для меня – Петя, а я для него – Вадя: режиссеров такого уровня в мире единицы. Смешно, что с первого взгляда я Петю невзлюбил. Дело было во ВГИКе, в 1999 году. Мой киноведческий курс (который наш 86-летний мастер Юренев так причудливо набрал, что на девять красивых девушек приходился один парень – я) отчего-то отправили в «чужой», режиссерский кинозал на первом этаже, куда в середине просмотра завалил Буслов, тоже (и с бóльшим правом, чем мы) претендовавший на помещение. Был нагл, весел, остроумен – шутил с моими однокурсницами, подбивая освободить помещение. Я негодовал – а спустя короткий отрезок времени с Петей подружился, посмотрев его гениальную короткометражку «Тяжелая работа старых мойр».

Первый, с кем тянет сравнить Буслова, – Мартин Скорсезе. Но вряд ли сам Петя одобрил бы сравнение – и это, и вообще любое. Вот я пытался выпытать источники вдохновения, долдоня, что жанр фильма-романа, в котором снята «Родина», огромная редкость сегодня, когда кино измельчало, а романная форма выродилась в сериальную рутину. А в ответ: «Не было никаких источников. Этот фильм уникален». Это правда; уникален и Буслов, создавший и жесткое, и нежное, избегающее трафаретных ответов высказывание о поиске себя, о внутреннем космосе, путешеству­ющем за хозяином поверх территориальных границ.

Еще Буслов не болтун. Отличное качество, но для журналиста – мука мученическая. Я спрашиваю: что заставило возводить такую сложную, многофигурную композицию, проводить месяцы в экспедиции в Гоа – одним словом, выбирать тяжелый труд? На какое вознаграждение ты рассчитываешь: кассу, народную любовь, признание (или, на­оборот, ненависть) критиков, улучшение кармы, выгодный контракт, обретение смысла жизни? И, задавая такой вопрос, рассчитываю на серию баек и прибауток. Забыл, с кем говорю. «Режиссер, – вразумляет меня Петя, – рассчитывает только на одно – снять хороший фильм. А как продюсер я рассчитываю на народную любовь».

И так все время. Так и должно быть. Владимир Высоцкий – герой предыдущего полнометражного фильма Петра – резко реагировал на идиотский, в сущности, вопрос «Что вы хотели сказать этой песней?». Настоящим режиссерам – как поэтам – нет нужды растолковывать свои тексты. А этот диалог расценивайте как способ привлечь вас в кинотеатр на «Родину», лучший отечественный фильм года.

СТвой фильм, который, безусловно, и о любви, и о тяжелой работе старых мойр, по хитро сплетенным тропам которых мы движемся в не всегда нам понятных направлениях, в первую очередь, по-моему, о поиске ответа на вопрос «Кто я?» – и ответ на него может быть сугубо индивидуальным. А на какую реакцию ты рассчитывал? Человек должен выйти из зала каким?

Другим. Измененным.

СПочему ты выбрал музыкальным лейтмотивом «Королеву фей» Перселла?

Потому что «Королева фей» – волшебная музыка. Гармоническая структура, английское барокко. И Ева в фильме – королева фей. Она буквально «влетает» в фильм. Это важно.

СТвой «Бумер» стал красивым и кровавым романтическим эпилогом 1990-м. «Высоцкий» в каком-то смысле был косвенным отображением нулевых, десятилетия без  особых примет, но проникнутого ностальгией по советским временам. Можно ли считать «Родину» срезом десятых, когда Россия разбогатела, стабилизировалась, насытилась – но внутренний раздрай никуда не делся, глобально он проявляется военными действиями и кризисом,  а на  частном уровне, даже в декорациях райского курорта, – неуютом, дискомфортом, тотальным дисконнектом, который мучает твоих персонажей? Допустима ли такая  трактовка?

Любые трактовки допустимы. Чем их больше, тем мощнее то чувство, которое фильм после себя оставляет.

СРодина – это что? Я думаю, что не только Россия, от которой, конечно, не уйти. Но герои могли бы быть хоть немцами, хоть монголами – ты согласен с этим?

Только у русских понятие Родины столь глобально. 

СМожно ли считать фильм политическим?

Что понимать под «политическим фильмом»? Наверное, политический фильм делается по заказу и оплачивается этими самыми политиками. Если говорить про эпизод сжигания паспорта, то этот акт связан с желанием человека принадлежать самому себе, потребностью противостоять той или иной системе ценностей и координат. Системе, которая вшита в подкорку, впитана с молоком матери и первым глотком воздуха на этой планете.

СМного лет назад ты подарил мне книгу Александра Сухочева «Гоа-синдром», об экранизации которой тогда думал. От той идеи ты отказался, но Гоа никуда не делся.

Дело в том, что найти хороший материал для фильма крайне сложно. Я очень полюбил это место, полюбил всех, кто там жил. Я, как коллекционер, изучал разные виды и каждую судьбу, историю. С того самого времени, как мои ноги ступили на индийскую, гоанскую землю, я захотел снять фильм. Далее – уже вопрос времени. Сначала вышла книжка Саши Сухочева, первая про гоанскую жизнь. Книжка была интересной, но мне не хватало в ней драмы. В ней было много этнической составляющей из жизни индийской семьи, и про сексуальную революцию в Индии, которая пришла отчасти вместе с русскими рейвами. Затем я пригласил для написания сценария своего друга Андрея Мигачева, и тогда была придумана «новеллная» структура, которая мне казалась тогда единственно возможной формой. Однако по мере моего режиссерского роста и задачи становились сложнее. Я, как бульдог, вцепился в этот проект и не выпускал его, даже когда другие давно остыли. Потом возник Алексей Шипенко. С ним мы довели сценарий, который устраивал меня на сто процентов. Ну а дальше – как обычно: найти финансирование под проект про какую-то там Индию и про каких-то там русских, который был мало кому интересен. А если у кого-то и возникал интерес, то сразу следовали предложения про переделки сценария и про собственные пять копеек, которые считалось своим долгом внести. Естественно, со мной так не прокатит. И не прокатывало. Проект стоял. Затем возник «Высоцкий», продюсерский проект Максимова и Эрнста. Мне на почту пришел сценарий. Я прочитал. Сценарий был талантливо написан Никитой Высоцким. Я подумал: нужно делать. И сделал. Это был хороший проект. Отличная команда. Но это был проект, где я был приглашенный режиссер, а у меня был свой проект, личный, который лежал и не двигался с места. В какой-то момент он превратился в челлендж! И я вернулся к нему и понял, что не успокоюсь, пока не сниму его.

СВот снобовский автор Ксения Собчак фильмом была страшно раздражена – как думаешь, что именно и кого должно в «Родине» выбешивать? Как ты отнесся к посту Собчак в твиттере, написанному после просмотра в Сочи? Наташа Москальонова, PR-директор компаний СТВ и «Наше кино», рассказала мне, что Ксения Анатольевна пеняла на то, что ты не знаешь, как сажать частные самолеты...

Про самолет история такая. Я нарочно не стал проснимать экстренную посадку самолета. Мне это неинтересно, есть целые фильмы, которые подробно рассказывают, как самолет садится. В «Родине» происходит работа с архетипом. Мы ведь не спрашиваем, как Создатель сотворил мир за семь дней, это просто есть, и все. Так  и в моем фильме. Бог не спрашивает, самолет может или не может сесть, он просто оказывается там, где он есть, где д о л ж е н быть. 

СТы помнишь, как первый раз приехал в Гоа? И вот еще многие интересуются: ты говоришь «в Гоа» или «на Гоа»? Почему в фильме нигде не произносится «Гоа» – и так все понятно или ты намеренно не хотел обозначать место действия, как в сказке «в некотором царстве, в некотором государстве»?

Наверное, это возникло от поговорки «Заработаем бабла и уедем на Гоа». «На Гоа» говорят те, кто прилетел в Гоа совсем недавно, потому как они, наверное, считают, что Гоа – это остров. В какой-то мере это, конечно же, остров – таинственный остров. Но если руководствоваться правилами русского языка, то, конечно же, «в Гоа». Но называть это место в фильме совершенно излишне. Этот фильм только «маскируется» под бытовой и конкретный, на самом деле он волшебный по архетипу, структуре, темам.

СВ «Родине» довольно много диалогов на английском языке, вместе с российскими звездами играет популярный немецкий актер Стипе Эрцег, отличные актеры-индусы – у тебя возникала мысль об интернациональном проекте, целиком на английском языке? Про что он мог бы быть?

Этот проект и есть «Родина». Семьдесят процентов фильма – на английском языке. С иностранцами было работать очень здорово. Никаких границ в восприятии или в том, что связано с актерским существованием в кадре. Стипе – это мой давний приятель, он снялся в фильме по дружбе. Впереди у нас полнометражный проект, где он играет главную роль. Шив Субраманьям, болливудский актер, сыгравший Дипака, это подарок – благословение индийских богов. Конечно, меня интересуют интернациональные проекты. Они позволяют работать с большими возможностями, как производственными, так и финансовыми, что для меня синоним и художественных возможностей. Я, конечно, могу снять фильм про человека, находящегося в одном помещении, и за этим будет невероятно интересно наблюдать, да и изображение будет, скорее всего, ч/б, – но ВГИК я давно окончил.С