Алексей Алексенко: О происхождении простых мыслей

Откуда вообще у людей берутся мысли — одна из самых жгучих тайн современной науки. Некоторые (как, например, уважаемый Алексей Буров) вообще считают, что загадка эта неразрешима в рамках материализма. Как получилось, что слизистое черт-знает-что на одной из планет одной из галактик что-то там валяет у себя в голове — и в результате понимает, как устроена Вселенная? И Вселенная как бы подмигивает в ответ, оказываясь устроенной именно так, как оно себе подумало? «Проблема теоретизируемости» — так это называют в их кругах.

В чем тут тайна, я попробую на пальцах объяснить в последующих абзацах, набранных курсивом: если вам не интересна метафизика, можете эти абзацы пропустить без ущерба для нашей истории.

Был такой замечательный английский писатель Клайв Льюис, известный многим как автор сказок про Нарнию. Начитавшись трудов св. Фомы Аквинского, он изложил загадку мышления следующим образом. Мысли, как все несомненно согласятся, возникают в материальном мозгу и связаны с материальными причинами. Увидел закат — подумал о смерти. Получил кувалдой по башке — вся жизнь пронеслась перед глазами. Получил задачку «Сколько будет 2 х 2?» — прошли какие-то химические реакции в ваших нейронах, и вы выдали ответ: «4!»

С другой стороны, мысли (в большей или меньшей степени) являются продуктом логических рассуждений. То есть после удара кувалдой по затылку никаких рассуждений нет, чистая физиология, а вот 2 х 2 = 4 — тут уже важно то, что этот ответ «правильный», то есть логически согласуется со всей арифметикой. Получается, что ваш ответ «4» имеет сразу две цепочки причин: материальных (реакции в ваших нейронах) и рациональных (правила арифметики).

Если вы задумаетесь об этом, то сразу поймете, что так не бывает: не может быть у одного события двух разных, не связанных между собой причин. Просто потому, что эти причины совершенно не обязаны согласовываться друг с другом, раз уж они «несвязанные». Более того, в быту люди частенько неявно исходят из того, что если у мысли есть материальная причина, то эту мысль уже нельзя считать вполне разумной. «Он так рассуждает, потому что он еврей!» — материальная причина сразу ставит под сомнение достоверность логических выкладок. «Ты вчера решил, что я инопланетянин, потому что выпил 900 граммов водки» — тут наличие материального графина «Зимней дороги» и вовсе исключает необходимость восстанавливать логический ход мысли собеседника.

Тем не менее, когда мысль оказывается чуть более сложной, а ее материальные причины не сразу видны, мы как-то миримся с этим парадоксом. Вроде человек разумный, не пьяный, и предложенное им решение уравнения Шредингера для атома водорода вроде бы верное (то есть и в моей голове оно тоже кажется верным) — так не все ли равно, что у этого решения есть такие же химические причины в коре мозга, как и у нелепого пьяного вывода насчет моего инопланетного происхождения?

Нет, дорогие мои, не все равно: со времен Фомы Аквината философы не выдвинули разумного разрешения этого парадокса, не привлекающего «метафизические» категории, а биологи, увы, нисколько не продвинулись в объяснении того, почему же нашим мыслям — рожденным малопонятными химическими реакциями в особых клетках — все же иногда можно доверять. И тут есть два варианта: либо вслед за Алексеем Буровым и его соратниками допустить, что есть в мире вещи, не подчиняющиеся физической причинности, либо, вслед за основной массой ученых-материалистов, смиренно надеяться, что рано или поздно эта загадка решится каким-то неожиданным образом, как раньше уже решилась загадка эволюции или загадка массы слабых калибровочных бозонов.

Если вы решились идти по первому пути, вам естественно придавать особое значение самым сложным мыслям: о законах Вселенной, о природе математической логики и т. п. Разумеется, этот путь приведет вас к благоговейному удивлению перед тайной мышления и мудростью Создателя. Но больше, увы, никуда. Если же вы придерживаетесь тактики «потихоньку во всем разберемся», то, напротив, естественно начать с мыслей попроще. Желательно таких, у которых особых рациональных причин вообще нет, а есть главным образом химические, материальные. Этим путем и идет, с переменным успехом, современная нейробиология.

Итак, чтобы разобраться в природе мыслей вообще, лучше начать с мыслей попроще. Две научных публикации последней недели как раз и трактуют проблему под этим углом. Одна из этих работ — о круглых червях, другая — о людях, но в чем-то они перекликаются между собой. А именно в том, что мысли, о которых идет речь, безобразно просты. 

Мысли червей

Круглый червяк C. elegans (читается «Си-элеганс») называется «элеганс» потому, что он изящный, то есть маленький. Биологи очень любят изучать этого червяка. Причина как раз в его малости. С одной стороны, тут есть сложность, потому что его почти не видно невооруженным глазом. С другой стороны, вы наверняка знаете (а если нет, то вот сейчас узнаете), что клетки всех животных — от тли до кашалота — одинакового размера, просто у кашалота клеток больше. У «си-элеганса» клеток совсем мало. Более того, все эти клетки ученые уже знают наперечет, они сосчитаны, названы по имени, и их родословные от оплодотворенной яйцеклетки досконально известны.

В том числе, естественно, пересчитаны и все клетки нервной системы червя. У него, кстати, точно такие же нейроны, как и у нас с вами, просто их гораздо меньше. Нейроны вообще работают практически одинаково у всего царства многоклеточных животных. То есть если где-то когда-то зародилось чудо интеллекта, корни надо искать там, у самых примитивных образцов жизни. Хоть они и не «думают» в точном смысле слова, но все нужные механизмы у них уже есть.

Наши черви бывают двух сортов: самцы и гермафродиты (то есть самки, которые при необходимости могут оплодотворить себя сами). У гермафродита 302 нейрона, у самца 380 с лишним — так мракобесная идея о превосходстве мужского пола получает лапидарное подтверждение на самом примитивном уровне развития жизни.

Ну так вот, на днях ученых, изучающих этого круглого червяка, ждал большой сюрприз. Они обнаружили у червяка-мужчины еще два нейрона недалеко от носа, о которых раньше и не подозревали. Причину этой оплошности можно понять: оказалось, что эти нейроны развиваются позже, уже при достижении червяком социальной и половой зрелости.

Зачем им эти нейроны? Вот они-то, как выяснилось, отвечают за те самые «простые мысли». Дело в том, что у червяка отлично развиты органы вкуса: он ориентируется в среде в основном по химическим сигналам. В частности, червяк терпеть не может подсоленную воду, старается ее избегать. Однако взрослый самец все же решается плыть в сторону увеличения солености, если именно там находится половой партнер (то есть готовый к спариванию гермафродит, выделяющий соответствующий химический сигнал). То есть он решает дилемму «секс или сытая спокойная жизнь?» в пользу секса.

А вот если удалить два пресловутых новых нейрона, эта авантюрная черта характера у червяка пропадает. То есть со спариванием у него по-прежнему все нормально, и единственное, на что он больше не способен, — это твердо сказать «да» сексу, невзирая на последствия (в данном случае — в виде неприятного купания в соленой воде). Между сексом и комфортом он выбирает комфорт.

Если никто из уважаемых читателей мужского пола никогда не решал подобную дилемму и не делал подобного выбора, вам не понять, насколько такие решения могут разбивать сердце и определять судьбу. Всем же прочим должно быть ясно, сколь масштабно открытие биологов, о котором мы толкуем. Такая буря чувств и лихорадочных логических выкладок (если смотреть изнутри вашей психики) — а внутри у ней, как говорится, неонка, точнее два нейрона где-то там в носу. Это учит нас тому, что простые мысли, возможно, гораздо проще, чем мы о них думали. Не исключено, что и сложные мысли тоже окажутся вполне постижимы.

Мысли людей

С людьми все сложнее, чем с червями, по двум причинам. Во-первых, никто не разрешит исследователям удалять части человеческого мозга — пусть даже всего пару нейронов — ради научного любопытства. Во-вторых, нейронов у людей куда больше, чем у червяков, и область их специализации очерчена весьма зыбко. Вот, в частности, известно, что медиальная префронтальная кора (это, грубо говоря, посередине лба) оценивает внешние угрозы и отдает сигнал, если в ответ надо что-то предпринять.

А что такое «угрозы»? Дерево падает — угроза! — надо отскочить. Это простой пример. Но бывает и посложнее. Примерами посложнее как раз и занялись исследователи из Калифорнии. Они взяли испытуемых добровольцев-студентов и разделили на две группы. У одной половины добровольцев медиальную префронтальную кору (МПФК) подвергали легкому воздействию магнитного поля (это известный терапевтический метод, так теперь даже лечат депрессию). Это был контроль. А в другой половине магнитный импульс был пожестче, так что эта часть мозга временно инактивировалась. Часть мозга, напомним, распознающая угрозы.

Затем испытуемым предлагалась непосредственно сама угроза. Непростая угроза, можно сказать, экзистенциальная. Ребят заставляли отвечать на вопросы об их неизбежной смерти. После чего им задавали другие вопросы — о том, насколько они верят в бога. Что бы вы думали? Студенты, получившие хороший магнитный удар по МПФК, выражали свою веру в бога куда менее убедительно, чем контрольная группа. Как-то не особо верилось им в бога, после того как механизм тревоги был отключен.

В другом опыте угроза была другая: добрым американским парням и девчатам прочли письмо иммигранта домой, в котором эта неблагодарная скотина очень нелестно отзывалась об Америке. Затем опять же последовали вопросы — на этот раз о миграционной политике. Контрольная группа в меру разозлилась на мерзавца-мигранта и высказывала разумные идеи по ограничению миграции вообще, ибо размывают, подлецы, изнутри нашу сплоченную нацию. А вот те, которым хорошенько шарахнули магнитным полем по МПФК, вообще утратили бдительность и скатились в разнузданную толерантность. Мол, пусть приезжают, работают, обустраиваются и пишут домой что хотят, нам-то что за дело.

Итак, простое воздействие на мозг (по своей тонкости и специфичности сравнимое с ударом молотка) оказалось способно воздействовать на мысли, притом на ту их интимную часть, которую принято называть «убеждениями». Убеждения — это от слова «убеждать»: предполагается наличие большой внутренней работы, сложных цепочек логических выводов, столкновения аргументов и контраргументов... А вот и нет: простой магнитный импульс позволяет легко переключить эти самые «убеждения», превратив закоренелого консерватора-ксенофоба в расхлябанного либерала и даже, прости Господи, мультикультуралиста.

Мораль тут, видимо, такая: сложность наших мыслей не надо переоценивать. Если хотите считать их чудом Божиим — это ваше право, но вознесите отдельную хвалу Творцу за то, сколь восхитительно простыми средствами Он этого чуда достиг. А если у вас что-то врожденное в медиальной префронтальной коре, и концепции «чуда» и «Творца» вас не трогают, просто отметьте себе, что ученые, возможно, когда-нибудь разберутся, каким образом мы думаем. И почему из этих мыслей нет-нет да и возникнет что-нибудь путное, помимо идеи ужесточения миграционной политики.

С популярным пересказом этих научных работ вы можете ознакомиться здесь и здесь.